Наследник Волшебства 90-Е

– Постой-постой, хлопчик, – передо мной вырос крепкий, коренастый парень. Коротко стриженные русые волосы, широкие скулы, которые уже ходили ходуном от предвкушения драки. – Ты людей совсем не уважаешь. С тобой поздоровались, – парень толкнул меня, я остановился.

– Мужики, не нарывайтесь на проблемы, – спокойно сказал я ровным голосом. Гоп-компания ответила громким ржанием.

– Это ты на проблемы нарвался! – удар. Я от неожиданности упал. И тут же получил удар ногой в живот. Остальная компания ринулась помогать своему дружку. Но я оказался быстрее – резко вскочил на ноги и бросился наутёк. Будь я даже чемпионом мира по боксу, против толпы не выстоял бы. Перебежать дорогу, чтобы оживленное движение центральной улицы хотя бы ненадолго задержало их – единственная мысль, которая пришла мне в голову.

~ОТ АВТОРА~

Кирилл мчался на бешеной скорости. Он думал только об одном: как она могла так поступить с ним?! Что-то тёмное мелькнуло впереди. Кирилл ударил по тормозам. Грохот. Сердце забилось часто-часто, перегоняя по всему телу кровь, смешенную со страхом. Он заполнял всё, выплескивался наружу. Руки похолодели, язык онемел. Кирилл вышел из машины и подбежал к парню, который лежал на асфальте. Из его головы сочилась кровь. Горе-водитель перевернул сбитого человека на спину. Господи! Нет! Этого не может быть! Слава. Он схватил парня, перенёс его в машину, сел за руль. Гепардом старенькая волга сорвалась с места и помчалась, куда фары глядят. А смотрели они в сторону дежурной больницы.

Приёмный покой встретил запахом хлорки и неприветливыми врачами. Славу положили на каталку. Стук колёс по серо-жёлтому потрескавшемуся кафелю нарушил тишину полусонных палат и коридоров. Славу госпитализировали. Травма оказалась несерьёзной. Врач велел Кириллу отправляться домой. Наутро пришли милиционеры, записали показания. В итоге Славу через две недели выписали. Следствие установило, что Кирилл не виновен. Слава перебегал дорогу в неположенном месте. ГАИшники дали заключение: возможности для манёвра у Кирилла не было, и авария была неизбежна. Однако Кирилл всё равно возместил весь ущерб.

Пустота внутри росла…

~КИРИЛЛ~

Ночь просочилась в комнату, через неплотные занавески и ударила в голову мыслями. Предательски, без предупреждения. Казалось, вот-вот уснул почти. А тут… Уже светает, а я пятый час курсирую по маршруту «кровать – балкон». Думаю и курю. Курю и думаю. «Он даже не здоровается при встрече. Прошла неделя после выписки. На мои звонки не отвечает. Уж если всё так важно, сказать: да, чёрт возьми, я не хочу больше видеть тебя. Но не молчать. Только не молчать, – думал я. – Чувство вины ширится и заполняет всего тебя, перерастает границы твоего тела, сознания. А ты сидишь и успокаиваешь себя: всё не зря. Что ни делается, всё к лучшему, и что-то о кармических долгах. Только вот это, как таблетки из мела, но без эффекта плацебо. Да, я сбил Славу тогда на ночной дороге. Да, я фактически совершил преступление. Но разве я не заслуживаю хоть какой-то реакции?»

~СЛАВА~

Пейджер на столе завибрировал и издал пару монофонических писков. Я открыл входящие сообщения. «Слава, с тобой общение будет. Сегодня в 5 на поле. Захар». «Он всё никак не успокоится, – подумал я. – На этот раз точно его уделаю. Даже если будет толпа – пофиг. Бегать я больше не собираюсь».

Экран пейджера погас, я отложил его и сел на кровать. Полудрема, в которой мой мозг пребывал до этого сообщения, как рукой сняло. Я окинул взглядом комнату. Обычное логово подростка конца девяностых: письменный стол у окна, заваленный тетрадями, учебниками, журналами о спорте и всяким хламом, платяной шкаф времён Советского Союза – светлое дерево, дверцы, инкрустированные зеркалами, которые уже слегка потемнели от старости, палас на полу с причудливыми узорами. Старенькая скрипучая кровать и ламповый цветной телевизор на монолитной тумбе. Постеры бодибилдеров, крутых американских актёров и супер-звезд рока были наклеены плотно и занимали почти всю стену над кроватью. Вот и всё убранство комнаты. Открылась дверь, на пороге стояла мама. Невысокого роста хрупкая женщина, круглое лицо, выразительные зелёные глаза, тёмно-каштановые волосы.

– Сынок, как ты себя чувствуешь? – она, как всегда, переживает. Даже спустя неделю после выписки.

– Нормально, мам, – с родителями у меня всегда были доверительные отношения. Я рассказал без утайки, как попал под машину, и кто меня сбил.

– Ты всё ещё злишься на Кирилла? – мама почему-то хорошо относилась к нему, в отличие от более близких моих друзей. Всегда защищала его. Даже когда он пришёл в больницу. Фруктов купил. Тоже мне благодетель! Если бы мамы в тот момент не было в палате, я бы его ударил. Отвечаю. Кулаки так и чесались. Просто послал на три буквы. Мама поскорей вывела его в коридор. И правильно сделала. Я думал – она с ним поговорит, убедит больше не общаться со мной. Так нет. Не знаю, о чём уж они там говорили целый час, но Кирилл не успокоился. Приходить перестал. Но звонил почти каждый день после выписки. Он преступник! Не посадили его только потому, что у него есть связи. Он же на юриста учится. По-любому есть влиятельные друзья в милиции.

– Он виноват, – не выдержал я. – Мог и затормозить. Мне всё равно, что его девушка бросила. Это не повод людей давить. Тем более я был в такой ситуации.

– Слава, вы оба виноваты, – мама скрестила руки на груди. – Думаю, тебе надо его простить. Тем более он отвез тебя в больницу, расходы все возместил, моральный ущерб выплатил.

– Потому что он был обязан, – ноздри надулись. – Деньги мне его не нужны, и извинения тоже. Пускай засунет их себе…

– Слава! – мама никогда не кричала на меня. Её голос на это не способен. Но она умела сказать мягко, и в то же время решительно, сильно.

– Нет, мам, ну, правда! Короче, тухлый разговор, – я махнул рукой. Толку с ней разговаривать нет. Она всегда на стороне этого преступника. Почти убийцы. Я лёг на кровать и отвернулся к стене.

– Ладно, извини, что опять лезу не в своё дело, – мама присела рядом и положила руку мне на плечо. – Я тебя люблю, – я сглотнул. За кадыком притаился предательский комок. Я баба что ли нюни распускать. Разозлился на себя, но слёзы подавил.

– Я тебя тоже, мама, – я накрыл своей рукой руку самого дорого человека на земле.

– Поэтому беспокоюсь за тебя. Я всегда думала, что вы с Кириллом могли бы стать хорошими друзьями.

– Как человек, который тебя сбил, может быть другом? – я сел на кровати

– Но он же тебя не бросил.

Вспышка. Гаражи. Захар. Свист.

– Сынок, что с тобой. Сынок. Слава!

– Что? – я повернул голову и посмотрел в глаза маме.

– Ты застыл и смотрел в одну точку.

– Да, мам задумался что-то. Пойду прогуляюсь.

Я бесцельно бродил по улицам. О чём хочет поговорить Захар? Что за картинки мелькали перед глазами сегодня? Я перебирал варианты, думал, прикидывал. Тщетно. Ответы – игла, а я слепой в тёмной комнате. Сколько ни пытайся нащупать, увы… Придёт время, и ответы сами вопьются, как металлическое жало в ногу, – подумал я, но как будто не своими мыслями. Часы показывали без четверти пять. Пора.

Конечно, Захар был не один. Две дорогие машины грелись на мягкой земле в лучах заходящего солнца, мурлыкали моторами. И они единственные сохраняли спокойствие на футбольном поле. Вообще-то это был пустырь, но местная детвора его облюбовала и часто гоняла здесь мяч. Но это было и традиционное место для разборок. Так что вечерами играли здесь уже другие ребята и далеко не в футбол. Меня встретили Захар и четверо взрослых крепких парней. Я их не знал.

– Ну, здравствуй, Слава, – разговор начал Захар – сын местного бандита, уважаемого в криминальных кругах, недосягаемого для милиции, внушающего страх всему городу.

– Привет, – спокойно ответил я.

– Это близкие моего отца. Общение с тобой будут составлять они, – Захар представил каждого из парней.

– Скажи-ка мне, фраерок, зачем ты тачку Захара сжёг? – начал разговор самый рослый и крепкий парень Вован. Он навис надо мной, как гора, готовая обрушиться.

– Я не понимаю, о чём ты, – честно ответил я.

– Дурака не включай. Ты, видимо, не догоняешь. С тобой серьёзные люди говорят.

– Я никакую машину не сжигал. Вообще не понимаю, что происходит.

– Ты, фраер, не свисти, – парень хрустел костяшками пальцев. – Ладно, мы с тебя не спросили за прошлую драку с Захаром за гаражами. Там всё по чести было. А это уже косяк.

– На фиг мне его машину сжигать?

– Ты чё рамсы попутал? Слышь, горбатого не лепи. Вы вечно с Захой в тёрках были. Ещё по шпане чё-то не поделили. Ты давно хотел отомстить. Новую девятку ему батя подогнал. Вот тебе и оказия.

– Да, мы не были корешами, но он мне ничего не сделал плохого, – я понимал, что Захар меня оклеветал, и теперь будут серьёзные проблемы. Если за дело взялись шестёрки захариного отца, то дело плохо.

– Пургу не гони. Заха бате дал раскладку. Он нас отправил с тобой общение составить. Меня не волнует – ты спалил эту тачку или не ты. Короче, пацан, слушай сюда. С тебя 50 кусков. Срок тебе месяц. Не будет бабла – с тебя спросят по полной программе. Уяснил? – я кивнул. Спорить с такими, как Вован бесполезно. Твою мать! Не было печали!

Глава 2

~КИРИЛЛ~

Ветер так и норовит залезть под одежду и обнять тебя своими холодными руками. Кутаюсь в пальто, чтобы согреться. Но не получается. Май совсем не весенний какой-то. Когда на душе образуется шестипудовая гиря, а голова перестаёт генерировать позитивные мысли – я отправляюсь в парк. Но сегодня, кажется, даже птицы поют тревожно. Не могу прогнать дурное предчувствие. Эх… Если бы я сейчас мог, то заглянул бы в будущее и знал наверняка – прав я или это просто хандра. Столько всего навалилось. Лишение силы, предательство Лизы, ситуация со Славой. Ладно, пойду домой.

Щелчок замка. Входная дверь впустила в тёмную прихожую бледно-жёлтый луч холодного электрического света. Зашёл домой. Там пахло пустотой. Готовил всегда отец. Я не брал на себя эту ответственность, хотя кулинарный талант был, но лень оказывалась сильнее. Максимум на что я был способен – сварить пельмени. Да и то только если желудок уже начинало сводить от голодных болей. Обычно вечером дом наполнялся ароматом еды, но сейчас заветного запаха не было. Значит, отец таксовал. Я вздохнул, пельменей дома не было. Рука с длинными пальцами и давно не стрижеными ногтями разжала ладонь, бросив ключи на стол. Связка ударилась о поверхность тумбочки, звякнула и затихла. Рука потянулась к выключателю. Я завис над стареньким тумблером, погладил его.

Белый, ещё советских времён тумблер уже давно потерял достойный вид, краска облезла. Но он сохранил заводскую цену 1р. 64 коп. И главное он помнил прикосновения рук Ангелины в отличие от меня. И не он один. Я иногда беру в руки какую-нибудь мамину вазу или нож, которым она резала салаты, или плед, которым она укрывалась, и мысленно переношусь в то время, когда мама была жива. Представляю, как бы обнял её, что бы ей сказал, и какие слова она бы произнесла в ответ. Я завидую пледу, ножу, вазе, выключателю. Всё-таки грустно, когда предметы помнят больше, чем люди.

Тряхнул головой. Щёлкнул выключателем. Вольфрамовая нить в лампочке занялась ярким светом и разлила его по всей комнате. Осмотрелся. Всё по-прежнему. Слева от входа – шкаф с одеждой. На нём хаотично висели и лежали зимние куртки, осенние пальто, ветровки и другая верхняя одежда всех мастей. Справа приютилась низенькая тумба, заваленная всяким хламом: брелоками, бэушными леденцами, на которые уже налипли троллейбусные билеты. Напротив входной двери расположился светло-коричневый диван. Оранжевые стены прихожей украшали картины – копии известных полотен. Я снял серое из плотной ткани пальто и повесил его на металлический крючок, прибитый к стене. Затем вынул ноги из туфель и размял пальцы. Обувь была новая и ещё поджимала. За этим процессом меня и застал телефонный звонок. Белый дисковый аппарат, казалось, даже слегка подрагивал, будто бы нервничая. Я снял трубку.