Сведи меня с ума нежно

– Всё, о чем вы рассказали, доктор, звучит настолько фантастично, что поверить в это можно лишь с большим трудом. Честно говоря, если бы у меня за плечами не было физического образования и массы невероятных материалов за годы работы научным обозревателем, я заподозрил бы в вас человека не вполне… м-м…, – замялся Николас.

Он помолчал, бесцельно передвигая по столу карандаш и пытаясь привести в порядок мысли.

– Ну же, договаривайте! Не вполне вменяемым, хотели вы сказать? Ну что же, я разделяю ваше отношение к сказанному мною, Николас – позвольте мне вас так называть, – я и сам вряд ли бы поверил, если бы услышал подобное. Однако, я несколько раз повторил тесты, неизменно получая один и тот же результат – вирус производит ненужные ему белки. И эти белки разрушают интеллект человека.

В лаборатории повисла тишина, прерываемая лишь звуком перекатываемого по столу карандаша и стуком капель в мойке для лабораторной посуды.

– Ладно, доктор, предположим, что так оно и есть, но почему мы не видим результатов этого вторжения? Что-то не видно на наших улицах толп слабоумных…

– Здесь всё просто. Необходимо время для того, чтобы эти белки? накопились в мозгу и начали разрушать нейроны, производящие дофамин. Не забывайте, что нейродегенеративные заболевания, приводящие к слабоумию, развиваются не один год – скрытый период может длиться несколько лет.

– Ладно, допустим, что вирус начинает производить эти белки, когда попадает в клетку. Но ведь наш организм, в конце концов, побеждает вирусы, а значит белки?, которые поражают мозг, уже не должны производиться внутри нас, – недоумевал Николас.

– Вот здесь-то и кроется главная опасность этого вируса! Конечно, наш организм научился избавляться от вирусов – он уничтожает клетки, пораженные им, или включает внутриклеточные механизмы уничтожения, аутофагию, например… Но этот вирус оставляет некоторые фрагменты своей РНК в нашем геноме навечно. А именно эти фрагменты и кодируют белки?, которые приводят к слабоумию! Да, этот вирус не первый и не последний, с которым нашим клеткам пришлось познакомиться – в нашем геноме полным-полно кусков геномов вирусов, которые когда-то встроились в нашу ДНК. Однако все они с тех пор… м-м… «спят», если можно так выразиться, и никак не дают о себе знать, в отличие от фрагментов нынешнего вируса. Налицо парадоксальная ситуация – вирус побежден (никакие тесты его уже не выявляют), а белки?-убийцы интеллекта продолжают синтезироваться.

– Ладно, допустим, что так и есть, но зачем вирусу понадобилось производить белки?-убийцы интеллекта, если они ему не нужны для воспроизводства… Какие мутации привели к этому?

– Да в том-то и дело, что никаких мутаций не было! Способность вируса производить функционально ненужный ему бело?к никак не могла появиться естественным путем – это результат направленного генного модифицирования!

2

Наливая горячий кофе в кружку, Николас невольно поёжился, вспомнив заявление Сайма об искусственной природе вируса. Перспектива превратиться в беспомощное существо в течение ближайших лет была настолько безрадостной, что Николас несколько дней после встречи с Саймом находился в состоянии полной прострации. Он не выходил из дома и не отвечал на телефонные звонки, пытаясь найти доводы, опровергающие выводы Тропарда. Картина будущей регрессии усугублялась еще и осознанием того, что слабоумие в скором времени накроет большинство населения планеты, поскольку распространение нового вируса было поистине ошеломляющим. По оценкам вирусологов, до девяноста процентов населения планеты должно было быть неминуемо инфицировано. Картина миллиардов слабоумных индивидуумов, медленно угасающих в собственных нечистотах, была настолько невыносимой, что он прочитал все, что смог найти в сети о вирусах и теперь, наверное, вполне мог бы получить степень бакалавра по вирусологии. Однако, всё, о чем он узнал, лишь подтверждало заключение Сайма – в природе не существовало ничего лишнего, избыточного. Всё, чем обладали и что производили различные, и сложные организмы, и простейшие, включая вирусы, было направлено исключительно на обеспечение их жизнедеятельности и бесконечное их воспроизводство. А значит, заявление доктора об искусственной природе нового вируса, было совершенно логично и вряд ли оспоримо.

Кстати, интересный напрашивается вывод – чем более высокий уровень развития индивидуума мы имеем, тем больше лишних, избыточных вещей он должен производить. А из этого вытекает, что абсолютно развитый разум или разум сверхцивилизации должен предаваться исключительно излишествам и наслаждениям, совершенно отринув функциональность. И значит любая сверхцивилизация должна неизбежно вымереть в конце концов, как мамонты и динозавры. Возможно, они и вымерли по этой же причине – развились до такой степени, что загнулись от излишеств и непрерывных развлечений! Николас невольно улыбнулся, представив картину извивающихся от наслаждения туш диплодоков и стегозавров, и стонущих от удовольствия Ти-Рексов. Впрочем, этот вывод справедлив, если предполагать непрерывно линейное развитие, а мы помним, что ничего линейного в сложных системах не бывает, все норовит быть нелепо криволинейным, мысленно опроверг сам себя бывший физик.

Конечно, в пользу искусственности происхождения вируса были и другие доводы. При крайне высокой степени распространения, смертность от него была, не сказать, что незначительной, но в общем-то невысокой – два-три процента, не более. А такого никогда не наблюдалось в прошлом у вновь появившихся вирусов. Все новые паразиты были чрезвычайно летальными, достаточно вспомнить печально известную «испанку» – вирус гриппа, который, появившись в начале двадцатого века, косил людей миллионами. Позже, конечно же, этот убийца мутировал, приспосабливаясь к новому носителю – человеку, – и став менее летальным, обеспечил себе постоянное место обитания. И это понятно, иначе какой прок от убитого тобой носителя? Так… Выходит, что кто-то, создавая вирус, сознательно «замаскировал» низкой смертностью истинную угрозу вируса – свести всех с ума. Но зачем?

Пронзительный звонок смартфона оторвал Николаса от воспоминаний. А! Вот и Бор, сейчас узнаем о вчерашних подвигах и свершениях, оживился он, отодвинув кружку. Однако это оказался вовсе не Бор, а его Ева, которой вчера у Цукербергов, насколько помнил Николас, не было. Впрочем, полагаться на собственную память сейчас было бы несколько самонадеянно.

– Привет, Николас, как ты там, голова в порядке? Ты вчера так навернулся с лестницы, что я даже подумала о паре сломанных рёбер! – привычно затарахтела Ева.

– Подожди, Ева! Да, привет. Как с лестницы, с какой, когда?

– Ты что, совсем ничего-о…? Впрочем, да, к этому времени ты уже так залился виски и абсентом, что скорее всего, находился в состоянии полной амнезии, – радостно оживилась Ева в предвкушении красочного описания подвигов Николаса. Что вовсе его не обрадовало, поскольку он надеялся, что эта часть его жизни, связанная с бесконечными попойками и множеством беспорядочных случайных связей, осталась позади.

Три года назад Николас расстался с женой, после чего, неожиданно, пустился во все тяжкие. Он даже не подозревал, что последние несколько лет жизни с Мэй в нем жило это, на первый взгляд ничем не объяснимое, страстное желание выйти из круга забот и обязанностей среднего обывателя Джерси-Сити. Он будто стремился наверстать годы, потраченные на обустройство гаража, бассейна и детской, обязательно-скучные визиты к родителям жены и нудное заполнение налоговых деклараций раз в декаду. Д-а, оторвался, другого слова и не подберешь, досадливо поморщился Николас, словно на пиру во время чумы погулял… а чума-то пришла с явным опозданием.

– Алло, ты там живой? – забеспокоилась на другом конце Ева.

– Да здесь я, здесь. Так что там за история с лестницей? Нет, подожди! Почему ты звонишь с телефона Бориса, с ним тоже… м-м… беда?

– Не, не, с ним все хорошо, живой, но не вполне, пробурчал только, перед тем как снова отключиться, чтобы я тебе позвонила и, если необходимо, отвезла к травматологу, – Ева захихикала, но тут же прервала себя:

– Шучу, но он правда беспокоился о тебе, потому и звоню. Так вот, уже во втором часу ночи, когда все порядком набрались и охрипли, пытаясь переорать друг друга, ты вдруг поднялся с дивана и заявил, что только настоящее отчаяние заставляет тебя произнести речь с амвона. Какое отчаяние? Ну, Вона ты никак не мог переубедить… Потом ты вскарабкался по лестнице в спальню, но на последней ступеньке резко развернулся, потерял равновесие и покатился вниз. Я точно слышала, как что-то хрустнуло, подумала ну все, шею свернул, но ты, докувыркавшись, растянулся под лестницей и запыхтел – заснул как младенец… храпящий, – рассмеялась Ева.

Николас в полном недоумении забарабанил пальцами по столу:

– Ты шутишь? Зачем я к ним в спальню полез? Впрочем, извини, вопрос конечно риторический, это я в некоторой прострации от услышанного нахожусь… А потом что было? – Николасу гораздо интереснее было узнать, что было ДО, а не после падения с лестницы, но он подозревал, что Еве был не очень интересен их диспут.

– Мог бы и сам догадаться, что было потом – бревно было отгружено в Убер и водителю оплачены хлопоты по доставке тела к парадному входу!

– Да уж… тело. Ты извини, что я так набрался, не знаю, что на меня нашло. Ну а как…

В этот момент завибрировал сигнал другого вызова и Николас, посмотрев на экран, поспешно прервал Еву:

– Извини, бывшая звонит, скорее всего что-то случилось, иначе бы не позвонила, я ей отвечу, потом перезвоню тебе, ок?

Дав Еве отбой, он переключился на Мэй и весь напрягшись от вновь накрывшего его приступа дурноты, крикнул, почти охрипнув:

– Что с Сарой?

– И я рада тебя слышать! – раздраженно ответила Мэй. – Почему с Сарой должно что-то случиться? С ней все хорошо, это у меня положительный тест на вирус, но я чувствую себя прекрасно, спасибо, что спросил!

И не спросил бы, даже, если бы ты дала мне на это время, раздраженно отметил про себя Николас. Странно, но за прошедшее с момента их разрыва время, он не стал терпимее к ней, к нему не вернулась хотя бы часть того чувства невыносимой привязанности, которую он испытывал к ней в первые годы брака. Он физически не мог выносить долгих разлук с Мэй, звонил ей каждый час, срываясь с редколлегий или внезапно делая паузы во время интервью. Это состояние было под стать наваждению, как будто между ними существовала незримая связь, созданная неким колдовством или заклинанием. Одно время он даже допытывался у Мэй – наполовину в шутку, наполовину всерьез, – не обращалась ли она в начале их знакомства к какой-нибудь ведьме-гадалке с просьбой приворожить его. Но то ли зелье было плохо сварено, то ли ведьма оказалась неопытной – связь в какой-то момент вдруг исчезла. Да, вспомнил он, именно вдруг, как будто кто-то невидимый внезапно перерезал ее также, как мэр города перерезает ленточку на открытии торгового центра.

– Извини, я просто неважно себя чувствую, – по привычке начал оправдываться Николас. – Да и спал сегодня плохо, скорее всего, тоже что-то подхватил, надо бы тест сдать.

– Непременно сдай! И на степень алкогольной зависимости протестироваться не забудь. Да! И тест на сексуальную озабоченность добавь в корзину! Наверняка всю ночь абсент лакал и девицам стройные теории излагал в промежутках между любовными утехами, – она зло подышала в трубку. – Ладно, я не за тем звоню, чтобы в очередной раз разругаться, я хотела узнать, есть ли у тебя какие-нибудь новости об этом вирусе, а главное – о последствиях заболевания? Я не за себя даже боюсь, меня больше волнует, что будет… что может быть с Сарой.

Да, Сара… Как же это я не подумал? Он представил на мгновение свою дочь, застывшую в нелепой позе, с дрожащими руками и ногами, в безуспешных попытках вспомнить, где находится туалет… А может Сайм все-таки ошибся или я стал объектом какого-то нелепого розыгрыша? Почему он только мне рассказал о своем открытии? Он вспомнил как в конце беседы с Саймом поинтересовался, как давно доктор обнаружил белки-убийцы интеллекта. И главное, почему он рассказал о них ему – человеку, имеющему к науке косвенное отношение, – а не сделал сообщение в научных кругах, как, собственно, и полагалось бы поступить в подобном случае.

///

– Последние тесты я завершил три дня назад, так что вы первый, кому я рассказываю о результатах своих исследований, – доктор помолчал, глядя в глаза Николасу.

– А рассказать прежде всего вам, я решил, потому что нахожусь в несколько затруднительном положении. С одной стороны, полученные мной результаты определяют довольно жалкое будущее человечества и поэтому их необходимо срочно опубликовать, чтобы начать действовать. С другой стороны, у меня есть серьезное опасение, что попади мои материалы в СМИ с подачи не вполне чистоплотного журналиста, начнется чудовищная паника, последствия которой крайне сложно предугадать. М-да… предугадать и предпринять, и так раз двадцать пять – звучит как некий код или пароль! – Сайм загадочно улыбнулся, бесцельно передвигая предметы на столе и закрыв крышку центрифуги, продо?лжил. – Я читал ваши обозрения и интервью, в вас чувствуется знающий человек, тем более с достойным университетским образованием. Кроме того, вы хороший публицист с большим опытом работы и, скорее всего, неплохими связями. А главное – вы человек, по моему убеждению, глубоко порядочный и неравнодушный, что, пожалуй, даже и перевешивает первые два обстоятельства.

– Вы бы весьма удивились, доктор, обнаружив, что мой реальный облик несколько отличается от того образа, который вы нарисовали. Но мне и впрямь лестно, что вы столь высокого мнения обо мне.

– Вряд ли мне придется разочаровываться в вас, Николас, интуиция редко меня подводит. Впрочем, это уже не важно, я принял решение и надеюсь, что оно верно?. Я доверил вам свое открытие и прошу вас решить, как дальше поступить. Вы можете сделать его достоянием гласности – в этом случае, я уверен, вы опубликуете материалы с присущим вам тактом, минимизировав возможные последствия. Или, воспользовавшись вашими связями, посвятите в него узкий круг людей, принимающих решения в этой стране. В конце концов, вы можете просто предать его забвению, позволив событиям развиваться своим чередом, – неуверенно закончил Сайм.

– Довольно тяжкую ношу вы на меня взваливаете, доктор – мне придется фактически решать судьбу человечества, – грустно улыбнулся Николас. – Однако, насколько я понимаю, речь не идет о естественном развитии событий – кто-то ведь уже взял нашу судьбу в свои руки. Кстати, у вас есть какие-нибудь соображения относительно того, кто стоит за созданием этого вируса и зачем он, собственно, был создан?

– Я вообще не уверен, что этот вирус был создан человеком, поскольку представления не имею о технологиях, которые были использованы при его создании. По крайней мере, он создан не человеком в том его понимании, к которому мы привыкли. А уж о целях, которыми руководствовались его творцы, я могу только гадать.

– Доктор, вы опять меня напугали, неужели вирус был создан некой высшей расой, скрывающейся где-то в недрах Земли, или пришельцами с Бета Гидры? – улыбнулся Николас.

– Это был бы не самый скверный вариант, по крайней мере, в этом случае мотивацию создателей вируса, возможно удалось бы понять и хотя бы попытаться с ними договориться. Но, боюсь, дело обстоит гораздо хуже. Впрочем, мне не хотелось бы сейчас об этом говорить, поскольку ничего определенного на этот счет, кроме смутных домыслов, мне в голову пока не приходит.

Тропард некоторое время нерешительно открывал и закрывал рот, явно взвешивая, стоит ли говорить о том, что ещё его беспокоит.

– До отправки материалов в Стэнфорд, – продолжал доктор, – я хочу провести еще одно исследование… Похоже, у некоторых людей может существовать врожденная защита от этого вируса, которая никак не связана с деятельностью иммунной системы. Я бы не хотел пока об этом говорить, поскольку и уже сказанного мной вполне достаточно, чтобы счесть меня не вполне… э-э… адекватным. Тем более, что это уже приходило вам в голову в начале нашей беседы, – улыбнулся он. – Поэтому я не хочу сейчас забегать вперед, но, обещаю, что первым о результатах тестов узнаете вы. Правда, только в том случае, если мои догадки подтвердятся, – закончил он, провожая Николаса к выходу из лаборатории.

///

Николас вздрогнул от шума вибрирующего в ухе динамика:

– Алло, ты что, отключился? Ну точно, опять всю ночь пил! – негодовала в трубке Мэй, – Ты слышал, о чем я тебя спросила?