Останься со мной

Nicole Florina

Stay With Me

© Copyright © Nicole Florina

© Ефросинья Аникина, перевод на русский язык

© В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Потерявшиеся и непонятые, это – для вас

Пролог

Ты стояла передо мной, воспоминание, – и не узнавала меня. Ты забывала вспомнить или вспоминала, чтобы забыть?

Никогда не забуду день, когда тебя потеряла. Ты чуть приподнял голову, и наши взгляды встретились. Там, где прежде щемящая ранимость сталкивалась с любопытством, я видела лишь пустоту. Теперь это была настоящая бездна. Твои зеленые глаза никогда не были такими тусклыми. Что-то внутри меня тут же оборвалось, полетело вниз все быстрей и быстрей, туда, где не было стен, не было дна – только темнота.

А потом ты отвел взгляд.

Плоть моя, кровь моя, воздух в моих легких – все куда-то рухнуло, все рассыпалось на сотни маленьких кусочков, которые все еще держались на тонкой нити, ведущей к моему сердцу. Оно билось на автопилоте, словно перестало быть частью моего тела. Стук его отдавался в ушах, и я так хотела, чтобы оно остановилось, но сердце мое не было к этому готово. Оно продолжало биться в четком ритме, отказывалось мириться с тем, что видели мои глаза.

«Посмотри на меня снова», – подумала, взмолилась я.

И я ждала.

Две секунды прошло. Потом три… мое тело стало слабым из-за того, что между нами ничего не осталось, но сердце все еще билось.

Четыре.

А потом твой взгляд вернулся.

И пусть того, что когда-то нас связывало, больше не существовало, но я помню все так ясно. Это нечестно. Могла ли я принять эту пустоту в твоем взгляде, когда раньше он сиял любопытством? Конечно, что бы ты ни предложил – все лучше, чем ничего. Если бы ты обернулся… Заметил ли ты меня вообще?

А потом ты сделал шаг в сторону.

Просто исчез в неизвестности, и я не смогла тебя вернуть, но в сердце все еще билась алая надежда.

«Останься со мной», – повторял ты снова и снова.

Кто бы мог подумать, что это ты уйдешь первым?

Я кричу, разве ты меня не слышишь? Почему ты со мной не остался?

Я не смогла поцеловать тебя на прощание. Тебя больше не было, хотя ты сидел в двадцати футах от меня. И я по тебе скучала. Но, может быть, ты очнешься и снова повернешься ко мне. Или очнусь я.

В любом случае сейчас мы в кошмаре.

Заставляю себя закрыть глаза: не могу смотреть на то, как ты уходишь. Каждый шаг отдается эхом, все сильнее отдаляя возможность твоего возвращения. Во тьме лучше. Если я просижу с закрытыми глазами подольше, то однажды увижу звезды.

Я сосредоточилась на желто-оранжевом горизонте под веками, представила, что смотрю на закат. Горько. Единственным теплом, что я чувствовала, была соленая вода, собирающаяся в уголках глаз. Слезы сражались с той же ложью, что и мое бьющееся сердце.

Я бы хотела поменяться с тобой местами, потому что не заслуживаю мира, озаренного твоим светом. Ты не заслуживаешь того, что с тобой случилось.

Но я… я заслуживаю.

В самом начале я просто хотела повеселиться. Думала, что ты поможешь мне хорошо провести время, а после получится уйти от тебя безо всяких сожалений. Это ведь я топтала чужие сердца, но теперь… теперь это мое сердце истекало кровью. До тебя окружающие меня стены были неприступными.

Теперь не осталось ни тебя, ни стен, и я медленно задыхалась. Не могла и подумать, что из нас двоих именно мне придется все потерять.

Один

Падая сквозь тьму, она не кричала о помощи. Она давно лишилась рассудка.

Ей нравилось падать.

Когда мачеха находила в моем шкафу очередного парня, то тут же сообщала, что однажды меня куда-нибудь посадят за безрассудное поведение. Я ей не верила. Да и какое мне вообще дело? Ее слова меня только бесили и раззадоривали.

Потому однажды я украла ключи от ее BMW третьего поколения и врезалась прямо в гаражную дверь.

Диана устала от моих выкрутасов и винила во всем отца, а он, в свою очередь, все меньше верил в то, что меня можно вылечить. Мой отец был человеком простым и не чурался пассивной агрессии. Он выслушивал совершенно выдуманную тираду, льющуюся с идеально накрашенных губ Дианы, сидя за обеденным столом и глядя в пустоту.

Мне ведь даже не особо нравился тот парень. Я просто хотела хоть что-то почувствовать. Что угодно.

Мне было почти девятнадцать, когда отец и мачеха решили обратиться к властям: инцидент с BMW стал последней каплей. Это стало моим последним предупреждением, меня действительно готовы были запереть в психушке, если бы отец не убедил судью отправить меня в Долор – заведение у черта на куличках, созданное для таких, как я.

Не поймите неправильно: я знала, что у меня проблемы. Но я никогда не думала о том, что существуют такие же люди. Тем более в таком количестве, чтобы открыть для них целую школу.

В какой момент мне стало хуже? Полагаю, так было с самого начала. Я разрешала парням пользоваться собой не ради них.

Все это было выгодно только мне.

Так хотелось чувствовать на себе их руки, их губы, их нетерпение и возбуждение, будто бы это могло помочь разжечь во мне хоть что-то. Этого никогда не случалось, но я всегда надеялась, что рано или поздно сработает. Боль, желание, гнев, страсть – хоть что-нибудь. Сердце мое оставалось камнем. Душа уже окоченела, если у меня вообще была душа. Я в этом сомневалась.

Чемодан я успела собрать только наполовину: он лежал на краю кровати, а я нависала над ним сверху. Мне нечего было с собой взять. Фотографий не было, любимых одеяла или подушки – тоже, у меня не было вещей даже из разрешенного списка. Радовали лишь мои наушники, но их наверняка конфискуют у входа. Я открыла ящик прикроватного столика, достала оттуда коробочку с презервативами – их, вроде, не запрещали – и запихнула в тайный кармашек на дне чемодана.

Довольная собой, я с силой захлопнула крышку чемодана и застегнула молнию. На Диану я не злилась. Если бы злилась, это значило бы, что чувства у меня все-таки есть. На самом деле я ее даже не винила: если бы у меня была такая падчерица, я бы тоже позвонила копам.

– Мия, ты собралась? – прокричал отец с первого этажа. Я не ответила.

– Мия Роуз Джетт!

– Еще две минуты! – Я поставила едва заполненный чемодан у двери комнаты и оглядела голые стены своей тюрьмы. В конце концов, скоро я въеду в новую.

Я никогда ничего не вешала на стены. Ничего не оставляла на кровати, у зеркала или на столе. Никаких кусочков личности. Когда я выйду за дверь, то никто не догадается, что именно я здесь жила. Они наверняка сделают из этой комнаты гостевую спальню. У Дианы – зуб даю – уже есть доска на «Пинтересте» для нового декора.

– Ох, нет. В этом ты не поедешь. – Стоявшая у лестницы Диана подняла на меня недовольное лицо.

Высветленные волосы она стригла коротко, и прическа ее оставалась идеальной, даже когда она слегка склоняла голову. Слишком много лака. Если подумать, я никогда в жизни не видела ее другой: волосы уложены, выпрямлены, каждая прядь на своем месте. Даже когда она занималась 15-минутной зарядкой после обеда с приоткрытой дверью.

– А что не так с моей одеждой? – Я опустила взгляд на свою огромную черную футболку с надписью «МИЛАЯ ПСИХОПАТКА» и поношенные джинсовые шорты, из которых торчали мои тонкие куриные ножки.

Из-за футболки можно было подумать, что на мне ничего нет. Но это было не так. Обещаю, папа.

– Все так. Поехали. Мы и так уже опаздываем в аэропорт. – Отец помахал мне рукой.

Он изо всех старался избежать скандалов, и я иногда задумывалась: кого он боится больше, меня или Диану? Я стояла на лестнице и только теперь заметила залысину, на которую он все это время жаловался. Раньше я никогда ему не верила, но теперь все разглядела. Когда-то он был вполне симпатичным мужчиной, но даже присутствие Дианы не уберегло его от одиночества, которое выжало из него все соки. Под карими глазами висели мешки, и мышцы его тоже обвисли.

Брак с кем угодно подобное сделает.

Я начала спускаться, чемодан подпрыгивал за мной на каждой ступени.

– Могла хотя бы причесаться, – пробормотала Диана, выходя из двери передо мной и отцом. Я сжала губы – ну и двуличная же она! Я ведь хотя бы могла провести расческой по волосам, в отличие от нее.

– Еще чуть-чуть. – Отец схватился за ручку чемодана и поставил его позади себя.

И он был прав. Еще одиннадцать с половиной часов, и я окажусь примерно за три тысячи четыреста сорок семь миль от них обоих. Он хотел идеальной жизни, поэтому мне в ней места не было. И ладно. Я подготовилась. Я знала, что ждет меня на той стороне.

Институт Долор был исправительным заведением, тюрьмой, созданной специально для беспокойных душ и преступников с ментальными заболеваниями, зависимостями и неважнецким воспитанием, которые привели их на кривую дорожку. Располагался он в Британии. Полагаю, они выбрали его неслучайно: так родители не будут чувствовать себя обязанными меня навещать. Этому я тоже не противилась. Пусть отправляют куда угодно: не хочу находиться рядом с людьми, которые меня терпят. Изоляция для меня – рай на земле, лучше не придумаешь.

По дороге в аэропорт я пялилась в окно, наматывая грязную коричневую прядь на палец. Отец же разглагольствовал об институтском расписании.

– С историей Мии Роуз… нужно было определить ее в чисто женскую школу, – нахмурилась Диана.

– Мие Роуз не повредит разнообразие, – напомнил ей отец.

– Мия Роуз сидит прямо здесь и может говорить за себя сама, – сообщила я им обоим.

Диана осталась в машине, а отец сопроводил меня через пост охраны. Дальше он пройти не мог. Хотя странно, что он вообще зашел так далеко.

Глаза его вдруг заполнились слезами.

– Прости, Мия.

Отцу никогда не давались речи. Но и мне тоже. Прошла пара секунд, а он все еще не мог посмотреть мне в глаза. Он никогда не мог смотреть мне в глаза – даже когда я с ним говорила. Он смотрел сквозь меня, словно я была привидением.

Посмотри на меня, папа.

Но он кивнул, развернулся и оставил меня. Даже не обернулся.

А я стояла там, глядя ему вслед и прижимая паспорт с билетом на самолет к груди.

Два

Это произошло мгновенно, взаимопонимание между разумом, телом и душой.

Все разом покинуло ее. Поднялись стены.

Но внутри она кричала. Тьма была неизбежна.

Все произошло мгновенно.

Полет выдался неплохим: никаких кричащих деток, никаких болтушек. Хотя я никогда не выглядела настроенной на разговор, и люди обычно держались от меня подальше. Лицо сволочи – не сказки, и яда своего я не скрывала: носила на видном месте. Но только не в сердце – оно у меня выполняло исключительно физическую работу. К сожалению, пока еще выполняло.

Весь полет я провела в наушниках, привалившись к окну и наблюдая за тем, как разные оттенки синего сменяют друг друга. Плейлист мой тут же раскритиковал бы всякий, кто ходил в церковь. Цвет океана смешался с цветом неба, и сложно было понять, где заканчивается одно и начинается другое.

К моему удивлению, в аэропорту меня ждал лимузин. Отец заказал: видимо, чтобы успокоить собственную совесть.

Небо приобрело серый оттенок, кажется, что вот-вот начнется гроза. На железных воротах красовалась буква «D», которая распалась на две половинки, когда мы подъехали к институту – створки открылись. Участок окружала высокая кирпичная стена. Вместе с воротами закрывался и единственный путь наружу. Если бы не охранник, которого прислали из Долора, я бы выпрыгнула из машины при первой же возможности. Чемодан мне все равно не пригодился бы – даже с учетом того, что внутри лежали презервативы. В Британии я бы не потерялась: могла бы попрошайничать и спать на улице. Я представила, как отец получает сообщение о моем исчезновении, и улыбнулась. Хотела бы я быть мухой на стене и подслушать этот разговор.

Огромный немец усмехнулся, стоило только этой мысли промелькнуть в моей голове. То есть я не знала, откуда он наверняка, но он выглядел так, словно мог бы приехать и из Германии. Высокий, с выбритой головой, квадратной челюстью и светлыми глазами, мускулистый. Он не разговаривал, но я сразу представила, как он рявкает во время игры в американский футбол. Знал ли охранник, что я задумала? Наверняка кто-то уже порывался сбежать и до меня. Я могла бы представить с дюжину разных способов побега, и у каждого следующего конец был еще печальнее, чем у предыдущего.

Я откинулась на черном кожаном сиденье, отвела взгляд от высокого немца и посмотрела на замок сквозь затонированное стекло. Слева высилась башня, справа стояло какое-то отдельное здание из бетона. Замок пестрел викторианскими окнами с черными решетками поверх стекол.

Выхода нет.

Лимузин остановился, и ко мне подскочил встречающий, да так быстро, что водитель не успел даже открыть дверь.

– Благодарю, Стэнли, – обратился к немцу престарелый джентльмен. – Приветствую вас, мисс Джетт, добро пожаловать в Долор. Я – директор Линч. А теперь прошу за мной.

Он не протянул мне руки для приветствия, и я облегченно вздохнула, схватила чемодан и последовала за ним – наушники болтались вокруг шеи. Мы прошли сквозь двойные деревянные двери и оказались у поста охраны. Стэнли забрал у меня чемодан, положил его на ленту и мои вещи просканировали второй раз за последние двадцать четыре часа.

– Руки вверх. – Стэнли махнул палкой.

Так он говорящий!

Я подняла руки и взгляд к потолку.

– Это так необходимо?

Стэнли провел детектором по обе стороны от моей груди, опустил его ниже, и тот зазвенел на уровне моего бедра.

– Давай сюда. – Линч протянул руку. – Телефоны запрещены.

– Да вы издеваетесь! Мне даже музыку слушать нельзя?

Пошли они к черту. Разговоры переоценены. Может, и хорошо, если я больше никогда не заговорю ни с отцом, ни с Дианой.

– Наушники и другие ценные вещи мы тоже заберем.

Я распутала наушники и уронила их на протянутую ладонь.

– Кровь и отпечатки пальцев тоже нужны?

Линч опустил плечи.

– До этого еще дойдет.

Я нахмурилась. Он ведь шутит, правда?

Директор Линч лишил меня тех вещей, которые помогали мне не сойти с ума, и я прошла через рамку – та не запищала. Мы с Линчем быстро прошли вниз по коридору по блестящим серо-белым мраморным полам.

Я успела немного оглядеться. Надо же, отделка настоящим деревом.

– С начала учебного года прошло две недели, так что вы уже отстаете. Я так понимаю, это ваш первый год в высшем учебном заведении? – спросил Линч, который уже успел меня сильно обогнать.

Линч был худым и выглядел хрупким. Я понадеялась, что если он повернется ко мне боком, то и вовсе исчезнет.

– Так и есть.

Линч замер, занеся ногу для шага, и я чуть в него не врезалась. Он развернулся, но не исчез, как я надеялась, а склонился надо мной, да так близко, что я увидела его кривые зубы.

– Здесь, в Долоре, мы пользуемся манерами.

Лицо его было белым, а глаза – корично-карими и пустыми. На щеках виднелись шрамы от прыщей.

– Да, сэр, – прошептала я, ухмыльнувшись.

Его пустой взгляд впился в меня, но я устояла. В течение девяти лет я каждый день видела такой же взгляд. Ничто меня не сломит.

Линч снова повернулся и продолжил путь по пустому коридору тем же быстрым шагом. Но на этот раз я не стала сокращать расстояния между нами.

Отделанные деревом стены увешаны портретами с такими же пустыми, как и у Линча, глазами, Каждый расположился в тусклой латунной раме. Казалось, что любой, кто пройдет по этому коридору, лишится души.

Мы завернули за угол и оказались в офисе, Линч кивнул, и я села. Всю стену за столом из вишневого дерева заполняли такие же полки. В стене рядом красовалось большое окно, закрытое плотной красной шторой. На столе у Линча лежала одинокая папка с моим именем – и больше ничего. Он опустился на кресло, подкатил его к столу и открыл папку.

– Первый год для вас обернется подготовкой к степени студента – в Штатах это тоже пригодится. Если добьетесь успехов в течение двух лет здесь, в Долоре, в учебе, у психолога и на групповой терапии – с учетом хорошего поведения, то выйдете отсюда с чистыми записями, – Линч достал сверху одну из бумаг и протянул мне. – Вот ваше расписание. Будете встречаться с доктором Конуэй дважды в неделю, а групповую терапию начнем на второй неделе, когда вы попривыкнете к тому, как тут все обустроено. А это наше руководство. Советую ознакомиться с нашим кодексом поведения, а также с указаниями насчет формы.

Он передал мне толстую книжицу и продолжил:

– Вопросы есть, мисс Джетт?

Я покачала головой, хотя на самом деле часть его речи пропустила мимо ушей.

– Что ж, хорошо. Стэнли проведет вас к кабинету медсестры, а потом покажет, где ваша комната. – Линч закрыл папку и убрал ее в ящик стола, пока в моей голове клубился туман. – Мисс Джетт, если пропустите встречу с доктором, то вас ждет одиночное заключение. Если из-за вас возникнут проблемы, то вас ждет одиночное заключение. Если вы…

Я картинно вздохнула.

– Я поняла. Одиночное заключение.

– Это ваш единственный шанс. Если не будете играть по нашим правилам, то вам придется покинуть Долор. В таком случае вы окажетесь в психиатрическом заведении по указанию вашего судьи. Вы ведь этого не хотите?

Он уставился на меня, и вес его слов тяжким грузом опустился на мои плечи.

– Нет, сэр.

Линч кивнул.

– Стэнли, она вся ваша.

Мы со Стэнли дошли до кабинета медсестры: в пустом коридоре раздавались только стук моих ботинок по мраморному полу и звон ключей на поясе охранника. Я пыталась понять, имеет ли смысл подмазаться к Стэнли, заговорив с ним, но стоило мне открыть рот, как мы уже оказались на месте.

Комната была большой и ослепительно белой: флюоресцентные лампы бросали свет на три больничные койки с белоснежными простынями и три ширмы рядом с ними. У стенок стояли какие-то белые машины и корзины с синими перчатками всех размеров. В нос ударил запах дезинфекции.

– В уборную не нужно? – спросила темнокожая женщина, вышедшая из боковой дверцы.

Стэнли вернулся в коридор и закрыл за собой дверь, но я была уверена, что далеко он не уйдет. Может, останется прямо у двери, как хороший сторожевой песик.

– В уборную? – Я повернулась к медсестре. – Ах, да, точно. Вы тут туалет так называете… нет, не нужно.

– Тогда давай приступим. Снимай штаны и нижнее белье, ложись на стол. Я подожду за занавеской.

У меня взяли мазки, отпечатки пальцев и кровь, потыкали со всех сторон. Медсестра объяснила, что это обычная процедура: проверяли на заболевания, передающиеся половым путем, любые физически аномалии и все остальное, что пошло бы в мою историю болезни. Поговорили о противозачаточных – контроля над этим у меня больше не было. Теперь за этим тоже будет следить медсестра.

Как я и ожидала, Стэнли ждал за дверью. Мы поднялись по мраморной лестнице с чугунными перилами и прошли по коридору с такими же деревянными панелями, как и внизу, а потом завернули за угол.

– Классные комнаты на третьем этаже. Жилые – на втором. В твоем крыле будет карта.

Мы снова повернули налево, и он продолжил.

– Здесь общая ванная, столовая – прямо и направо. – Стэнли махнул рукой. – Ты будешь жить в четвертом крыле, ванную делите с третьим.

– Общая ванная? То есть и для мальчиков, и для девочек?

– Здесь пол неважен. Никакой дискриминации. Ты привыкнешь.

Он остановился, чтобы проверить, успела ли я все понять, а потом развернулся.

По обе стороны коридора высились ряды тяжелых стальных дверей. Пол мраморный, как и везде, а вот стены сделаны из бетона, выкрашенного в небесно-синий. Мы подошли к двери справа, и Стэнли остановился.

– Сегодня у тебя занятий не будет. Ознакомься со сводом правил. Ужин в пять тридцать в столовой, отбой – в восемь тридцать. В восемь сорок пять двери закрываются, автоматически и без промедления. Если захочешь ночью в туалет, в комнате есть кнопка, сразу же придет охранник и сопроводит тебя.

Стэнли стащил со своего пояса связку ключей и открыл дверь. Он внимательно осмотрел комнату, прежде чем впускать меня внутрь.

– Станет лучше, – добавил он, легко считав состояние по моим движениям.

А затем дверь захлопнулась позади меня, и я оказалась в свой новой тюрьме.

Стены здесь были серо-голубыми, как и в коридоре. Такого я не ожидала, хотя и не знала толком, чего ожидать. Полагаю, что комната с белыми мягкими стенами представлялась мне чаще остального во время полета. У левой стены стояла двуспальная кровать без деревянных плашек, застеленная серой простыней. На тонком матрасе валялась подушка. Напротив стоял пустой стол и черный металлический стул. Я подошла к небольшому окну, чтобы полюбоваться видом заднего двора института через решетки: сплошные редкие деревца и кирпичная стена вдалеке, вот и все.

Чемодан ждал меня у двери, но я не торопилась распаковываться. Шкафчика тут не было, только тележка на колесиках под кроватью. Я присела на нее, на кровать, не на тележку, и уставилась в потолок, задумавшись о том, что привело меня в эту дыру.

Я сама. Вот что. Не что, а кто.

Я постоянно дралась в школе и попадала в кабинет директора чаще, чем в классную комнату. В тот день, когда я подожгла машину директора Томсона, меня не только отстранили от учебы, но и арестовали. После многих часов обязательных отработок и терапии я закончила школьный курс на дому с идеальными отметками. Я сама забила гвозди в свой гроб, когда разбила BMW Дианы о гаражную дверь. Отец поговорил с судьей, и меня сослали сюда, чтобы я смогла получить университетский диплом, вместо того чтобы провести время в психушке.

Я была умной, как и большинство социопатов. Судья хотел сделать из меня пример, но я-то знала, что никто и ничего не делает просто по доброте душевной. Судья согласился лишь потому, что это добавило бы в его резюме еще одну историю успеха – мою. Но это все же было куда лучше психушки. Пожалуй.

Я схватила книжку с правилами, подняла ее над головой и распахнула на первой странице. В дверь тут же постучали.

Я перелистнула страницу, не обращая на шум никакого внимания.

Стук повторился, куда более нетерпеливый.

Я спустилась с кровами и, ругаясь, подошла к двери.

По ту сторону меня ждали двое: девчонка с кудрявыми черными волосами до плеч и тощий блондинистый мальчишка, который был выше ее на пару дюймов. У последнего были яркие голубые глаза и тонкие губы.

– Вот видишь, Джейк! Сказала же, кого-то сюда заселили, – произнесла девчонка и стукнула мальчишку по руке.

Ее шею украшал черный чокер, а лицо – родинка в уголке губ.

– Мне неинтересно. – Я попыталась закрыть дверь, но мальчишка удержал ее ногой.

– А ну-ка, не так быстро!

Я снова распахнула дверь и облокотилась на нее, уперев руку в бок. Зачем они вообще потревожили мой покой?

– Меня зовут Джейк. А это – Алисия.

– Дай угадаю, ты такой приторный и сладкий? Алисии это нравится, да и вы оба не против сдружиться еще с кем-нибудь, потому и решили показать новенькой, что тут к чему?

Алисия и Джейк переглянулись, а потом рассмеялись.

Я закатила глаза.

– Ну?

– Американцев мы здесь не так часто видим, но ты права… – хихикнул Джейк. – Мы не против с кем-нибудь сдружиться.

Я махнула рукой.

– Отсоси-ка.

Но предложение мое не стали рассматривать: Джейк чуть склонился вперед, уперевшись руками о колени, и засмеялся еще громче. Алисия легонько постучала его по спине.

– Понимаю, ты вся такая крутая и ненавидишь весь мир. – Сарказм в ее тоне от меня не укрылся. – Но если тебе захочется повеселиться, найди нас в столовой.

Алисия и Джейк развернулись и пошли по коридору, издеваясь над моим акцентом.

– «Отсоси-ка»! – протянул один из них и пихнул второго в плечо.

Их смех раскатистыми волнами летал по всему крылу. Я захлопнула дверь сильнее, чем следовало, и снова завалилась на кровать: закрыла лицо кепкой, в надежде забыть их дурацкие британские акценты, которые не прекращали звучать в моей голове.

Когда я снова открыла глаза, на часах было уже без десяти шесть.

Вот дерьмо.

Я заснула и опоздала на целых двадцать минут. Времени на то, чтобы переодеться, не осталось: я выбежала из двери и пошла по пустому коридору, пытаясь вспомнить слова Стэнли. Как уж там добраться до столовки? Нужно было слушать внимательнее.

А потом я услышала шум разговоров – все ближе и ближе.