– Нет, так не пойдет, – возразила я. – Учитывая то… – Я остановилась.
«Учитывая то, что вы – подлец, который пытался соблазнить меня прошлой ночью», – этого я не сказала, но могла понять по его взгляду, что он все понял. Он стоял, выжидательно склонив голову.
– Учитывая то, что больше с нами никого не будет, – выкрутилась я.
Он улыбнулся.
– Но мы с вами некоторым образом родственники, пусть и дальние, – сказал он. – Так что все приличия соблюдены. – Мистер Синклар обладал талантом лишать меня дара речи.
– Оказывается, мы с вами в родстве? – спросила я, восстановив дыхание. – Как кстати!
Его улыбка стала еще шире.
– Клянусь, это правда, – подтвердил он. – Я – внук троюродного брата миссис Эбенезер Бэлфур по линии матери. Можете проверить по семейной библии, если не верите мне.
– Ах вот как! – хмыкнула я. – Ну, значит, все пристойно!
Миссис Кемпбелл нахмурилась.
– Извини, Катриона, – сказала она, – но мне кажется, что на такое дальнее родство не вполне можно полагаться.
– Да, – сказала я, стараясь не смотреть на мистера Синклара – вот уж на кого ни в коем случае нельзя полагаться! – Возможно, вы правы, мэм.
От дальнейших споров нас спасло прибытие экипажа из Глен-Клэр. С возгласом облегчения миссис Кемпбелл увлекла меня прочь из гостиницы, во двор, и посадила в коляску, даже не дав доесть крабовый суп.
– Теперь все будет в порядке, милая, – сказала она, не обращая внимания на то, что внешность у кучера была самая что ни на есть злодейская. – Ты благополучно доберешься до Глен-Клэр к ночи. Твои родственники наверняка будут рады тебя видеть. – Она с энтузиазмом расцеловала меня в обе щеки. – Обещай, что будешь часто писать мне.
Мистер Синклар передавал мои сумки конюху. Внезапно я почувствовала себя очень одинокой. Ни кучер, ни конюх явно не горели желанием разговаривать со мной, они едва удостоили меня угрюмым приветствием.
Мистер Синклар встал возле окна, чтобы попрощаться со мной, и на мгновение его дерзость куда-то исчезла. Он вдруг сделался очень серьезным, даже мрачным.
– Желаю вам удачи, мисс Бэлфур, – сказал он, словно прощаясь навсегда.
– Мистер Синклар, вы когда-нибудь приезжаете в Глен-Клэр навестить троюродную тетку… или кем она вам доводится? – спросила я неожиданно для самой себя.
Он улыбнулся.
– Очень редко, мисс Бэлфур, – ответил он. – Но вы увидите меня в Глен-Клэр до конца месяца.
Услышав это, я почувствовала облегчение и странную радость, но, естественно, очень злилась на себя за то, что действительно не отказалась бы увидеть его снова. Я надменно склонила голову и подала ему руку в величавой, как мне показалось, манере. Но он просто повернул мою ладонь внутренней стороной к себе, поцеловал и вернул ее мне, иронически приподняв брови. В то время как краска выступала на моем лице, я желала мистеру Синклару оказаться на дне озера.
– Благодарю вас, мистер Синклар, за оказанную услугу, – холодно сказала я.
– Не стоит благодарности, мисс Бэлфур, – ответил он и, глядя прямо мне в глаза, улыбнулся: – Если вдруг передумаете, вам стоит только сказать!
– Отказ часто оказывается очень болезненным, мистер Синклар, – сказала я. – Вы очень храбрый мужчина, если рискуете получить и второй.
Он рассмеялся.
– Вы еще не видели Глен-Клэр, – загадочно заметил он.
– Так вы – меньшее из двух зол? – осведомилась я. – Что ж, буду иметь в виду.
Его смех все еще стоял у меня в ушах, когда карета отъехала от постоялого двора и покатила по мощеной улице, ведущей к набережной. Я вытянула шею, чтобы еще раз взглянуть на море. Вскоре дорога повернула к высоким горам, и последний кусочек синевы пропал из вида. Хоть я и старалась не думать о том, как Нейл Синклар ухаживает за эдинбургскими красавицами, мысли о нем неотступно преследовали меня большую часть пути к новому дому.
Сейчас моим читателям может показаться, что я слишком привередлива по отношению к способам передвижения, однако карета, присланная из Глен-Клэр, оказалась гораздо хуже кареты лорда Страсконана. Как только я опустилась на набитое соломой сиденье, с него поднялось целое облако пыли, которая плотно осела на моих юбках, отчего они стремительно посерели. Могу поклясться, что видела, как с диванчика соскочила блоха.
Казалось, еще одна кочка – и коляска развалится на куски. Меня начало слегка укачивать; чтобы отвлечься от тряски, я старалась сосредоточиться на пейзажах, мимо которых мы проезжали. Поскольку ехали мы медленно, день успел перейти в вечер. Солнце все больше пряталось за горные вершины. Вереск на склонах сливался с папоротником в пурпурной и янтарной дымке. Над каменными пиками утесов кружил одинокий орел, голова его в лучах солнца отливала золотом. Наш путь лежал по дну лощины, вдоль речушки, окаймленной соснами. Здесь было очень красиво, но для меня, привыкшей к разбросанным там и тут фермам в Эплкроссе, этот пейзаж казался пустынным. Я думала: еще один зубчатый пик или голый склон – и я сойду с ума от одиночества.
Солнце давно уже скрылось за горами, багровые тени все больше серели, а я ужасно проголодалась к тому времени, когда мы повернули на еще более узкую дорогу, прогромыхали по деревянному мосту, перекинутому через ручей, и покатили вдоль широкого озера. Я приободрилась: наверное, это и есть озеро Клэр. Я села ближе к окну, стараясь в сумерках разглядеть свой новый дом, но впереди ничего не было видно – ни огней, ни вообще признаков жизни – ничего, кроме серебрящегося лунного света на воде.
Слегка разочарованная, я откинулась назад. В тот же миг коляску тряхнуло, она остановилась, и наступила тишина. Я подождала некоторое время, надеясь, что слуги объяснят, почему мы стоим, но никто так и не появился. Тогда я попыталась распахнуть окно кареты, чтобы самой посмотреть, что происходит. Но раму заело, и окно не поддавалось. Тогда я открыла дверцу и высунула наружу голову.
Мы остановились невдалеке от берега озера. С одной стороны коляски была вода, а по другую сторону вздымалась каменная стена горного склона. Мне еще повезло – удалось открыть дверцу достаточно широко, чтобы спрыгнуть на дорогу.
Подобрав юбки, я поспешила к передку коляски. Хотя лошадь была старой клячей с белой звездой во лбу, манеры у нее оказались куда лучше, чем у ее кучера. Она приветственно заржала и ткнулась носом в мои карманы в поисках угощения. Я погладила ее по носу.
От озера дорога вела в лесок. Кроме шепота ветра и шелеста тростника у воды, не было слышно ни звука. Ветер принес слабый запах дыма. Было промозгло; по коже у меня побежали мурашки, когда я поняла, что кучер и конюх куда-то пропали.
Вскоре что-то подсказало мне, что я больше не одна на дороге. Я круто развернулась, но было уже поздно. Чьи-то сильные руки обхватили меня сзади и притиснули к сильному мужскому телу. Мне зажали рукой рот. Несмотря на то что я извивалась и лягалась, стараясь освободиться, меня куда-то поволокли, и я услышала скрежет стали о камень.
Я совершенно не умею громко кричать. Когда я была маленькой и деревенские мальчишки дразнили меня и дергали за волосы, мне удавалось лишь тоненько визжать в ответ. Крайне обидно не уметь кричать, когда полезно было бы своими воплями вызвать обвал в горах. Полезно быть и подороднее – я же была настолько худой и легкой, что похититель тащил меня безо всякого труда. Вскоре он заломил мне обе руки за спину одной своей ручищей, а другой прижал к себе так сильно, что лишил меня не только возможности вырваться, но и увидеть его лицо.
– Я никогда не кричу, – сказала я, когда перестала вырываться и восстановила дыхание. Так как его рука все еще закрывала мне рот, мои слова прозвучали как нечто вроде «мммфф».
К моему удивлению, он тут же убрал руку.
– Я никогда не кричу, – повторила я.
– Кричи не кричи – здесь тебя никто не услышит, – ответил он с сильным горским акцентом.
Мне всегда нравился выговор жителей Северного нагорья. К тому же голос у него оказался низким, напевным и очень красивым. Пришлось напомнить себе, что он преступник и от него хорошего ждать не следует. Я сразу поняла, что он говорит правду: вокруг не было ни души. Никто не пришел бы мне на помощь, даже если бы я завыла, как ведьма-банши.
Я глубоко вздохнула:
– Что вы сделали с кучером и конюхом?
– Они сбежали, – не без радости ответил похититель.
– Трусы! – с отвращением проговорила я.
Не переставая крепко держать меня, он осторожно переступил с ноги на ногу:
– Не могу с вами не согласиться.
– Ну и что же вам нужно? – допытывалась я. – Вы – разбойник? Если да, сразу говорю: денег у меня нет.
Я немного кривила душой. У меня были пять фунтов от благотворительного Общества святого Варнавы плюс пять фунтов, щедро пожертвованные коллегами моего отца, и вдобавок еще фунт от мистера Кемпбелла – скорее всего, он, в нарушение всех правил, взял деньги с блюда для воскресных пожертвований. Одиннадцать шотландских фунтов[2 - Один шотландский фунт равен одному фунту стерлингов.] – неплохая нажива для разбойника с большой дороги.