Сладкий грех

– Спасибо, мне было так хорошо, – сказала она, стараясь за словами спрятать свои чувства.

– Рад служить, – рассмеялся Эван. – Побег больше не повторится? – спросил он, приподняв бровь.

Лотта кивнула. Ясное дело, теперь уже слишком поздно думать о чем-либо подобном.

– Я не убегу, – прошептала она.

Эван приник губами к шелковистой коже ее живота.

Лотта затрепетала, пытаясь одновременно нащупать какое-нибудь покрывало, чтобы прикрыться. Если бы сердце можно было закрыть так же, как наготу тела!

– Я проголодалась, – сказала Лотта, вдруг вспомнив, что уже давно ничего не ела, и с радостью отвлеклась на более прозаические потребности.

Эван сел на кровати, потянувшись за одеждой.

– У них здесь прекрасная кухня. Надеюсь, вы не откажетесь от сочного ростбифа?

– Звучит очень заманчиво, – подтвердила Лотта, чувствуя, как у нее в желудке все сжимается от голода. Она готова была бежать вниз, на хозяйскую кухню, откуда доносились такие вкусные запахи. Профессиональная куртизанка, безусловно, закончив любовную игру, вела бы себя утонченно и изысканно, сохраняя загадочность и недосказанность. Лотта же не могла проигнорировать свой разыгравшийся аппетит. Ей трудно бороться с искушением, поскольку последние дни она ела мало. Лотта чувствовала себя настолько расстроенной и несчастной, находясь в борделе миссис Тронг, что просто не могла смотреть на еду, переносить ее запах. А сейчас она просто умирала от голода.

– К тому же здесь подают неплохой ромовый пунш, – добавил Эван, натягивая на крепкие плечи сюртук и отшвырнув на стул смятый шейный платок.

– Следовало бы обзавестись новым перед тем, как мы отправимся дальше, – заметила Лотта.

– Думаю, в этом нет нужды, – весело ответил он и чмокнул ее в губы.

Эван вышел, Лотта осталась одна. Она накинула простыню и лежала, наблюдая, как сплетаются на потолке отсветы уличных фонарей.

Ее мысли все время возвращались к Эвану. Скорее всего, он прав. Он – тот самый мужчина, который ей нужен. Эван происходил из хорошего рода, он опытен в любви и так внимателен к ней. Лотта чувствовала огромную признательность за то, что он вернул ей веру в себя и напомнил, что плотские радости делают жизнь прекрасной. Как ни странно, именно чувство благодарности, переполняющей ее, а не голод заставляли Лотту с нетерпением дожидаться возвращения Эвана, чтобы снова насладиться близостью, которая возрождала ее к жизни. Но перекусить тоже не помешало бы.

И все же было в их связи что-то большее, чем удовлетворение плотской страсти. Лотта знала: стоит лишь заняться любовью с Эваном, как она вновь попадет во власть будоражащих и неуместных чувств, которые, вопреки жизненному опыту, он пробуждал в ней. Такова ее природа. Прежде ей приходилось притворяться, будто она не придает особого значения своим любовным похождениям. В действительности это то, что лежало на поверхности. А в глубине души она испытывала боль от несбывшихся надежд, которая заставляла вновь и вновь пускаться на поиски. И вряд ли смогла бы объяснить, что пытается найти в этой череде увлечений, но точно знала, что так и не нашла.

Разумеется, с Эваном будет то же самое.

Этот человек купил ее для развлечения, и, что бы ни происходило, ей придется всегда помнить об этом. Эван решил обзавестись любовницей от скуки, приятно скоротать время. Выбор пал на нее. И несмотря на то что он проявил терпение и доброту, нет смысла искать в их отношениях что-то большее. Лотта сделает большую ошибку, если поддастся соблазну снова пуститься на поиски чего-то несуществующего.

Она повернулась, чтобы плотнее завернуться в простыню, защищаясь от холода пустой комнаты. Ранимость – не самая удачная черта для куртизанки. Стоило бы вновь научиться выставлять острые углы. Так поступают настоящие жрицы любви, холодные и бесчувственные, так будет поступать и она. Это – ее будущее.

Эван вернулся с большим подносом, уставленным блюдами, способными угодить здоровому аппетиту. Поев, он уселся у камина читать газету. Лотта, в накинутой на плечи простыне, уселась у окна, наблюдая за публикой на Джордж-стрит, спешащей на балы и в театры. Казалось, сейчас она отрезана от мира, всей этой светской мишуры, прежняя жизнь потеряна для нее навсегда. Пытаясь спастись от внезапно нахлынувшего чувства одиночества, она повернулась к Эвану с явным намерением соблазнить его. С яростной страстью они предались любви. Несмотря на восхитительное наслаждение, в самых глубинах души затаилась все та же душевная боль и потерянность.

Глава 5

Эван проснулся первым. Он лежал и прислушивался к шуму неугомонного Лондона. Уличные торговцы уже зазывали ранних покупателей, тележки молочниц громыхали по мостовой, голоса, звон копыт, шарканье щеток, метущих улицу. Он всегда любил Лондон с его многолюдностью и суетой, стремлением к развлечениям и наслаждению. Париж – потрясающий город. Он самодостаточен и величествен, но Лондон всегда занимал особое место в его сердце, что удивительно при полном равнодушии к Англии вообще и к англичанам в частности.

Он немного подвинулся, стараясь не побеспокоить спящую Лотту, свернувшуюся рядом с ним теплым уютным клубочком. Какое-то время Эван смотрел на нее, с удивлением замечая, что испытывает от этого удовольствие. Она спала, дыша тихо и спокойно, легкая улыбка играла на губах, будто во сне все дневные тревоги оставляли ее, выплывая на поверхность сознания только с пробуждением.

Эван не имел привычки оставаться с женщинами на всю ночь. Он старался никогда не нарушать этого правила, чтобы не привязываться ни к кому. В случае с Лоттой у него просто не было выбора. С другой стороны, в отеле было много свободных комнат, так что можно было снять еще одну. Но эта идея даже не пришла ему в голову. Теперь он лежал и думал: почему?

Он спал недолго. А Лотта, утомленная любовью, уснула сразу же, уютно устроившись в его объятиях. Ее шелковистые локоны рассыпались по его обнаженной груди. Проснувшийся Эван лежал и прислушивался к ее сонному дыханию, наслаждался ее теплом. Он был сбит с толку и смущен, словно неожиданно попал туда, где все дышит покоем и исполнением того заветного, в чем сам порой боишься признаться.

«Все, – думал он, – пошло не по плану прошлым вечером». Ему нужна была самая скандальная в свете и печально известная из разведенных дам Лондона Лотта Пализер. Кто ожидал, что она окажется такой удивительно ранимой и трогательной. Вот кого он заполучил в свою постель! Занимаясь с ней любовью, Эван ощущал глубину и сладость, не знакомые ему прежде. Ему чудились в их отношениях близость и проникновенность, выходящие за обычные рамки секса. Это могло оказаться опасным. Те несколько часов, что они провели вместе, очень сблизили их. Эвану даже показалось, будто он переживает и тревожится за нее.

В свое время он имел дело со многими женщинами и почти всегда получал то легкое и нетребовательное удовольствие, к которому стремился. Практически никогда он не затягивал отношений, никогда не проводил с женщинами время вне постели, никогда не испытывал глубокого чувства ни к одной из них. Искусные и изощренные в любви, куртизанки вызывали у него чувство восхищения. Поэтому то невероятное, незнакомое и абсолютно нежелательное смешение эмоций, которое Эван ощущал от обладания Лоттой Пализер, застало его врасплох. Это не было похоже на прежние мимолетные связи. Он чувствовал себя так взволнованно, словно привел в дом невесту, а не купленную в борделе любовницу. Все началось лишь с небольшого урока искусного обольщения, а привело к гораздо более глубоким последствиям.

Все это иллюзии, попытка обмануть себя.

Он снова пошевелился, и Лотта сонно запротестовала, прильнув к нему плотнее, прижавшись всем телом, пытаясь снова ощутить его тепло и надежность. Эван подавил в себе желание отпрянуть, обособиться. Черт возьми, он боялся – боялся, будто его молили о том, чего он не мог дать. Одновременно пришло понимание того, как много чувств ему приходилось подавлять в себе в прошлом. Эван продолжал лежать рядом, опершись на локоть и поглаживая шелковые пряди ее волос, пропуская их сквозь пальцы. Кожа у нее такая же мягкая. Вся она дышала сладострастием, вызывая желание прелестными изгибами тела, не такого хрупкого, как у других. Лотта манила своей округлой мягкостью и полнотой именно в тех местах, где ему нравилось. Он позволил своей руке пройтись по оголенному плечу и спуститься вниз к изгибу пухлого локтя. Лотта снова пошевелилась, подвинулась поближе, щекотно коснувшись сосками чувствительной кожи, затем прижавшись к нему всей очаровательно круглой и полной грудью. Это непроизвольное движение вызвало в Эване сладкое желание немедленно овладеть ею. Она стала для него тем чувственным соблазном, без которого он не хотел и не мог больше обходиться. Думая об этом, он стал целовать белоснежные округлости ее груди, такие сладостные и искушающие. В самом дальнем уголке сознания затаилось предостережение. Ему никогда прежде не приходилось испытывать столь сильного влечения. Кто бы мог подумать, что именно она станет предметом его вожделения. Это шло вразрез со всеми его ожиданиями.

Возникшая путаница таит в себе опасность. Эмоции опасны не меньше.

Какой-то момент он еще колебался, но все его существо яростно требовало близости. «Это всего лишь секс», – уговаривал себя Эван. Чувства обострились из-за того, что он слишком долго отказывал себе. Он купил ее. Теперь Лотта принадлежит ему, и только он будет обладать ею.

Лотта открыла изумленные, затуманенные сном глаза и улыбнулась ему. Сердце гулко отозвалось в его груди неожиданным приливом нежности.

Она откинулась немного назад, увлекая Эвана за собой. Он перекатился, медленно прикрывая ее сверху и начиная тихо и размеренно любить ее, увеличивая наслаждение с каждым глубоким ударом, достигая пределов, которых раньше не представлял. Казалось, он отдает ей что-то и одновременно сопротивляется этому, пытаясь вернуть. Но мягкая настойчивость ее тела и жадная потребность собственных чувств продвигали его все глубже, сметая препятствия, снова и снова заявляя о своих правах на эту женщину. Дрожь сотрясала его тело, когда они закончили, обессиленные безмерностью испытанного наслаждения, покрытые любовной испариной в жаркой комнате, освещенной лучами высокостоящего солнца.

– Как прекрасно, – тихонько прошептала Лотта, ее глаза закрылись, а горячие губы прижались поцелуем к его плечу. Длинные темные ресницы иголочками легли на прелестные щеки, на губах заиграла улыбка, в которой соединились удовлетворение и понимание своей власти.

– Рад, что вы вновь почувствовали вкус к любовным утехам, – заметил Эван, откидывая в сторону смятые простыни. Его рука скользнула к ее роскошным бедрам. Удивительно, но, едва достигнув удовлетворения, он с новой силой желал ее. Эван чувствовал, что захвачен потоком, который несет его, давая возможность находить и терять, продолжая стремиться к какому-то нескончаемому удовлетворению. Вряд ли он сам отдавал себе до конца отчет, что же влечет его. Как долго он был независим, выбирая и зная, как поступать. С Лоттой ему все время казалось, что он сдает свои позиции, это вызывало протест, даже когда он страстно желал ее, заставляло узнавать ее, исследовать и изучать снова и снова, проникая все глубже и глубже.

Это наваждение необходимо остановить.

Эван сел на кровати, обхватив голову и запустив пальцы в густые волосы. Физическая любовь, как он полагал, должна быть проста, а на деле оказалась чертовски опасна. Он повел себя как влюбленный юнец, изо всех сил старающийся понравиться новой любовнице. Он готов был натянуть на себя простыню и повернуться к Лотте спиной, демонстративно игнорируя ее наготу. Эвану захотелось, чтобы она поняла, насколько мала ее власть над ним. В тот же момент он с удивлением понял, что она старается прикрыться и отвернуться от него! Эван почувствовал досаду. Он сорвал простыню, отшвырнув ее подальше на матрас. Лотте пришлось лежать обнаженной и беззащитной под его неотступным взглядом.

– Не накрывайтесь, – коротко приказал Эван. – Мне нравится, когда вы обнажаетесь для меня.

Лотта прихватила краешек простыни и, избегая его взгляда, украдкой пыталась подтянуть ее поближе к себе.

– Мне бы хотелось одеться…

– Вы не должны этого делать. Вы – любовница, а это значит, что ваша нагота принадлежит мне и вы должны выполнить мое требование.

Она подняла глаза и дерзко взглянула на него:

– Вы не страдаете деликатностью. Я слишком толстая, чтобы позволять себе выставляться напоказ. Вот и дайте мне наконец встать и одеться.

Эван не стал бы спорить с первой частью высказывания – его достойная осуждения потребность близости с ней способствовала некоторой неучтивости, зато вторая часть очень его заинтересовала.

– Вы – какая? – переспросил он.

– Толстая, – повторила Лотта. За ее вызывающим тоном Эван разглядел вспышку отчаяния. – Я всегда была полноватой. Тогда это было в моде. Но потом, когда я… когда Грегори начал бракоразводный процесс, я почувствовала себя настолько несчастной, что начала есть. В результате денег становилось все меньше, пока я не проела их все. – Бледная улыбка скривила ее губы.

– Вы ели оттого, что были несчастны? – Эван нахмурился. Ему не приходило в голову поинтересоваться, чем она жила те долгие месяцы, пока шел затеянный ее мужем бракоразводный процесс, в результате которого ее выкинули из дома на Гросвенор-сквер, как она чувствовала себя, когда ее имя со скандалом трепали по всем судам. Если он самонадеянно полагал, что возвращает ей радость прежней жизни, как он был наивен! Без денег, брошенная на произвол судьбы семьей и друзьями, обвиненная в распутстве и осуждаемая всеми, что она могла поделать с собой и своим несчастьем?

– Я, наверное, была больна – ела все подряд, особенно пирожные, булочки, печенье и мороженое, читала дамские журналы, а все остальное время спала.

Она снова потянулась за простыней, и на этот раз Эван не стал ее останавливать.

– Мне кажется, что, только впав в крайнюю нужду, я смогу снова похудеть. Как верблюд в пустыне, – невесело пошутила Лотта.