Безжалостное добро

Андрею идеи легистов, несмотря на их чрезмерную жесткость и даже временами жестокость, казались вполне разумными и приемлемыми. Более того, он считал, что даже в условиях современного общества их методы могли бы оказаться очень полезными и, что самое важное, эффективными. Он всегда был сторонником мнения, что усиление жестокости по отношению к преступности и увеличение давления на население в целом со стороны государства может привести к положительному результату в отношении развития общества. Эх, если бы в его руках оказалась неограниченная власть, тогда бы он создал идеальное общество. Или, по крайней мере, попытался бы сделать это. Первым делом он бы утопил преступность в собственной крови, закон стал бы внушать криминальным элементам такой же страх, какой перед самими преступниками испытывает мирное население. И даже еще больший. Потом… Впрочем, сейчас пока не время думать об этом. Предаваться своим малоосуществимым идеям можно и после пар. А сейчас нужно сосредоточиться. Так, Николо Макиавелли. Выдающийся итальянский политический писатель XIV века. Христианству, как и вообще религии, в политической философии Н. Макиавелли отведено место полезного орудия в управлении людьми. Он преодолел теологические представления о политике и праве и обосновал подход к политике как эмпирической, то есть проверяемой опытом, науке. Он пришел к выводу о том, что в основе политики и политических отношений лежит не христианская мораль, а интересы и сила. Н. Макиавелли считал определяющим в межгосударственных отношениях фактор силы, состояние войны, а не мира: «Ибо добродетель порождает мир, мир порождает бездеятельность, бездеятельность – беспорядок, а беспорядок – погибель, и – соответственно – новый порядок порождается беспорядком, порядок рождает доблесть, а от нее проистекает слава и благоденствие…» Н. Макиавелли вовсе не был сторонником войны, но, будучи реалистом в истинном смысле этого слова, он был убежден в неизбежности войн и не видел перспективы их искоренения. Не видел, поскольку война, наряду с миром, – одно из двух постоянных состояний международных отношений, подобных любым другим противоположностям Вселенной. Убежденный в естественном антагонизме государств, в непричастности морали или других духовных источников к политическому искусству мыслитель и одновременно творец, глубоко выражавший гуманистический дух эпохи Возрождения, Н. Макиавелли, быть может, был одним из самых загадочных политических мыслителей в мировой истории.

Да, Макиавелли, я во многом согласен с тобой. Но только… Только я все же думаю, что существует способ, который бы позволил свести на нет все антагонистические начинания человечества. Войны являются неизбежными лишь потому, что тому виной сама природа людей. А что было бы, если бы удалось изменить эту природу? Тогда удалось бы доказать обратное и опровергнуть великого итальянца и всех его последователей. Война и мир существуют потому, что существуют добро и зло, неизбежная двойственность человеческой души. Два слагаемых, из которых формируется человеческое сознание, а значит, и сознание всего общества. А что, если из двух составляющих сделать одно? Возможно ли это?

Этот вопрос волновал его уже очень давно. Найдет ли он когда-нибудь ответ на него? Тут Андрей бегло глянул на часы, висевшие над доской. Так, так. Сейчас все-таки нужно приниматься за работу. До конца теста оставалось немногим более получаса, а ему еще предстояло перенести свои мысли на бумагу. Как бы хорошо он ни разбирался в данных вопросах, его знания нужно было поместить в требуемую форму для сдачи и последующей оценки. Ну что ж, приступим.

Через полчаса Андрей с видом абсолютно довольного собой человека протянул полностью исписанный мелким почерком листок декану, который с безучастным видом подошел к его столу с целью изъять у него этот самый листок. Ну, вот и все. Просто прекрасно. Все получилось как нельзя лучше. Теперь можно немного расслабиться. Впереди еще две пары по устному аспекту китайского, на которых можно просто сидеть и слушать преподавателя с задумчивым и внимающим выражением лица и изредка отвечать что-нибудь односложное на его нечастые вопросы. Андрей обернулся и посмотрел на Свету. Она уже сдала свою работу и теперь сидела, уставившись в открытое окно и слегка покусывая карандаш, лежавший в ее правой руке. Словно почувствовав на себе его взгляд, она повернулась и посмотрела на него, после чего улыбнулась и очень мило ему подмигнула. Он улыбнулся ей в ответ.

Как же она красива! Нужно обязательно с ней поговорить. Думаю, на этой неделе я смогу решиться. Непременно смогу. Декан тем временем собрал все работы и объявил, что все свободны. До конца пары оставалось еще полчаса, поэтому он попросил не шуметь и тихо подождать начала следующей пары в коридоре. Студенты один за другим начали выходить за дверь аудитории. Андрей выждал немного и направился навстречу Свете, которая уже застегнула сумку и шла между рядами столов к выходу. Когда они поравнялись, Андрей легким жестом руки остановил ее и сказал:

– Света, привет. Ну что, как тест? Все успела?

– Привет! С тестом, думаю, все прокатит. Мне легкие вопросы попались: внешнеполитические взгляды в Древней Греции и основные направления внешней политики США во второй половине ХХ века. Про Грецию я и так помнила, а про США списала. А у тебя как?

– Тоже неплохо. Слушай, я тут кое-что для тебя нашел за выходные. В смысле по твоей курсовой. Надеюсь, поможет. Взгляни.

С этими словами он протянул ей флешку с найденным материалом.

– Ой, спасибо тебе большое. Я даже и не думала, что у тебя так быстро получится. Я ничего подходящего за целую неделю найти не смогла. Наверное, много времени у тебя отняло.

– Да нет, ничего особенного. Буквально за несколько часов справился. Хотя, конечно, пришлось повозиться. Но тебе я всегда рад помочь. Кстати, вот еще что. Ты завтра что вечером делаешь? Или послезавтра? Занята?

– Да, очень. Курсовую вот начну писать, родителям нужно помочь, еще кое-какие дела есть. Скорее всего, всю неделю буду занята. А что такое? Ты что-то хотел?

– Да нет, нет. Ничего такого. Просто интересуюсь. А ты не против, если…

– Слушай, Андрей, ты извини, у меня сейчас срочное дело есть одно, мне уже бежать нужно, давай попозже поговорим, хорошо? Ну давай, пока. До следующей пары. Еще раз тебе спасибо за помощь.

– Не за что. Пока.

Андрей несколько озадаченно посмотрел в сторону исчезнувшей в дверном проеме Светы. Разговор получился не совсем таким, каким он себе его представлял утром. Ну ладно. Если не получится на этой неделе, поймаю ее на следующей. Ничего страшного.

С такими мыслями он вышел в коридор. К нему тут же подошел его лучший друг Костя, с которым они подружились еще с первого курса. Он был одним из немногих, кому Андрей мог всегда довериться. И одним из тех, кому он всегда был готов помочь, особенно в плане учебы, потому как учеба Кости в университете, как правило, носила чисто символический характер. В последнее время, правда, их дружеские отношения стали как-то немного разлаживаться.

– Ну, как дела? Все написал? Что у тебя было?

– Легисты и Макиавелли. Как раз то, что я хорошо знал. Повезло, в общем. А у тебя как?

– А, лучше не спрашивай. К пересдаче уже сегодня можно начинать готовиться. Терпеть не могу этот предмет.

– Да? А какие предметы не входят в этот список? Физкультура? Хотя нет, совсем забыл, на третьем курсе ее уже нет.

– Ладно, хватит тебе. Ты лучше скажи, со Светкой-то поговорил наконец? Ты же собирался.

– Собирался, ну и что? Я ведь не уточнял, когда именно.

– Ну смотри. Как бы не опоздать тебе. На такую красотку желающие всегда найдутся.

– Ничего, успею. Может, на этой неделе поговорю.

– Ну давай, дерзай. Не робей только. Ты в столовую не хочешь сходить? А то я есть страшно хочу, позавтракать не успел сегодня.

– Да, я тоже. Нечем было завтракать. Кофе наспех выпил, и только. Пошли. Народу как раз мало должно быть, еще ведь пары идут.

Две пары по китайскому, на которых преподаватель Ван, недавно приехавший прямо из Пекина, усиленно жестикулируя, пытался донести до студентов характерные особенности развития современного китайского общества, в конце концов завершились, учебный день подошел к концу. Студенты постепенно расходились, некоторые из них, которые во время пар не сочли для себя нужным прислушиваться к льющейся речи посланца Поднебесной, подходили к преподавателю и с помощью уточняющих вопросов пытались тонко выяснить, о чем, собственно, шла речь на этих двух парах. Андрей в их число не входил, поэтому он направился к выходу. Уже в дверях он оглянулся и увидел, что Света о чем-то говорит с учителем Ваном, а Костя, стоявший рядом со своим столом, знаками показал ему, что он тоже хочет проконсультироваться с преподавателем и чтобы Андрей не ждал его. Андрей махнул ему рукой на прощанье, бросил последний на сегодня взгляд на Свету и вышел из аудитории. Он быстро спустился по лестнице, прошел по коридору, кивнул на выходе охраннику и выскочил на улицу. Дел на сегодня у него больше никаких не было, поэтому можно было сразу ехать домой. Однако на полпути к автобусной остановке он вспомнил, что забыл тетрадь по курсу учителя Вана в классе. Да что со мной сегодня такое, в самом деле? Не память, а какое-то решето. Давно я не помню за собой такой рассеянности. Ладно, придется вернуться. Надеюсь, аудитория еще не закрыта.

Андрей взбежал по лестнице на нужный этаж, подошел к двери и уже было собирался повернуть дверную ручку, как вдруг услышал знакомый голос за дверью. Это была Света, она разговаривала прямо за дверью с кем-то из одногруппниц, кажется, с Мариной. Андрей не собирался подслушивать, но тут он услышал свое имя и невольно решил прислушаться к их разговору.

– Ты про кого, про этого Андрея? – насмешливо протянула Света за дверью. – Ну нет, такие, как он, мне точно не подходят.

– А что ты так категорично? Вроде бы неплохой парень, увивается так за тобой, да и…

– Да при чем тут плохой, неплохой? Мне до этого нет никакого дела. Он же просто студент, понимаешь? Ну какой с него толк? Вот то ли дело, например, Толик. У него и машина, и ресторан свой, и клуб вроде бы свой планирует открывать.

– Что за Толик? Ухажер опять новый какой-то?

– Ну типа того, ха-ха! Хотя, если честно, так надоело уже все здесь! Достал этот универ, достал этот город, все достало! Уехать бы уже отсюда подальше. Родители обещали отдать бабушкину квартиру, как только ее не станет, представляешь? Поскорее бы уже коньки она отбросила, тогда можно будет и квартиру продать, и уехать наконец.

– Злая ты какая-то, Светка. Бабушка все-таки твоя… Да и с Андреем тогда зачем продолжаешь заигрывать? Если не нравится он тебе…

– Зачем, зачем, да просто так! В конце концов, лишние поклонники-дурачки никогда не помешают.

Они еще продолжали о чем-то говорить, но Андрей уже не слышал. Он уже ничего не мог слышать. Он будто окаменел. С того момента, как он начал слышать этот разговор, каждое их слово пронзало его словно ножом. Давно ему не было так обидно, горько. В один миг все его надежды разрушились. Ошеломление от услышанного постепенно все более преобразовывалось в гнев. Гнев, который было очень сложно сдержать. Как же ему хотелось ворваться в аудиторию и высказать ей все, что он о ней думает. Он с огромным трудом заставлял себя оставаться на месте. Эмоции буквально кипели в нем, заглушая его мысли. Он стоял перед дверью не в силах сдвинуться с места. Спустя несколько минут к нему наконец начала возвращаться способность нормально соображать. Допустим, я сейчас войду туда. И что дальше? Скажу, что она последняя тварь? Что это изменит? Вряд ли она почувствует угрызения совести. Такие люди, как она, на это неспособны. Поэтому лучше просто уйти…

Автобус номер шестьдесят отъехал от очередной остановки. Только что зашедшие пассажиры занимали свободные места, которых осталось не так уж много, а некоторые остались стоять, взявшись за поручни на сиденьях. Кое-кто разговаривал по телефону или набирал очередное СМС-сообщение, некоторые общались друг с другом, но большинство людей просто смотрели в окно, в котором проносились улицы города в самый разгар рабочего дня. Андрей сидел в самом конце, на одиночном сиденье, прислонившись лбом к стеклу. Он сидел абсолютно неподвижно, и лишь моргание его глаз указывало на то, что он все еще в сознании. Он смотрел на мелькавшую перед его глазами дорожную полосу, и точно так же мелькали мысли в его голове. Как же так? Как она может так говорить, так поступать? Я всегда так хорошо относился к ней, считал, что она одна из немногих, на кого он мог положиться. Как же так? Как я мог так ошибиться в ней? Неужели я совершенно не умею разбираться в людях? Обожаемая мной девушка оказалась таким паршивым человеком…

Это просто не могло уложиться в его голове. Не каждый день сталкиваешься с подобным. Да уж, «удачный» сегодня выдался денек. Хотя чего еще можно ожидать от таких людей? Или от людей вообще? На месте Светы мог бы оказаться кто угодно. И они бы точно так же вытерли об него ноги, даже не задумавшись о степени ублюдочности своих поступков. Потому что сами полные ублюдки. И они повсюду. Везде. Все одинаковы.

Он наконец оторвал голову от окна и перевел взгляд на стоящих рядом людей. Он смотрел на них с растущим раздражением, и даже с ненавистью. Все вы одинаковы… Чтобы хоть как-то отвлечься, он достал телефон и отрыл новостную страничку. «Молодая женщина зверски убита в подъезде собственного дома. Полиция ведет поиск преступников», – прочел он первый попавшийся на глаза заголовок. О господи, каждый день одно и то же. Кто-то кого-то грабит, убивает, насилует, подставляет. Неужели это никогда не закончится?..

– Ну, вот я и дома, – сказал он самому себе, переступив через полчаса порог своей квартиры. Он проследовал на кухню, положил на стол пакет с купленными в магазине по дороге домой продуктами, вымыл руки, сходил к себе в комнату, не спеша переоделся, вернулся на кухню и стал вынимать купленные вещи. Значит, так. Что тут у нас? Бутылка кока-колы, пакет пельменей, батон белого хлеба, два пакета любимых чипсов «Lays Max», упаковка майонеза. Все-таки есть хочется ощутимо. В университетской столовой поесть как следует не получилось, несмотря на пары, народу там было будь здоров. Ладно, сварю-ка я себе пельменей. Ничего более существенного готовить сейчас нет настроения, да и все равно больше ничего нет. Поем, а потом усядусь перед телевизором с бутылкой пива и с пакетом чипсов и просижу так до вечера. Надо же как-нибудь отвлечься.

Андрей бросил взгляд на настольные часы. Они показывали 23:57. На столе стояла литровая бутылка колы, опустевшая где-то на две трети, и два пустых пакета от чипсов. Да, я что-то припозднился. Пора спать. Завтра снова рано вставать. Он встал с дивана, пошел в ванную, принял душ, почистил зубы, выключил свет в гостиной и вошел в свою комнату, закрыв за собой дверь. В половине первого ночи он уже лежал в своей кровати. Но заснуть побыстрее, как ему бы хотелось, у него не вышло. Мысли о событиях минувшего дня с новой силой вгрызлись в его сознание.

Ну надо же. Света. Она мне казалась просто воплощением всех возможных человеческих достоинств. Как же так? Как вообще люди могут быть настолько бесчувственными по отношению к другим людям? Я не понимаю. Что мешает им поступать по-человечески? Я не сомневаюсь в том, что дети, маленькие дети, способны вести себя как люди в истинном, достойном смысле этого слова. Что же происходит, когда дети взрослеют? Все хорошее, что было в них, выветривается, атрофируется? Куда уходит добро? Почему это происходит? И самое главное, можно ли этому как-то помешать?

Эти вопросы беспокоили его уже давно. И сегодняшний случай, крайне болезненный для него, в очередной раз подтвердил его мысли, поселившиеся в нем много лет назад. В людях точно нужно что-то менять. И делать это нужно как можно скорее, пока не стало слишком поздно. Люди разлагаются изнутри. И разложение это принимает все более серьезные формы, постепенно распространяясь на всех людей, заражая даже тех, кто еще совсем недавно был на верном пути. Люди больше не видят причин поступать достойно, стремиться к хорошему. Зачем, если никому, кроме самого себя, это не нужно? Так думают многие, даже люди с высокими моральными ценностями. Для каждого важна лишь своя выгода, свое собственное благополучие. А все то, что нам показывают с экранов телевизоров, все то, что мы видим со страниц книг, газет и журналов, – лишь сплошное лицемерие, вранье. Все эти заявления о том, что нужно всегда сохранять человеческое лицо, помогать ближнему, любить не только самого себя, но и остальных. Это просто смешно. Они неспособны признаться даже самим себе, что на все это им на самом деле наплевать, и они лишь повторяют заученные шаблоны высокоморального поведения, вдолбленные им в голову с рожденья их родителями, которые сами не верили в то, чему учили своих детей, и общественным мнением, которое формируется людьми, даже и не думающими следовать каким-либо моральным принципам. Это просто замкнутый круг. Однако я вовсе не хочу сказать, что все люди такие. Вовсе нет. Ничего подобного. Я твердо убежден, что мерзавцы, негодяи и просто люди с прогнившей душой составляют лишь часть от всего населения. Остальные не такие или, по крайней мере, гораздо лучше. Разделение происходит по разным причинам, их нужно рассматривать особо, разговор сейчас не об этом. Проблема заключается в том, что та часть людей, плохая их часть, отравляет остальных, которые как минимум потенциально являются хорошими людьми, инфицирует их подобно вирусу. И постепенно человечество, которое, по идее, должно быть окрашено в два цвета, черный и белый, становится серым. Добро и зло вступают в симбиоз друг с другом, перемешиваются между собой, перетекают друг в друга, размывая тем самым сами понятия о добре и зле, о том, что плохо, а что хорошо. Вследствие этого люди все больше начинают поступать двойственно, противоречиво. Плохой человек может время от времени совершать хорошие поступки, оправдываясь тем самым перед самим собой за свои прежние ужасные дела, хороший человек может поступить плохо, успокаивая после этого свою совесть тем, что это единичный случай и что время от времени он имеет право поступать низко и недостойно, оставаясь при этом хорошим. Но, запятнав себя однажды, не так легко смыть чернь со своей души. Какой смысл совершать достойные поступки, если ты делаешь это только тогда, когда это не вредит твоим интересам, твоей выгоде? Это все не по-настоящему. Это самообман. Если ты считаешь себя хорошим человеком, ты обязан поступать соответственно всегда, в любых обстоятельствах. А иначе все это не более чем фальшь. И сам ты тоже фальшив насквозь, хотя и не хочешь признаваться себе в этом. Однако людям, похоже, просто нет до этого дела. Конечно, зачем утруждать себя высокими материями, когда нужно просто обеспечивать свое существование. Однако подобное существование не будет длиться вечно. Расплата за отрицание человеческих ценностей неизбежна. Люди просто не понимают или не желают понимать этого. А те, кто все-таки понимают и хотят хоть что-то изменить, не в состоянии этого сделать. У них нет ни сил, ни возможностей. Как ни прискорбно это осознавать, но среди людей в этом мире нет такой силы, которая бы могла покарать виновных и создать новое общество. Идеальное общество, лишенное пороков. К сожалению, это лишь недостижимая мечта. И с течением времени, после долгих лет душевной деградации, люди в конечном итоге утратят последние остатки своей человеческой сущности и превратятся в монстров. В тех монстров, какими они наполовину являются уже сегодня. И тогда всему придет конец…

– Как же я все-таки ненавижу людей, – прошептал Андрей.