Пленница мрачного лорда

Рэйен поджал губы и посмотрел на брата с недоверием:

– Ну да, вижу. Касательно ее слабости наши с тобой взгляды расходятся. Она вовсе не слабая. Лишь несгибаемая сила воли помогла ей оправиться от такой раны.

– Но сейчас она спит, слабая и бесполезная для меня.

– Зачем тебе вообще ее допрашивать? Или ты получил что-то от Роберта из Брайнмора? – спросил Рэйен.

– Да, он прислал мне весточку. Похоже, у них пропала женщина. Некая Анвен.

– Вопрос в том, Анвен эта девушка или нет.

– И в том, представляет ли она угрозу, – добавил Тиг.

Во сне ее лицо смягчилось, но руки были по-прежнему сжаты в кулаки, что придало ей решительный вид даже в таком уязвимом положении. Тига захлестнуло чувство раздражения. Она для него чужая, и ему требуются ответы.

– Мне нужно привести себя в порядок. Проследи, чтобы она получила должный уход, – приказал он, прежде чем покинуть комнату.

Когда Анвен снова очнулась, вокруг царил непроницаемый мрак. На сей раз она не пыталась повернуть голову. Горло саднило, пустой желудок скрутило от голода. Сон дарил благословенное забытье, но что-то разбудило ее. Она уловила запах кожи и сандалового дерева.

Подняв веки, она увидела рядом с собой мужчину. Он находился так близко, что тьма в его глазах казалась сродни тьме в комнате. Тут его жаркий взгляд коснулся ее, и она сообразила, что в этой тьме есть нечто живое. На нее снизошел покой. Тот, кто утешал ее прошлой ночью, снова был здесь.

– Вы вернулись, – проговорила она, пытаясь улыбнуться.

Он не ответил и не отвел взгляда. Анвен тоже была не в силах потупиться. Если будет смотреть достаточно долго, сможет увидеть…

Боль!

Боль резанула ее мозг, ярко вспыхнув где-то за глазами. Агония продлилась несколько мгновений и погасла, оставив Анвен задыхающейся, жадно хватающей ртом воздух. Ее ладонь сжала чья-то теплая рука, и она всецело сосредоточилась на этом ощущении. Через несколько мгновений дыхание пришло в норму, но тупая боль, придавливающая ее к постели, никуда не делась.

– Я не хотел будить тебя, – произнес он.

Эти простые слова показались ей исполненными некоего смысла. Анвен уловила в его тоне беспокойство или, скорее, боль и одиночество. Это еще больше сбивало ее с толку. Головная боль возвращалась. Он так добр, он не желает ей зла. Анвен испытала потребность сделать что-то для него, но никак не могла открыть глаза, чтобы поблагодарить хотя бы взглядом.

– Я хочу… – прошептала Анвен.

Голос ее стихал, дремота мягко порабощала разум и тело.

Видя, что она ускользает от него в объятия сна, Тиг испытал безумное желание разбудить ее снова. Глядя на ее ладонь, которую он по-прежнему держал в своей, он прислушивался к ее дыханию. Пора уходить. Несмотря на боль, девушка поправляется, и скоро ему придется решать, что с ней делать.

Нежно проведя рукой по постели, Тиг подошел к окну и, распахнув тяжелые ставни, выглянул во двор. Мрачные каменные стены освещались зажженными факелами, и стоящие на страже часовые были легко различимы в свете полной луны. Глядя на них, он пытался вспомнить, как же зовется охватившее его душевное волнение. Тиг никогда прежде не тяготился своим одиночеством, но теперь его терзало томление, которое невозможно было укротить.

Отвернувшись от окна, Тиг прислонился к раме. Что за безумие его охватило? Должно быть, все дело в усталости. Не удостоив спящую девушку и взглядом, он покинул комнату.

Глава 3

Анвен проснулась, почувствовав у себя на щеке чье-то дыхание с одышкой, и увидела смотрящую на нее пару мутно-серых глаз, сморщенную, как старинный пергамент, кожу и копну снежно-белых волос.

Старушка радостно усмехнулась:

– О, ты проснулась! Меня зовут Эдит. Как чувствуешь себя? Получше? Мы знали, что сегодня ты придешь в себя. Ты и вчера очень старалась, но, конечно, тебе стало ужасно плохо, и тьма снова тебя утянула. Все мои старания едва прахом не пошли!

Анвен заморгала, пытаясь понять, что ей говорит Эдит, но это было то же самое, что слушать песню ветра в кронах деревьев. Смысл она скорее почувствовала, чем осознала.

– Я так и сказала сегодня: это дитя будет жить. – Эдит смочила полотняный лоскут и нежно омыла лицо Анвен прохладной водой. – Жар еще не совсем отступил, как я погляжу. Но с тем, что было, не сравнить. Ну и напугала же ты нас пять дней тому назад, когда Сам принес тебя, бездыханную, точно пришибленную кухонную крысу.

Не без труда Анвен удалось повернуть голову.

– Пять дней? – переспросила она. – Где я?

Яркий свет, льющийся через многочисленные высокие, узкие окна, резал глаза. Все же она различила массивную кровать черного дерева с изящной резьбой, на которой лежит, укрытая кремовым покрывалом с темно-красным шитьем по краю. Тот же цвет повторяется и на сберегающих тепло драпировках стен. В комнате имеются резные столы и стулья, сундук с медным замком и много-много оленьих шкур.

Ни один предмет обстановки Анвен не был знаком. Однако по всему видно, что комната принадлежит кому-то очень богатому.

– О-о-о, ты заговорила! О да, миледи. Ну, может, чуток побольше, чем пять дней. – Схватив несколько подушек, Эдит подложила их под спину Анвен. – Ты небось, умираешь от голода, моя бедняжка.

Пребывающая в смятенных чувствах Анвен не должна была испытывать голода, но маленький хлебец и графин с вином на столе рядом с ней показались настоящим пиром.

– День за днем одним бульоном и питалась. – Эдит стала отламывать кусочки хлеба и подносить к губам Анвен. – Ну, как? Вкусно? Слишком много, да?

С набитым хлебом ртом Анвен не могла вымолвить ни слова.

– О чем бишь я говорила? Ах да. Ты даже спящая весь дом на уши поставила. Сам-то все спрашивал, как о тебе заботятся, и, если ответ ему не нравился, шел и лично проверял. Никогда раньше такого с ним не было.

Эдит продолжала кормить Анвен хлебом, хотя той очень хотелось задать несколько вопросов. Например, где она, о ком все время упоминает Эдит, да и кто такая сама Эдит, в конце концов?

– Сам? – наконец промямлила она.

– «Сам», говоришь? Неужто совсем ничегошеньки не помнишь? – Эдит сокрушенно покачала головой. – Значит, одним вопросом меньше. Мы тут побились об заклад – ну, не то чтобы мы, и не то чтобы об заклад – я-то такими вещами не занимаюсь, – но на кухне многие болтают, уснула ты потому, что головой ударилась, или Сам к тому руку приложил. Раз ты о нем ничего не помнишь, это многое объясняет.

Одарив девушку беззубой улыбкой, Эдит повернулась к двери и сказала:

– Тащи еще полотенец, Грета. Она о Самом-то ничегошеньки не знает.

Крупная женщина с пухлыми руками внесла в комнату стопку белья. Она ничего не сказала, но Анвен понравилось ее открытое лицо и карие глаза. Она дружелюбно улыбнулась девушке:

– Кто такой этот «сам»? – Из-за тревоги, унять которую было не по силам старой женщине, у Анвен снова разболелась голова.

– Как это кто? Да сам лорд, миледи! – Эдит откинула покрывало. – Божечки мой, и потрепала ж тебя лихорадка. Лежи-ка спокойно, а я оботру тебя влажной тканью, остужу тело. – Старуха потянула вверх подол нательной сорочки Анвен, обнажив ноги. – Ты небось слаба, как новорожденный олененок.

Анвен внимательно посмотрела на сорочку. Слишком тонкое полотно и слишком белое. Явно не ее.

– Что произошло? Где я?

Эдит вздохнула:

– Ох, ну ладно. Не скажу тебе ничего, что ты и сама не увидела бы, выглянув из окна. Прямо за этими стенами Дамегский лес. Слыхала о таком?

– Да, я живу недалеко от Дамегского леса. А сейчас я где?