– У В. Костерина привлекло стихотворение «Вошла – затеплилась лампада…» Оно входит в цикл «Стихи запоздалые», который является самым совершенным циклом работ автора.

Василий Костерин:

– Спасибо. Неблагодарное занятие – толковать свои стихи. Но в данном случае я попробую. Мне хотелось выразить простую мысль: хорошо, когда над ним и над ней возвышается икона, которая освящает их отношения. И очень важно, чтобы это был не музейный образ, а семейная икона красного угла, перед которой теплится лампада. Кажется, толкование у меня не получилось. Стихотворение, конечно, богаче по смыслу, чем моё ненужное объяснение.

Андрей Владимирович Шурыгин, г. Йошкар-Ола, старший научный сотрудник Национального музея Республики Марий Эл им. Т. Евсеева:

– Стихи В. Костерина неразрывно связаны с философией и идеями русской классической поэзии, хотя работает он в популярных жанрах японской поэзии (хайку и танка). Некоторые из стихотворений при прочтении не лишены налёта иронии и шутливости, а некоторые поражают серьёзностью и вдумчивостью при рассуждении о вечных темах (любовь и нелюбовь, добро и зло, жизнь и смерть и т. п.). Мне особенно понравились танка «Весна – пора любви…», «Я погружаюсь в книгу…», «Во многом знании – много печали…» и хайку «Перебираю в пальцах песок…», «Дом, полный слёз и скорби…», «Проснуться однажды…». В танка «Весна – пора любви…» поэт, казалось бы, вначале говорит о весне как времени любви, что является уже некой аксиомой в поэтическом мире, первой ассоциацией. Но дальше он довольно неожиданно поворачивает рассуждение в пользу осени как поре последней любви. Возможно, это отчасти автобиографичное стихотворение, но скорее всего поэт отождествляет последнюю любовь с осенью как увядающим временем года. В танка «Я погружаюсь в книгу…» поэт говорит об увлечённости процессом чтения, погружении в любимую книгу с головой, но при этом не в слова, а в понравившуюся «картинку на сто седьмой странице», которая настолько привлекла его внимание, что он уже не ищет пути назад. В танка «Во многом знании – много печали…» явственен иронический намёк на сожжение книг, находящихся на книжной полке, которая теперь располагается над огнём камина. Но, как известно, по Булгакову: «Рукописи не горят!». Хайку «Перебираю в пальцах песок…» выражает идею быстрого протекания, скоротечности нашей жизни, когда возникает классический образ человека, сидящего на берегу реки и перебирающего в пальцах песок. В хайку «Дом, полный слёз и скорби…» по-другому, более натуралистично и глубоко выражается идея скоротечности жизни («и ладаном пропахла панихида…»). Теперь дом, где ушёл из жизни человек, – это дом тишины и покоя. В хайку «Проснуться однажды…» словно замедляется время, на мгновение читатель может увидеть образ человека, просыпающегося утром вне времени и пространства, настолько всё обезличено! Вероятно, так поэт стремился передать образ вечного покоя, вечной жизни в мире не земном, а в другом, «небесном мире».

Василий Костерин:

– «Во многом знании – много печали…» – это, прежде всего, книга премудрого Соломона. Относительно крылатого выражения Булгакова скажу, что задолго до Булгакова Гоголь писал, что не горят демонические произведения. Вспомните его «Портрет». Художник, написавший злополучный портрет, сжигает исполненное демонической силы творение рук своих. С облегчением поворачивается в красный угол, чтобы перекреститься. И видит там тот самый портрет. Он не сгорел, а самовольно встал в красный угол, пытаясь вытеснить оттуда икону, заместить её. Такова, согласно Гоголю, сила демонического вдохновения, которая заставляет писателя вместо образа ангела создать образ нечистого демона. Поэтому дело тут не в рукописи, а в демоническом заряде произведения, а проза это, живопись или музыкальное произведение – значения не имеет. Не случайно в Древней Руси старые обветшавшие иконы не сжигали (они не могли гореть в силу своей сакральной природы), а пускали в проточную воду. У Николая Клюева есть прекрасный образ в поэме «Погорельщина»: большевики сжигают целую «скирду» икон, они горят, но души икон возносятся в Царство Небесное.

– Что сподвигло Вас работать в жанрах японской поэзии (хайку, танка)?

Василий Костерин:

– В студенческие годы и позже у меня был друг – художник Пётр Дик, оказавший на меня заметное влияние. Он принёс мне, например, книгу «Неизданный Достоевский» (она тогда – 1971 год – была нарасхват), у него я увидел альбомы икон и альбомы европейской живописи запретных западных художников, он впервые заговорил со мной об о. Павле Флоренском, он, наконец, читал мне танка и хайку, прежде всего, Басё. Если найдёте время, посмотрите работы Петра Дика в интернете. В своём творчестве он всегда стремился к простоте (всё гениальное – просто), он стремился при минимуме средств выразить глубинные идеи и чувства. Подспорьем ему служили икона, японское искусство, но ещё в большей мере – японская поэзия. Он всегда искренне удивлялся, как можно в двух словах создать картину природы, однако японским поэтам это удавалось. Тогда я увлёкся японцами, возил повсюду с собой сборники японской поэзии, однако стал писать в жанре танка и хайку лишь лет семь-восемь назад. Так долго шло «созревание».

Надежда Борисовна Ганиева, сотрудник Пензенской областной библиотеке для детей и юношества:

– Привычно, когда поэт в своём произведении размышляет, анализирует и представляет на суд читателя свой собственный ответ-размышление. В. Костерин как бы высвечивает стихотворным прожектором яркий образ, мысль и предлагает читателю самому раскрыть его суть.

Проснуться однажды

и с грустью понять, что времени нет,

и больше не будет.

Очень яркий философский образ, который побуждает подумать о смысле времени, открывает внутри себя ответы, которые, без заданного вопроса, может быть, никогда бы и не были осмыслены. Сразу же вспоминаются слова из песни: «…есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь…». Прошлого уже не существует, будущее ещё не настало… Жизнь есть только сейчас, в этом вневременьи, в этом кратком миге. Мы же почти всегда заняты или воспоминаниями о прошлом, сожалениями о невозможности его вернуть или прожить по-другому, или путешествуя воображением по неясному будущему – страшась его неизвестности или погружаясь в «розовые» мечты. Это стихотворение очень, как мне кажется, перекликается с другим:

Тихая ночь, мягкая мгла,

мысли то здесь, то там,

как светлячки блуждают.

И опять яркий образ, когда поэт пытается отделить себя настоящего – того, который истинный, вневременный – от светлячков-мыслей, как бы отделяя их от себя и просто наблюдая за ними. Я – это не мои мысли, я – это то, что всегда, здесь и сейчас, то, что неизменно и вечно. Мысли же временны и живут во времени, и можно их просто наблюдать…

Василий Костерин:

– О том, что времени больше не будет, писал святой Иоанн Богослов в Откровении (Откр. 10: 5–6). Воскресение – Страшный суд – Царство Небесное, в котором времени нет, ибо время поглощено вечностью, время растворяется в вечности. Этой проблемой мучились, если помните, князь Мышкин и Ипполит у Достоевского.

Относительно песни замечу, что цитата оборвана. Лучше её цитировать в таком виде: «…Есть только миг между прошлым и будущим, есть только миг, за него и держись». Здесь уже видно, что слова эти не так безобидны.

Во-первых, жизнь человека, действительно, лишь миг с точки зрения вечности. Однако мы знаем, что время имеет способность растягиваться, замедлять своё течение, словно хочет дать нам часы, месяцы, годы для того, чтобы мы успели что-нибудь сделать для вечности. Так что, с одной стороны, миг, с другой, – 70–80 лет полноценной духовной жизни. Откроем Псалтырь: в 89-м псалме царя Давида говорится: «Дней наших – 70 лет, а при большей крепости – 80 лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро…»

Во-вторых, автор слов призывает держаться за этот миг. А я бы сказал: если мы цепляемся за миг, то мы несчастнее всех человеков. Мы призваны не держаться за жизнь, а преображать её духовно – и свою жизнь, и жизнь окружающих. Держаться же надёжнее всего за Бога.

Ксения Юрьевна Лаптева, заместитель начальника отдела по организации мероприятий ГАУК Краснодарского края «Агентство культуры и искусства»:

– Василий Костерин. Танка.

Весна – пора любви,

Сказал поэт,

Весна забылась,

А осень принесла

Последнюю любовь.

Небо в море,

И небо в реке,

И в луже те же небеса.

Три неба,

А мне хватило б одного.

Танка – как мало слов, как много смысла, простора для фантазии… Удивительный опыт «додумывания» образных картин Автора, когда Читатель будто получил особое предложение для сотворчества. И вот Поэт вроде остановился, а ты ещё продолжаешь…

«Весна – пора любви», пора молодости, рождение жизни, начало начал…Это удивительное и прекрасное время, исполненное надежд… И не успел ты набрать в грудь воздуха, как уже Осень… Время, которое неизбежно приведёт к Зиме… Осенью мы уже слышим первое холодное её дыхание…

Здесь Лета нет! Оно осталось незаметным, как это часто и бывает…

Второе произведение не менее философское. Они оба преисполнены красоты, возвышенности и одновременно грусти… Каждый раз финальным аккордом мы слышим что-то личное, что-то из прошлого… чего уже не вернуть…

Вопросы писателю:

1. Каким Вам видится «идеальный читатель»?

Василий Костерин:

– Мой идеальный читатель складывается из двух половинок. Первая половинка – Вы её уже назвали – читатель, который «додумывает» стихотворение, читатель-соавтор. Умение читать, конечно же, есть особый талант.

А вторая половинка – читатель-редактор, который может указать на неудачные слова, обороты, может подсказать другое решение. Он тоже в определённой мере соавтор, но в большей степени редактор. По опыту знаю, что хороший редактор всегда может помочь автору, так что казавшееся завершённым стихотворение приходится переписывать, переделывать.

2. Кого из поэтов прошлого Вы никогда бы не назвали своими учителями?

Василий Костерин:

– Таких поэтов у меня нет. Я учился даже у полузабытых и забытых поэтов, у поэтов начинающих, у поэтов-любителей. Учился даже у графоманов, например, тому, как не надо писать. Если мы с любовью подойдём к произведению, то даже у слабого поэта всегда можно найти удачные запоминающиеся строчки. Хотите верьте, хотите нет, но я учился даже у Демьяна Бедного – мужика вредного.

3. Имеют ли шанс танка и хайку прижиться в нашей стране? Быть понятыми нашим читателем?

Василий Костерин:

– Мне кажется, что оба жанра уже прижились в русской поэзии. Существует клуб любителей танка и хайку в интернете. Или возьмите прекрасные переводы Веры Марковой и Анны Ахматовой. Вера Николаевна, кстати, говорила, что самое трудное для переводчика – это отобрать те стихи, которые могут органично войти в другую культуру, в иную по характеру словесность, станут близки читателю (в данном случае – русскому).

Надежда Александровна Натальченко, г. Сергач Нижегородской обл., заведующая отделом обслуживания Центральной библиотеки им. С. И. Шуртакова:

– Что будет происходить с Россией дальше? Как вернуть молодежь, подростков к чтению русской литературы?

Василий Костерин:

– Очень хорошо, Надежда Александровна, что Вы поставили эти два вопроса рядом. Против России сейчас идёт война: финансовая, экономическая, политическая и мощнейшая (самая опасная, ибо направлена против души) духовная. Выстоит ли Россия? Думаю, никто не возьмётся делать прогнозы. Как говорит Версилов у Достоевского, а что будет дальше, – смотри в Апокалипсисе. Но Вы назвали духовное оружие, которое может помочь России выстоять: это чтение нашей классики, нашей глубоко духовной словесности. Да, сегодня наш народ не назовёшь самым читающим в мире. Разрушительные 90-е постарались и тут. Прилавки были буквально завалены низкопробной макулатурой. Это была диверсия, это был мощный удар по вкусам русского читателя. Читают, конечно, много и сейчас, но что именно? А рецепт здесь один: только родители и школьные учителя могут научить ребёнка читать и любить чтение. И читать не абы что, а нашу классику, величайшую словесность в истории человечества.

Оксана Евгеньевна Головизнина, г. Иваново, преподаватель:

– Все спрашивают, как Вы пришли в литературу, да и уже наверняка спрашивали. А задавались ли Вы вопросом, зачем Вы пришли в литературу?

Василий Костерин:

– Да, Оксана Евгеньевна, конечно, спрашивали. Мне кажется, подавляющее большинство писателей пришли в литературу потому, что не могли не писать. Человек чувствует призвание, пробует писать, у него получается, а дальше всё начинается всерьёз. Как у Пастернака: «…Не читки требует с актёра, а полной гибели всерьёз». Так же и с писателем, поэтом.

А вот на второй вопрос, хотя он и подобен первому, сложнее ответить. И всё же я попробую. Ответов будет несколько. Первый. Об этом я уже не раз говорил в интервью. Однажды дочь Марина сказала: папочка, у тебя около двадцати научных и научно-популярных книг об иконах, но их мало кто читает. Ты пиши то же самое, но в художественной форме, чтобы было для всех. Так появилась повесть «Не опали меня, Купина! 1812» об иконе Неопалимой Купины. Второй ответ. Когда я увидел в 90-х засилье в книгоиздательском деле ширпотреба (сейчас мы видим то же самое, только в более мягкой форме), мне подумалось, что не будет большим грехом опубликовать и мои повести, рассказы, стихи. Вдруг читатель наткнётся на мою книгу и оставит какой-нибудь духовно разрушительный современный опус. Третий. На своём сайте недавно я разместил свои рассказы 70-х годов, то есть они пролежали у меня в столе примерно сорок пять лет. Я писал их для себя. Мне показалось, что они не устарели, и я их обнародовал лишь сейчас. Четвёртый. Мне не нужна слава, не нужны премии, даже не нужны деньги. Мне хватает того, что есть. А пишу, потому что идеи, сюжеты повестей, рассказов, стихов рождаются сами собой, я же их записываю. Ответил ли я на Ваш вопрос?

Нина Александровна Кустова, Нижний Новгород, заведующая музеем книги Нижегородской государственной областной универсальной научной библиотеки:

– Читаю короткие стихи Василия Костерина и восхищаюсь мастерством автора, который виртуозно владеет словом. Из всех предложенных выбрала «Весна – пора любви…» Не буду пока думать об осени, задержусь в весне.

Василий Костерин:

– Примите, уважаемая Нина Александровна, танка на заданную Вами тему.

Задержалась в весне,

Позабыла о лете,

Осень пришла,

Заглянула в глаза,

А я к ней совсем не готова.

Надия Сергеевна Митрофанова, г. Казань, главный библиотекарь информационно-библиографического отдела Национальной библиотеки Республики Татарстан:

– Для этого эссе я выбрала хайку Василия Костерина, опубликованные в журнале «Парус»: http://parus.ruspole.info/node/7387.

В частности, особенно мне запомнились следующие:

В душистый чай

Слеза упала. Я вспомнил:

Эту чашку подарила ты.

Надел перчатки

И всплакнул,

Их вместе покупали мы.

Заходящее солнце

Красит страницы,

Захлопываю роман.

Эти хайку, разумеется, никак не связаны между собой, но я вижу в них общий мотив: течение времени. В первом и втором в трёх строках передана целая история, видимо, прошедших отношений, в то время как в третьем хайку прошёл всего лишь день и наступил закат, а возможно, и целая жизнь (закат как метафора). Во всех трех хайку есть итог, финальная точка: воспоминание (1 и 2) и захлопывание книги (как мне представляется – это метафора окончания какого-либо дела). Эти строки впечатлили меня способом передачи ощущения времени как чего-то мимолетного, но крепко засевшего в памяти. Я очень благодарна автору за столь приятные впечатления от прочтения его произведений!

Василий Костерин:

– Спасибо за точный и краткий, как хокку, комментарий.

Наталья Сергеевна Бибикова, г. Кемерово:

– Вчитываясь в строки В. Костерина, понимаешь боль потерь, радость счастья, приближение к Богу, чувство одиночества среди людей.

Слова поэта наполнены болью за Россию, за будущие поколения, осознанием скоротечности жизни и времени. Особое впечатление производят высказанные почти шёпотом строки о любви.

Среди стихотворений В. Костерина особо запомнились:

Озера тёмное зеркало

Не отражает

Даже свет луны.

Так притягательно оно,

Как чёрная дыра Вселенной.

Только мысленно

Произнесу имя твоё в душе,

А на другом краю земли

Ветер на ушко тебе шепнёт его

Голосом сквозным.

Лишь одно письмо от тебя

За долгих четыре дня,

Я же в день отправляю четыре.

Рассудите нас, люди!

Где справедливость?

Также «Перебираю в пальцах песок…»

Вопрос: Творчество каких современных поэтов близко Вам по духу?

Василий Костерин:

– Современную поэзию я знаю плохо. Читаю урывками. Выделить никого не могу по причине плохого знания современной поэзии, по причине своей некомпетентности в этом вопросе. Когда передо мной возникает дилемма – почитать известного современного поэта или в сотый раз перечитать Пушкина или Лермонтова – я выбираю последнее. Могу назвать тех, кого постоянно перечитываю: Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Баратынский, Клюев, Есенин, Ахматова, Цветаева, Пастернак. Получается, что современность для меня заканчивается на Пастернаке, точнее, на Ахматовой, которая умерла последней из этой когорты.

Оксана Геннадьевна Новикова, г. Иваново, преподаватель:

– Почему Вы выбрали именно танка и хайку для выражения своих мыслей?

Василий Костерин:

– Выше я уже отвечал на этот вопрос. Могу добавить, что трудные стихотворные формы всегда привлекали поэтов (например, венок сонетов). Думаю, это происходит потому, что вдохновение сочетается с борьбой против стихии языка, с одной стороны, и его норм, общепринятых правил, с другой. Преодоление трудностей, как и в любом другом случае, дарует радость, а мысль и чувство, отлитые в краткую форму, производят более сильное впечатление.

Елена Михайловна Селезнёва, г. Богородск Нижегородской обл., библиограф МБУК «Богородская РЦБС Нижегородской области» (Центральная библиотека г. Богородска):

– Василий Костерин. «Попытки танка».

Слышу имя своё за спиной,

Оглядываюсь

На полузнакомый голос.

То я, семилетний,

Окликнул себя невзначай.

По словам Василия Костерина, истинная танка всегда символична. И только с помощью символов поэт может разбудить душу читателя, если она спит.

Эти строки разбудили мою душу. Поэтому, прочитав их, я вдруг внезапно вспомнила, что будучи ребёнком, я всегда хотела увидеть себя лет эдак через тридцать. Каким-то образом попасть в будущее и хоть одним глазком посмотреть на то, какой стану. Конечно же, себе 7–8-летней в сорок лет я представлялась глубокой старухой. Я хотела знать, сколько будет у меня детей, какая будет у меня профессия и т. д. Но парадокс в том, что сейчас я, 40-летняя женщина, также хочу попасть в своё детство, увидеть себя маленькую, поговорить с собой, предупредить о чём-то. Я часто представляю, как это произойдёт и что я скажу сама себе, от чего предостерегу. Странные мысли, но это так.

Детство – это целая жизнь, именно в эту пору закладывается наше мироощущение и случается познание самого себя, все наши детские радости и печали оставляют глубокий след. Жизнь воспринимается ярче – небо голубее, трава зеленее, люди добрее. И я знаю, что бы я 7-летняя сказала себе сейчас, окликнув внезапно: «Все мы родом из детства, помни об этом!»

Вопрос писателю: каким Вы видите будущее современной русской литературы?

Василий Костерин:

– Будущее русской словесности зависит от будущего России. Русофобия приобрела мировые масштабы. Идёт настоящая гибридная война против нашей страны. В этом противостоянии на стороне России принимает участие её великая литература. Призвание русской словесности – быть частью России, жить её проблемами, её болью, опираться на свои литературные традиции, на нашу классику. Напомню слова известного специалиста по Достоевскому В.Н. Захарова. Он говорит, что в России всегда была не столько литература в европейском понимании этого слова, сколько христианская словесность.

Словесность и литература. Эти два слова часто ставят рядом. С конца XVIII века они сосуществуют в русской филологии как близнецы-братья. Некоторые исследователи последовательно употребляют слово «литература», как будто термина «словесность» не существует, другие стремятся их согласовать и употребляют там, где это возможно, параллельно, третьи – по отношению к Руси-России склонны говорить только о словесности.

Что прежде всего бросается в глаза при сравнении двух терминов? Во-первых, слово «литература» – иностранное, восходящее к латыни, тогда как «словесность» – родное, отечественное. Во-вторых, «литература» происходит от латинского littera (буква), а «словесность» – от слова, письменного или устного. Именно особое понимание слова и особое отношение к нему делают различия между понятиями «литература» и «словесность» такими же масштабными, как различия между буквой и духом (согласно апостолу Павлу, «буква убивает, а дух животворит» – 2Кор. 3: 6), или между иконописью и живописью.

Два различия между терминами выявляются уже при поверхностном взгляде. Расхождение между ними заметно углубляется, если посмотреть на них с мировоззренческой точки зрения или в ракурсе русской и западной ментальности. Как справедливо отмечает А.В. Моторин, «противоборство (между двумя речениями: словесность и литература. – В.Л.) является частным, но существенным проявлением общего расхождения между русскими и западными духовными устремлениями». В двух терминах мы имеем принципиально разный взгляд на истоки и суть словесного творчества, на его призвание и предназначение.

Какой жанр наиболее популярен в древнерусской словесности? Без сомнения – Слово. Достаточно вспомнить «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона или «Слово о полку Игореве». Слово в древней словесности не только творческая сила и источник словесности, не только часть речи, но и жанр, причём жанр, возникающий вместе с самой словесностью. Тематика этих Слов может быть самой разной. Главное состоит в том, что их авторы пользуются словом как отблеском Божественного Логоса, древнерусские книжники всегда чувствуют пуповину, которая связывает слово человеческое со словом Божиим и пишут или говорят со страхом Божиим, боясь эту связь нарушить, оборвать. Тогда слово может превратиться в пустословие, суесловие, блудословие, заблуждение и принести вред слушающим или читающим. Вот это чувство взаимосвязи человеческого слова со Словом-Логосом пронизывает всю древнерусскую книжность. И хорошо было бы возродить это чувство и эту взаимосвязь. Итак, будущее современной литературы – всегда и во всём оставаться сердцем, совестью и любовью России и оставаться христианской словесностью, уходящей своими корнями в словесность древнерусскую. И вместе с ней восходить к Слову.

Неизвестный (-ая):

– Необычно, когда поэт выбирает краткость, ведь для выражения мыслей и эмоций, казалось бы, можно использовать горы бумаги. Но Василий Костерин берет за образец японскую поэзию, как он сам пишет: «она призывает читателя к сотворчеству. Так мало можно сказать в пяти строках. И вместе с тем – так много. Читатель приглашается к сотворчеству, впрочем, как во всякой истинной поэзии». Это интересная мысль, так как каждый читатель воспринимает и читает текст по-своему, танка подкупает кажущейся простотой стиха, она, как природа, безыскусна и каждый раз предстает перед нами по-новому. Глубина одиночества и неприкаянности:

<<1...3 4 5 6 >>

На страницу:

Перейти

5 из 6