Беззащитный

Игорь без удовольствия посмотрел в зеркало. Нет, никаких сомнений в том, что сейчас он бодрствовал и видел настоящий мир, не было. Никаких мыслей о том, что во снах ему виделись некие откровения, тоже не возникало. Во всяком случае, пока…

Но сновидения очень походили на жизнь. Никакие скачки во времени, никакие «визуальные эффекты», никакие резко сменяющие друг друга эмоции – такие сильные и отчетливые! – не уменьшали этой похожести. И еще ностальгия! Да, та ностальгия, которую он испытывал вчера, осталась с ним и сегодня. Увиденное во сне не преследовало его, не мешало думать о насущных делах, но щемящее чувство оторванности от чего-то близкого, почти родного, засело в нем крепко. Вот и сейчас, на несколько секунд перестав думать и просто глядя в зеркало, Игорь опять ощутил себя немного брошенным, лишенным той теплоты, мягкости, того света, пересиливающего даже солнечный…

«А откровения точно еще не начались? – спросил он про себя и не испытал желания даже слегка улыбнуться этой иронии».

Встряхнувшись и приняв факт, что пора уже не бежать, а нестись самым быстрым галопом, он все-таки еще раз попробовал разложить все по полочкам.

«Ладно, допустим, сам я про сны ничего полезного не вычитаю, – сказал он себе. – Допустим, пойду к мозгоправу, пусть меня послушает. Чердак мне проветрит. Но он же спросит, что меня беспокоит. А меня это беспокоит? Да! Ведь я же сейчас беспокоюсь. Не волнуюсь еще, просто беспокоюсь. Но не нервничаю. И не депрессую. Нет?»

Времени на этот внутренний монолог больше не оставалось, но впереди был еще промежуток от входной двери до машины. Да и следующий, занимавший перемещение от дома до арт-центра, как правило, проходил почти автоматически. То есть еще целых двадцать-тридцать минут, чтобы подумать.

Поскорее отвернувшись от зеркала, Игорь побежал обуваться.

* * *

Часть рабочего дня прошла не в пример спокойней, чем накануне. Никаких форс-мажоров, никакой беготни – тихая и размеренная рутина тихой и балансирующей на грани банкротства фирмы.

Однако Игорь не мог не признать: те несколько раз, когда он снова остался один в каморке на четвертом этаже, дались ему очень нелегко. И всякий раз, когда он шел от двери к лестнице или обратно, его ноги слегка пружинили при каждом шаге. Игорь слушал, какой звук издают половицы.

Скрывать свое изменившееся поведение перед Дэном и Зориным было нелегко, но, кажется, справился он удовлетворительно. Хотя как знать, если Зорин еще вчера оказался таким внимательным, то, может, и теперь все углядел. Углядел да задался вопросом: «А не поехал ли этот кругляш кукухой?» Представляя, как эта мысль возникает в голове у коллеги, Игорь начинал переживать сильнее, делал дополнительные усилия, чтобы выглядеть нормально, из-за чего пару раз слишком натужно рассмеялся над шутками Зорина, чем неприятно напомнил себе Дэна.

От этого Игорь окончательно озлобился и на себя, и на своего слишком смекалистого коллегу, да и на второго заодно тоже. Благо день действительно оказался спокойным, что позволило улизнуть домой пораньше.

Возвращаясь через средних размеров пробку, он впервые решился задуматься о том, что заставило его вести себя так по-идиотски. О Славе. О пропавшем и, видимо, так и не обнаружившемся Славе.

Определенно Нина никогда не упоминала этого имени раньше. Правда, на работе у нее были, естественно, не только постоянные сотрудники, всяких аутсорсников хватало с избытком. Но вряд ли исчезновение одного из них вызвало бы такие катастрофические последствия, у них же там почти все проекты намертво встали.

Хотя почему нет?

Игорь попробовал представить какого-нибудь мастера по монтажу, который забрал бы материалы со съемок – допустим, кто-то додумался дать ему единственный вариант, не имеющий копий, – а потом попал в больницу с чем-то тяжелым, что мешает ему выйти на связь. Вот лежит он на койке, страдает. А рядом тумбочка, в ней – его рюкзак, который был при нем, когда его совершенно внезапно и спешно увезли на скорой помощи, и в котором лежит заветный внешний диск. Но при этом он каким-то образом умудрился посеять телефон, выйти на связь хотя бы с его женой ни он сам, ни кто-нибудь из больничного персонала не почесался. А госпитализировали его в критическом состоянии. Настолько, что лежит он без сознания. Или без памяти…

Цокнув от накатившего раздражения языком, Игорь понял, что выдумывает невразумительную чушь. Вроде той, которую какой-нибудь тугой на соображалку муж будет втирать своей жене после выходных на чужой даче с бабами. Нет, найти простое объяснение в такой ситуации не получится. Все варианты с больницами, пьянками или несчастными случаями к этому моменту должны были быть уже проверены.

Но что тогда? Неужели Слава мог сбежать тайно от всех? Внезапно? Раз настолько внезапно, то, наверное, не просто намеренно, а по заранее разработанному плану. Что же он, вздумал прихватить с собой все, что наснимала компания Нины, и смыться, чтобы это перепродать? Бред! Ничего настолько ценного они не снимали и снимать не могли. Может, дело в совсем другой стороне жизни этого Славы, которая с Ниной никак не связана? Может, он набрал кредитов и убежал с деньгами, чтобы осесть где-нибудь в Краснодаре, а его жене скоро предстоит встреча с коллекторами, потому что все долги записаны на нее?

Опять выдумки!

«Нет, это бесполезно», – даже не сказал, а велел себе Игорь.

Но уверенность уже окрепла: если Слава и исчез, то только по своей воле. То есть теперь он находится именно там, где ему нужно. Где он намерен находиться.

Мелкий дождь моросил всю дорогу от арт-центра до дома. К тому же стемнело, так что мир за окном машины был и зыбким, и непроглядным. Поворачивая на свою улицу, Игорь отметил, что совсем не может разглядеть водителя соседнего автомобиля. От этого ему стало очень неприятно.

* * *

– Олежка увольняться собрался.

Вот что сказала Нина, когда Игорь застал ее на кухне. Супруга сидела с чашкой кофе и с глубокой мисочкой, наполненной разноцветными конфетами «Скитлс», которые она вяло перебирала пальцами. Игорь не знал, сколько химически-фруктовых пуговок изначально было засыпано в стеклянную посудину, но готов был поспорить, что к его приходу было съедено не меньше половины от общего объема.

– Бунт на корабле, – проговорил он, проходя к холодильнику. – Одна течь в трюме – и сразу за борт?

– Он там себе кучу техники в кредит взял, ему расплачиваться надо, – оправдалась за бирюзововолосого коллегу Нина с искренним, но не очень сильным сочувствием. – Будет искать, где работа идет и где за нее платят.

– Что ж поделаешь… – отозвался Игорь. – А что с этим… Славой, кажется? Так и не нашелся?

Вместо ответа Нина зачерпнула несколько конфеток, сделала вид, что собирается запустить ими в мужа, а потом отправила в рот. Скривилась, будто и от кислоты, и от огорчения на явно глупый вопрос.

– А ты знал, что у нас по тридцать тысяч человек в год пропадает? – Она подперла щеку рукой и вдруг уставилась куда-то в пространство. Такой отрешенности Игорь за ней припомнить не мог. – Я про это и раньше слышала, но как-то внимания не обращала… А тут как представила: тридцать тысяч теряются и бродят где-то. Вроде в городе живут, в цивилизации… А я представила, что они будто по лесу так ходят… ходят…

– Но находятся же потом, – сказал Игорь, внимательно глядя на жену.

Да, определенно так резко падать духом было для нее не свойственно. Нина и сама выглядела так, будто потерялась в городе и отчаялась найти путь домой.

– Находятся? А, да… – Она попробовала взбодриться, но не очень успешно. – У нас сегодня весь день прошел под лозунгом: «Больше клиентов, хороших и разных». Старые проекты стоят, так Водяной прям нарадоваться не мог. Пусть, говорит, полежат пока, а там заново все посмотрим, все по местам расставим с холодной головой. А пока нечего, говорит, рассиживаться, вон уже очередь новых желающих… Блин, когда ж его погонят и нормального нам сделают! Через неделю такой хаос начнется – хоть самой вслед за Олежкой увольняться…

Игорь поспешно подсел к Нине поближе, испугавшись, что сейчас она заплачет. Этого она не сделала, но выражение все той же безвозвратной потерянности на ее лице усугубилось. Он накрыл ее ладонь своей, она в ответ почти безэмоционально провела пару раз по костяшкам его пальцев.

– Ничего, это я так… – сказала Нина, зачерпывая еще скитлсов. – Выдохлась сегодня у тебя корова. Доили ее, доили, а молока нету.

С этими словами она умолкала и чуть погодя спряталась в телефон.

А Игорь еще минут пять продолжал держать Нину за руку, украдкой следя за выражением ее лица.

Раньше Игорю казалось, что их обоих в равной степени можно назвать веселыми. Потом у него началась серьезная работа, она сделала его более саркастичным, а вот веселья поубавилось. Игорь это за собой всегда замечал, считал, что повзрослел. Но Нина… Он всегда был уверен, что какой он встретил ее в самый первый раз, такой она и оставалась. Конечно, никогда она не была прям лучезарной или беззаботной. Но Игорь думал, что веселость сопутствует Нине всегда. Да, веселость и склонность находить выход почти из любой неприятности. В этом он никогда не сомневался вплоть до этого самого момента.

Детей порой учат противостоять своим страхам при помощи смеха. Когда им кажется, что кто-то прячется под их кроватью или смотрит из темноты неплотно закрытого шкафа, в котором на самом деле никого нет. Даже в какой-то сказке – да, может, и не в одной – главного злодея буквально побеждали смехом. И Нина будто бы сохраняла такую способность – бороться со страхами, смеясь над ними. Во всяком случае, пыталась ею пользоваться, насколько это возможно, будучи взрослой. И Игорю это в ней очень нравилось.

Сейчас же у него было ощущение, что эта веселость из Нины словно полностью исчезла. Словно явился – опять же из сказки – злой волшебник, пришел и похитил у нее смех.

И смотреть на супругу было теперь, как смотреть на те парные фотографии, первая из которых показывает густой таежный лес или тропические джунгли, а вторая – безжизненную, изъезженную тяжелыми колесами и убитую химикатами землю.

* * *

К разговору о Славе вернулись еще раз, перед сном.

Игорь готовился, подбирал слова. Всего за пару часов после их разговора на кухне его призрачные подозрения сильно окрепли. Он перебирал в памяти все, что знал о работе своей жены, о ее коллегах, о проектах. Пытался вытащить наружу любые подробности, которые слышал от нее. Их количество было совсем невелико, от этого ему становилось стыдно и дискомфортно. Похоже, он не такой уж внимательный слушатель, какого она рассчитывала в нем найти, когда что-нибудь рассказывала.

Тем не менее вытрясти из памяти кое-что существенное у него получилось.

– А помнишь, – начал он, когда они стояли с двух сторон от кровати и складывали тяжелое расписное покрывало, – месяцев восемь назад, кажется, у вас там тоже какой-то трэш произошел… То ли вашего Водяного кто-то на деньги развел, то ли что-то вроде того…

Говорить он старался слегка лениво, будто это только что всплыло у него в памяти, а вслух он об этом говорит просто, чтобы указать на примечательный факт.

– Не восемь, а десять. В начале февраля это было, – ответила Нина, у которой выражение потерянности сменилось теперь на легкое, но плотно закрепившееся раздражение. – Там так было: Водяному сказали, что с ним свяжется клиент. Съемка, монтаж, промоушн – в общем, под ключ. Там все очень долго тянулось: то у клиента не получалось подъехать, то в скайпе он созванивался только по аудио, то еще что-то. Короче, никто этого клиента не видел, ни Водяной, ни кто-нибудь из фирмы. Но ТЗ нам поступали, договор на съемку мы заключили, тоже волокиты было много, потому что все очень долго и только по удаленке.

Складывая покрывало, Нина продолжала говорить, вроде невзначай отвернувшись к шкафу. Но Игорю очень нужно было видеть выражение ее лица, а специально заглядывать в глаза не хотелось, выглядело бы странно.

– Короче, я там успела и организовать съемку, и провести. И удаленно дополнительные указания получить, и даже правки были. Потом все заглохло, проект завис. А к началу нового месяца как раз Водяному из банка сообщили, что со счета компании кто-то снял… Вроде, – она чуть запрокинула и склонила набок голову, – треть от всей суммы, что там лежала. В общем – да, начался трэш, караул, пожар, стихийное бедствие. Как-то так получилось, что сначала деньги перевелись на счет именно того самого клиента, а потом просто пропали. И клиента, естественно, уже никто не нашел. Да… – тут она коротко посмеялась, – помню, Водяному тогда сильно вставили. Но он тоже не совсем виноват, ему этого клиента сверху спихнули, а откуда он там взялся – кто ж расскажет?