Запасный вход

Айдар, не раздумывая, сразу принялся за дело. Валюта, прежде чем бросить, рассмотрела его со всех сторон. Поцарапала ногтем поверхность, понюхала,– похоже на мел…– на пол посыпалась белая пыль.

– Эй-эй, бывшая крыса! Бросай, не задерживай в руках! Ты уверена, что полностью избавилась от шерсти???

Валюта метнула. Шарик упал на черные спины и рассыпался, вслед за остальными обозначив приземление легким белым облачком.

Вражеские силы дрогнули… И тут началось. По видимому, у крыс начисто исчезло чувство голода, и они начали отчаянно чесаться, разбегаясь во все стороны от центра падания бомбочки. И вот уже толпы, раздирающих себя крыс бросились врассыпную.

Валюта все бросала и бросала шарики правой рукой, а левой почесывал ухо, затем щеку, шею, грудь.

Гриня глянул на нее через плечо.

– Не чеши, не чеши, девонька, терпи. У тебя зудящий дерматоз. Терпи, не чеши, сейчас, я продезинфициую тебя! Он выдернул из-за пазухи банку дезодоранта с яркой этикеткой «Рексона», и обрызгал ее с ног до головы. Все! Отходи и больше к бомбочкам не прикасайся. На нас они не действуют, а вот у тебя остаточные явления.

– Так, что? Победа? – вскрикнул Филипп Филиппович, – дедушка, почему вы больше не бросаете? Смотрите, еще немного и мы от них избавимся полностью.

– Плюнь на них, они для нас уже не опасны, они заражают остальных, до кого бомбочки не долетели, у них теперь одна забота – чесаться, пока я их не вылечу, – и он засмеялся во весь рот, обнажая частокол из не очень качественных зубов.

– А ты можешь?

– Я все могу, – он выпятил грудь, – если руки не заняты. Ты, как, Валюта?

– Уже легче. Спасибо, деда. А что там внутри было?

– Аааа, – гордо протянул домовой, – мое личное изобретение, блохи там. – И он засмеялся звонко так, радостно.

– Что?!? Блохи? – Валюта начала с ужасом стряхивать с себя белую пыль.

– Ага, голодныяя, зараженныя зудом, да не бойся, я тебя уже вылечил, просто не чешись, потерпи немного и все пройдет.

Поле боя постепенно очищалось, крысы ныряли обратно в провалы, но нашествие на Лиёна продолжалось.

– Деда, давай одну бомбочку в них кинем?

– Нельзя, Лиён еще не обратился, возможно инфицирование. Ты же должна понимать, на себе испытала.

– Дана, можешь сказать, что такого тебе сказала Ксана, что ты так обильно стала исторгать свои жемчужинки перед сорокопугаями?

– Аринушка, – русалка обиженно надула губки, – Красава злая и жестокая женщина, просто солдафон в юбке.

– И, все же?

– Она сказала, что когда мы вернемся на землю, Филя опять превратится в ворона, ведь этого не случиться, как ты думаешь?

– Руку, папа, давай руку, прыгай! – раздался ликующий возглас Чан Ми, – не бойся, успеешь, Валюта и Филипп тебя подстрахуют! В сторону, все в сторону папа прыгать будет! Нет! Стой, стой не прыгай! – он ничего не видит, из-за этих крыс, а вдруг и правда промахнется?

– Что же делать? На нем же один только плащик, вопьются как пиявки, и поминай как звали! – запричитала Дана, – нет, нельзя, ищите другой выход!

– Лёка, у тебя получится резко снять защиту?

– Ннне знаю, по моему, я израсходовала все свои силы, как получится, ничего не гарантирую.

– Сейчас все закончится, действуй по команде. Лиён! Ты меня слышишь, зятёк? Это я Всевладий…

– Да, слышу!

Впервые, за столько лет, Оленька услышала его голос. Не тот, с металлическим отливом, что только что звучал в голове, а настоящий, живой, родной до боли. «Душа моя»… – услышала она сквозь грохот землетрясения. Говорящая крепость Нарын-Кала. Дикий страх и оцепенение. Она удивилась своей забывчивости, а память вдруг решила скопом вывалить на нее и все мгновения благодати, проведенные в его объятиях, и муки совести, что жалили и набрасывались на нее со всех сторон, ведь это из-за нее он попал на эту планету, и возможно находится в одном шаге от смерти.

– Стоп, не расслабляться, – из последних сил приказала она себе, – удержать защиту, во что бы то ни стало, это сейчас главное, это главное.

– Спокойно, Лёка, приступаем. Всевладий конечно видел состояние Оленьки, и постарался насколько это возможно, ускорить процесс вызволения своего друга, когда-то спасшего и его самого.

– Лиён! На счет три твоя Ол-унь-каа, снимает завесу, эти твари должны рухнуть вниз, а ты, не мешкая, прыгай, понял? Лёка, пригнись, как можно ниже, Филипп, Валюта, вы будете обрубать остатки, если что прицепится, понятно?

– Сами с усами! – проворчала бывшая крыса.

– Гринька, после прыжка, разворачивай свою посудину к отстойнику на крышу, слышишь? Начинаю отсчет! Да, Лиён, закутайся хорошенько, целься в меня, прыгай на голос, я тебя приму!

– Понял, понял!

– Один, два, три!

Быстро все же не получилось. Сказалась усталость, нервное напряжение, а может и еще, что-то, что не знала сама Оленька. Однако медленно, но верно крысы сползали вниз и падали. Не все, конечно, более предприимчивые ухватились за плащ, но Лиён уже прыгнул, завалив Всевладия на спину.

– Ураааааа!

– Приехалиииии!

– Аппа! Все получилось! Ты поедешь с нами, домой? – Чан Ми душила его в объятиях.

– Чаги ури эги ( моя малышка) – дрожащими пальцами он прикоснулся к ее лицу.

– Ну, наконец-то! Домой, домой! – выкрикивала Валюта, и в то же время с неприкрытым злорадством разглядывала животных, нанизанных на меч Филиппа, они извивались в агонии. Вместе с ней, внимательно изучала «шашлык» и Красава. Филипп Филиппович стряхнул свой трофей вниз и, вытирая оружие, исподлобья поглядывал на Дану, его возлюбленная вместе со всеми «висела» на Лиёне.

И только Оленька не сдвинулась с места, она просто сидела и смотрела вдаль, постепенно восстанавливая свои силы. Удерживая защитный кокон, неслышно для всех, они поговорили. Нет, не так, это был ее монолог, а он слушал. Но вот слышал ли, она не знала. Он был одинок, возможно, полон страха боли и отчаяния, любая трансформация это всегда боль, осознает ли он что я рядом? Поначалу до нее доносились лишь слабые стоны, непрерывный скрежет, затем сухое шуршание, словно змея трется об камень, избавляясь от старой кожи.

Она все говорила и говорила, восстанавливая и свою память о днях проведенных вместе, словно и не было этих ста лет разлуки. Вспоминала первый поход в город, для покупки одежды, – «Рот прикрой, ворона залетит», – смеялась Оленька, а ему было все интересно, ко всему хотелось дотронуться, запомнить. И первых деревянных солдатиков, вырезаемых обычным кухонным ножом для дочери. И портрет красавицы в ханбоке, что писал он для нее, когда первые лучи солнца освещали собственноручно им сколоченный мольберт. Постепенно погружаясь в сон, она любовалась его обнаженной фигурой, покрытую шрамами, полученными в бесчисленных битвах, там, далеко в прошлом. Она натягивала на себя одеяло, к утру всегда становилось прохладнее, и ей казалось, что она видит и ощущает тонкий аромат его горячего тела, что отдавало тепло крохотной каморке отгороженной занавеской. Иногда она перехватывала его взгляд, полный чувственности, и уже засыпая, слышала мягкие прикосновения кисти к полотну, ей казалось, что эти нежные, влажные мазки, касаются ее лица, шеи, груди.

Наконец Лиёну дали подняться. Плащ, что бросил ему Гриня, был изорван в клочья, и он уже успел пару раз сверкнуть нагими ягодицами.

– Лягушонок, тебе нельзя на это смотреть. Деда! Ты что, не видишь, что эту одежду пора сдавать в утиль, а ну, закинь невод в свои бездонные карманы, вылови для нашего красавчика, что ни будь подходящее.

– На-на, я анатомию в школе изучала, – засмеялась Чан Ми, и подошла к маме.

У бывшей крысы, перехватило дыхание, она любовалась шириной плеч и узкими бедрами, почти обнаженного воина, ему помогал одеваться домовой с особым восторгом и гордостью, разглаживая складочки на нижнем белье, цокал языком, демонстрируя качество.

– О! Чистый хлопок! Нынче такого не сыщешь! А уж когда Лиён облачился в полное снаряжение корейского воина, удивилась Ариадна:

– Так это ты его умыкнул? Я думала, он исчез сам по себе… Молодца, сохранил, да еще и почистил…

Наконец Лиён подобрал меч, что отбросил при падении, и воскликнул:

– Готов! – но, вдруг застыл, разглядывая свои сапоги, в голове загудело, – «галоши», память услужливо вытащила название. Нет, это не галоши, это хва – обувь для военных Силлы, пропитанная маслом от дождя…

Он вдруг, ясно увидел Ванху, еще невестой, закутанной в красный шелк расписанный золотом. Свадебный наряд. И своего первенца, его гордость, «адей», наследник. Голова слегка закружилась, и его качнуло в сторону, картинка сменилась.

Госпожа, ее ласковые убаюкивающие прикосновения и три мальчика, у каждого на белой шубке слева изогнутая отметина. В точности, как у него.

– «Кугианатии» – прошептал он вполголоса, – благородная малышка, и мама Чан Ми, единственная, неповторимая О-лунь-каа. Сумбур в голове слегка прояснился – и тут же, словно кто-то подбросил в печку сухую ветку, и она вспыхнула странным словом – «измена». Что означает это слово? Надо спросить у Оленьки…

– Аппа? – Чан Ми уже тянула его за руку, но он не двигался с места, – ну, что же ты, аппа, пойдем, эта измена не твоя вина, у тебя отобрали память, вот и все, пойдем, пойдем к маме.

– Мама обижена, она меня не простит. Измена? Нет, предательство. Это слово намного страшнее, оно означат передать в руки врага, человека, который всецело тебе доверял. И потеря памяти не может быть оправданием.

– Предательство? О чем он толкует? Неужели это он и есть тот самый предатель? – Красава «навострила уши».

– О, Боги, дайте мне терпенья! Как у вас у взрослых все сложно…Папа, посмотри на меня, смотри мне в глаза! Если бы в тебе была, хоть капелька предательства, я бы сразу ее почувствовала, такое скрыть невозможно! Это стечение обстоятельств, так получилось, это просто трудности, которые мы преодолеем все вместе, ты меня слышишь, Ван Ли Ён? Ты слышишь меня?

Лиён удивленно смотрел на свою, в одночасье, как ему казалось, повзрослевшую любимицу, но произнес совсем другое – Думаешь это возможно? Мама простит меня?

– И думать нечего, иди, уже, помиритесь, наконец, у нас еще дел по горло…– и, насилу сдвинув его с места, подвела к Оленьке.

Валюта, сбросив с себя оцепенение, приставала к домовому, – дедуль, миссию свою мы выполнили, Лиёна освободили, пора в дорогу собираться…

– Да, уж, выполнили…– его нижняя губа презрительно оттопырилась и подрагивала. Он шарил по своим карманам, – убытки, одни убытки, – и горестно вздыхая, аккуратно застегивал пуговицы, кои еще оставались на его изрядно потрепанной одежонке.

Чан Ми оставила папу и маму наедине, и возмущенно ответила Валюте:

– Да вы что? Как же мы бросим в беде Шуршеев, судя по количеству, эти трогладиты за несколько дней превратят Фабулу в пустыню, сами погибнут, и шуршики и сорокопопугаи и рыбки.

– Рыбок жалко, да, любимый? – она заглядывала в глаза Филиппу, пытаясь понять, чем вызвала его гнев.

Глава 14

«Поиски предателя. Роды Красавы».

Она стояла, загадочно улыбаясь, когда ей в спину прозвучали слова на давно забытом, насильно стертом из памяти языке.

– Я проснулся среди темноты. Звезда, волнующая, недосягаемая говорила со мной, и когда костлявая рука смерти коснулась моей груди, чтобы вырвать истерзанное сердце, она посмотрела на меня, облегчила боль и дала надежду на исцеление. О, Звезда моя! Это божественный промысел остановил мой путь на небеса? Нет, это истинное чувство возродилось твоими молитвами.

Я вопрошал ветер, как я мог забыть тебя?

И грозно отзывалась буря – как ты мог позабыть ее?

Устал я бродить по тропинкам, безнадежно отыскивая следы твоих босых ног. С уголков твоих губ сочится еле уловимая обида. Позволь мне осушить ее, и она навсегда останется со мной, как напоминание, что нет мне прощенья. Так пусть же канут в лету перенесенные нами страдания, и вновь возродим тлеющие угольки чувств, которые еще можно вернуть к жизни. Ты, моя любовь, чья красота божественна, суть загадочна, ты никогда не переставали волновать меня, только теперь я понял, отчего тосковало мое сердце, тебя не было рядом, душа, моя.

Одной рукой, он обнял ее за плечи. Его дыхание обжигало затылок, от слабого дуновения, непокорные прядки щекотали раскрасневшееся ухо. Ее спина ощутила не робкое, но властное прикосновение, так мужчина заявляет свои права на женщину. Минуту назад, она полностью восстановилась от изнурительной энергетической работы, но вдруг, почувствовала легкое головокружение. Бедра и ноги напротив, налились свинцовой тяжестью, и если бы он не держал ее, она бы выскользнула из его рук.

Она наклонила голову, чтобы остудить пылающий затылок, и прикоснулась губами к его руке.

– Лиён, возлюбленный мой, – на нее лавиной нахлынула память тела. Если там, на уступе, укрывая его невидимой но прочной защитой, она заставляла себя вспоминать моменты их жизни, то рука обнявшая ее за плечи, и его легкое прикосновение к груди, воскресили в ней, более волнующие подробности их любви. Первый поцелуй, такой долгожданный и такой неожиданный там, на лавочке, под развесистой чинарой. Там, впервые она ощутила себя единственной на всем белом свете женщиной, принадлежащей ему, единственному, который владел ею безраздельно. И сейчас эти ощущения вспыхнули в ней с новой силой. Только его объятия дарили ей истинное счастье, только его голос, незабываемо звучал в ее голове всегда. За эти сто лет черты его лица стерлись в ее памяти, но никогда она не забыала его голос, голос самой любви.

Ее губы дрогнули, и она резко обернулась, устремив на него взгляд, полный любви и нежности обняла его за шею и, уткнувшись лицом в его плечо, бормотала:

– Наконец-то я обрела тебя, мой дорогой, мой незабвенный… С того самого ужасного момента, когда мы так плохо расстались, я постоянно думала о тебе, искала, призывала, я не могу жить без тебя, никогда, слышишь, никогда не оставляй меня, позволь мне быть с тобой рядом, где бы ты ни находился.

– Шель-шевель, шель-шевель, моя милая, любимая моя, единственная…

Возмущенный меч, преданный своим хозяином, громко звякнул о камень, а он прижал ее к себе, вдохнул аромат ее волос, и оба они забыли, что вообще-то полагается дышать.

Две лукавые «караулки», в которых плескалось зеленое солнце Фабулы, отыскали няню.

– Ну, что там у них? – шепотом спросила Дана.

– На-на, она его простила, конечно же, простила, по-другому и быть не может, – прошелестел ответ, – я на седьмом небе от счастья, а ты?

– А я на девятом! Только тссс, это секрет, поняла? – обнявшись, они захихикали, понимая, что какие могут быть секреты на таком ограниченном пространстве, да еще и с родственниками, которые читают мысли друг друга, как открытую книгу.

– На-на, а что это за слова папа бормочет, шель-шевель, на каком языке, никак не пойму?

– Не ищи в иностранщине, лягушонок, нашенское это слово, он говорит: – ну и долго же ты шевелилась, отыскивая меня.

– Дедуль, пора возвращаться, – поглядыая на обнявшихся Лиёна и Оленьку, загундосила Валюта. Противный комок, возникший в груди, против ее воли, она прижала ладонью. – «Нет, я не буду завидовать. Хотя, где же справедливость? Опять всех мужиков разобрали. Всевладий, к нему не подступиться, увалень, но такой надменный, и прожигает взглядом насквозь, от него мурашки по коже. Филиппыч ошалел от любви и тысячелетнего воздержания, для него существует только русалка. Гриня – добрый, но старый и грязный – брррр…

Лиён, это да, это мужчина то, что надо. Еще тогда, в Пьяном лесу, когда он, уже замахнулся, но не ударил мечом ее отвратительную личину, крысиное сердечко дрогнуло. Там, в зеркале, она увидела бескрайнюю степь и двух, несущихся бок обок всадников. Да, это ее мужчина, пахнущий дикой свободой и терпким, волнующим ароматом.

Но вот вдали показалась женская фигурка в белом платье. Ветер, играючи, теребил ее светлые волосы, играя тончайшей тканью, и она не скрывала, а лишь подчеркивала идеальную фигуру, длинные ноги… Девушка вскинула руку в приветствии, и всадник, не раздумывая, мгновенно забыл о просторах, свободе и о ней, Валюте».

«Прочь, прочь недостойные мысли», – она опасливо посмотрела на Гриню, но тот только загадочно заметил:

– Тут как карта ляжет, Валютка. Будем посмотреть.

– Так-так, что у нас на левом фланге? – Красава крепко упираясь ногами в гранитную крышу отстойника, защищая ладонью глаза от зеленого светила, демонстрируя всем своим видом уверенность. Однако, мысли ее витали совсем в другом направлении.

Вопрос о предателе оставался открытым, и это ее беспокоило но, сколько бы она не напрягалась, сопоставляя факты и действия членов своей команды, все указывало на Валюту. Крыса она и есть крыса. Уж больно настойчиво она втиралась к ним в доверие, в своем подозрительном стремлении спасать Лиёна. Госпожа Шуршеиха. Та еще штучка… Этот вариант больше всего подходил, но у нее должен быть сообщник или наставник, как впрочем, и у Валюты. Выходит, главный подозреваемый еще неизвестен…

Она тряхнула головой, отбрасывая до времени головоломку, – ну, что? Не перевелись еще воины в нашем отряде? Айда добивать грызунов?

– «Начало источника должно быть чистым, тогда и низовья его будут чисты» – оборотившись к Всевладию, – произнес Лиён, это было похоже на напыщенную декламацию, но тон его был таков, что все сразу стали серьезными.

– Поясни, что ты имеешь в виду?

– Мы не должны действовать рефлекторно, уничтожая исполнителей чужой воли, да и всех перебить мы не сможем, затаится кучка, рассадник инфекции, и через какое-то время, вновь все вернется на круги своя.

– И что ты предлагаешь?

– Предлагаю найти предводителя. Вычленить и уничтожить.

– Точно, предатель! Наши подозрения были не напрасны. Кто-то же настроил этих милых крысок против нас! – воскликнула Красава.

– У тебя есть предположение? – Всевладий внимательно вглядывался в лицо Лиёна, которое не выражало никаких эмоций.

– Сейчас я припоминаю, когда я пришел в себя, возле меня была не только Госпожа, но и еще кто-то.

– Траян? – спросил Всевладий.

– Твой брат? Нет, не думаю, а что он имеет отношение к происходящему?

– Есть подозрения, я тебе потом расскажу, сейчас главное выяснить кто на самом деле, заварил эту кашу, но для этого нужно время, а у нас его мало. Всевладий на миг задумался и, отвечая сам себе, сказал:

– Нужен отдых, чтобы собраться с мыслями, – он взглядом очертил поляну и ткнул туда пальцем, слово поставил точку, время остановилось, крысы, птицы и мыши замерли в самых живописных позах.

– Итак, други мои, у нас есть полчаса, чтобы выработать дальнейший план действий. Так ты говоришь, был кто-то третий? – обратился он к Лиёну, а конкретнее, пол, возраст, особые приметы, ну там … шрамы на лице, рога, хвосты, крылья?

– Ничего такого, только ощущение присутствия.

Давай так, я тебе задаю вопрос, а ты быстро на него отвечаешь, не задумываясь, хорошо?

– Вот так просто, и ты узнаешь кто? – удивился Лиён, и на мгновение, на его бесстрастном лице, промелькнуло недоверие.

– Знамо, дело просто. Но я могу и посложнее объяснить. Ты имеешь представление, из чего состоит мозг?

– Ммммм…

– Он состоит примерно из ста миллиардов нейронов. У каждого нейрона есть отростки, это еще примерно тысячу триллионов синаптических связей с другими нейронами. Однажды увиденный тобою объект подает сигнал, нейроны возбуждаются, передавая информацию друг другу, через зоны конвергенции. Появляется мыслеформа, если она тебя эмоционально не зацепила, то до поры до времени прячется в отдельном участке мозга. Самостоятельно ты ее вытащить не можешь, это называется «забыл». Я найду эту мыслеформу, а ты мне поможешь, просто, да?

Мужественное лицо императора слегка потемнело от гнева, но внешне он никак не изменился, лишь голос его слегка дрогнул, и он веско произнес:

– Говори.

– Отлично! Итак, вспоминаешь момент, когда ты очнулся на Фабуле. Девочки, я и на вас рассчитываю, Лёка, ты тоже не филонь. Лиён, прикрой глаза, расслабься, просто отвечай на вопросы.

– Кто, кроме Госпожи был рядом с тобой. Это Траян? Мой брат из Нижнего мира?

– Нет.

– Рыба? Скользкая, вертлявая молчунья?

– Нет.

– Птица? Свободная, не стрелянная?

– Нет.

– Крыса? Шустрая, любопытная?

– Нет.

– Это мужчина? Ненадежный, рискованный?

– Нет.

– Это женщина? Милая, приветливая?

– Мммм, да.

– Госпожа?

– Нет! – стиснув зубы, выкрикнул Лиён, и прервал сеанс.

Всевладий вздохнул, встряхнул руками, затем энергично растирая их, обратился к наблюдавшей компании:

– Девочки, вы видели ее? Я с ней не встречался, это точно, Что у вас?

Красава и Ариадна отрицательно замотали головами.

– Мне только вибрации знакомы, – растерянно прзналась Чан Ми.

– Это Ада! Трижды встречалась она на моем пути, и каждый раз ничего хорошего не происходило.

Оленька все так же стояла поодаль. Минуты, проведенные в объятиях любимого придали ей сил, и она уже чувствовала необыкновенную воодушевленность, вот только образ, мелькнувший перед ней, во время сеанса, заставил ее вздрогнуть и откуда-то снизу ядовитой змеей, в только что исцеленную душу медленно вползал липкий страх.

– «Укус женщины», она вспомнила конфеты. Дача Наташи. И отвратительную женщину-оборотня, что незримым сгустком витал над умирающей Чан Ми.

– В чем дело, девочка моя? Ты нам не все рассказала? Что ты прячешь в своей прелестной головке? Важна мельчайшая подробность, чтобы одолеть и ее, ну-ка выкладывай, все, что знаешь…

Всевладий взял ее за руку.

Она туманно посмотрела на него, и с трудом произнесла – это не моя тайна, пусть говорит тот, кому она принадлежит.

– Бабушка? – удивился Всевладий и резко повернулся – это еще что за новости, а ну, выкладывай!

Красава от изумления попятилась назад – Я?!? Понятия не имею о чем речь, вы, что, с ума все посходили? Что за мерзкие намеки?

– Лёка, говори ты, бабушка действительно не знает.

– Ада, это она стояла рядом с Госпожой возле Лиёна. Ада – дочь Красавы,– с трудом выдавила из себя Оленька, – бабуля, возможно, ты забыла? Сколько лет прошло?

– Как это? Как это? Забыла о своем ребенке?!? – ахнула Дана.

– А папенька, папенька то кто?

– Мама, о чем они говорят? Это правда?

Впервые, резкая, прямолинейная Красава, шагающая по жизни с девизом – «Существует только два мнения, мое и неправильное», – оторопела. Первое, что пришло ей в голову – они все сошли с ума, – и тут же себя поправила – обычно так думает, сам сумасшедший… Я сошла с ума? Да нет, нет, этого не может быть. Это Фабула требует сути. А что если и взаправду? Как такое возможно? Необходимо немедленно избавиться от этих унизительных и необоснованных обвинений. И враз, отбросив все сомненья, распахнула руки в небо, грозно закричала:

«Тень на плетень

В ясную звень

В туманы забрёл

Означенный день

Покровы с него срываю

Истину миру вещаю».

– Ооо, приэхали, – забурчал домовой, – присаживайтесь, робяты, кино смотреть будем.

Валюта вопросительно посмотрела на Филиппа, но тот невозмутимо устраивался возле Даны. Пожав плечами, она последовала их примеру. Свет постепенно меркнул, – и впрямь, как в кинозале, – она удивленно всматривалась, как сумрак поглощал светлую фигуру Красавы, что застыла с воздетыми к небу руками. И тут, она увидела пламя свечи, затем еще одну, еще, и наконец, взгляд ее выхватил из темноты кровать под золоченым балдахином. Там на спине лежала юная девушка. Одной рукой она поддерживала свой живот, что выпирал из-под одеяла, вторую, белую, с длинными изящными пальчиками, – «уверена, что эта дама ни разу не утруждала себя мытьем полов или другой неблагородной работой», – покрывал поцелуями юноша, что стоял на коленях подле нее.

Он был высокого роста, с непокрытой лохматой головой в желтом длинном кафтане, испачканный по низу, и грязные сапоги.

– Петруша, услада сердца моего, почто так забеспокоился, любезный друг мой, возвертайся. Молю. Дела государевы не терпят отлагательства.

– Ах, Красавушка, голубка моя, поспешал к тебе скоро. Весточки твои, купно получил, и за оныя благодарствую. А поспешал, дабы увериться, что разрешилась ты благополучно и прибываешь в здравии. Дай Бог и дитятко удачно выйдет.

– Соколик мой быстрокрылый, Петенька, не омрачай светлый взор свой муками моими – она попыталась забрать свою руку, которая уже розовела от прикосновений его жестких усиков.

– Нет! Нет, Красавушка, как я могу покинуть тебя? Позволь остаться, разделить с тобой и боль и радость.

– Ступай, ступай, не для тебя это зрелище. Иди, займись своими делами, будь моими ушами и глазами. Возлюбленный мой кликни Ладушку, чую, скоро начнется.

– Позволь хуш повитуху оставить, она дело свое знает, да и немая к тому же…не разболтает.