Слова Луки ввели эмиссара в самый настоящий диссонанс. Правящий Совет? Неужели где-то в галактике ютилась сгнившая человеческая демократия? «Удивительно, – невольно отметил Павел, – Терры коснулась рука Императора, демократия не была способна выполнить его планы.… Здесь же она теплится!»

– Правящего Совета? – переспросил Павел, стараясь прочистить горло.

– Правящего Совета, – подтвердил Лука, – Правящего Совета Нового Карфагена. Ранее у нас была колониальная администрация, что не была способна справиться с растущими потребностями колонии.… И генерал Алексий Комменген захватил власть двести лет назад, объявив себя императором человечества. Но поглядите сами: оно пришло на пользу. И лишь после смерти императора нам удалось дать начало чему-то новому.

Всё больше вопросов шли в седую голову Павла, но вовсе не ответов.

– Новый Карфаген… – покатал он название на языке, – Я припоминаю подобный проект, но, помнится, стартовал он ещё в двадцать восьмом веке. Но я нигде не видел отметки…

– Именно так, – кивнул советник, направляясь к коридору, – Проект назвался различно. Илион, Карфаген, Византий… Он сменил великое множество названий, но остановились на Карфагене – вероятно, Георгий Аргир закладывал в этом какой-то свой смысл.

– Но как колонисты выжили? – озадаченно спросил Павел, поспевая за Лукой, – Все новости трубили о гибели корабля!

– Курс был настроен не совсем верно, поскольку никто тогда не знал о каких-то активностях на нашем будущем доме, – Лука почесал подбородок, – Из-за чего корабль наших предков угодил в пояс астероидов уже погибшей планеты. К счастью для них, ИИ настроил путь к новой пригодной для заселения земле. Мы окрепли, заселили новый дом, окружили его доками и станциями для собственной защиты.… Но никто не пришёл. Шли годы, века, а от центрального правительства не было никакой весточки. Мы ни разу за всё существование Карфагена не получали никаких сигналов с Земли.… Или как Вы там выразились?

– Magna Terra6, жемчужина императорского венца, – деловито поправил посол, – Император Андроник властвует ею и тысячей миров.

– Тысячей миров, – хмыкнул Нотар, – Я полагаю, империя имеет невиданные размеры… Отрадно слышать, что жизнь ещё где-то есть.

Они устремились дальше, к белой башне. Воспоминания о посещении императорского дворца были ещё очень ярки: это прекрасное творение людских архитекторов пестрил мрамором, чёрным деревом, золотом и серебром, бесконечными рядами драгоценных камней.… Здесь же Павла встречал строгий, выдержанный стиль, но удивительно милый взгляду. В нём не было никаких лишних деталей, не было золота, что пылал янтарём при лучах холодного солнца и резал глаза своей лучистостью, не было исполинских изваяний.… Гремели недалеко отсюда скромные фонтаны, смеялись дамы в простых нарядах, что даже и рядом не стояли с вычурностью и богатством терранских леди – воистину, напыщенных и злонравных, не знающих равных в своём стремлении к золоту. Павел невольно вырисовал картину: помешанные на худобе, угромоздившие на своё хрупкое тело тугие корсеты, да носящие безмерно богатые наряды – шелка, атлас и бархат сплетаются в этих дьявольских платьях, будучи сшитые золотом, серебром, усыпанные блестящими драгоценными камнями, цены которым, возможно, и нет. Не так далеко эти же терранские леди и прочие участники посольства брели за Павлом и Лукой.

– Жизнь есть не только в Империи, – улыбнувшись, произнёс он, – Бескрайняя вселенная населена миллионами рас, подобных нам. Миллионы историй развивается буквально на твоих руках, ведь многие народы до сих пор не вышли из времён, аналогичного нашему каменному веку… Великое, непостижимое многообразие.

– Вы хотите сказать, что есть кто-то кроме человека?

Наивный вопрос Луки несколько озадачил Павла.

– Да, – неуверенно протянул посол, растерявшись, – Да, всегда был.

Они быстро прошли треугольную арку, украшенную старым плющом, и внушительный затемнённый зал, где возвышались мраморные статуи на античный манер. Казалось, оживала могучая Афина, что крепко держала в руках копьё и щит, действительно гневался Арес, и лишь быстроногий Аполлон устремлял взгляд куда-то ввысь. Мимо гостя и Нотара проносились многочисленные бюрократы и архитекторы, что едва не роняли планшеты и свои красные шапочки.

Вскоре перед Космидисом предстало заполненное и шумное помещение. Многочисленные чиновники переглядывались между собой, о чём-то неуверенно роптали, но даже при появлении посла не появилось человека, что остановил бы шум. Павел был готов предположить, что с этой толпой ему предстояло говорить. Лука же странно и непринуждённо улыбался, выискивая кого-то взглядом.

Из чиновничьих масс вышел человек, одетый в относительно строгие и простые одежды – его мундир не блестел золотом, как мантии имперских преторов, а плащ не был соткан из какой-либо дорогой ткани. Его шаг был размеренным, он хорошо держал осанку, хотя опирался на трость.

Он был смуглым и черноволосым, точно потомком греческих колонистов, подобно самому Павлу.

– А вот и посол Космидис, – улыбнулся мужчина, – Я Константин Македониди, президент Нового Карфагена. Для нас и меня лично честь принимать посла с Земли.

– Ваше Превосходительство, – посол отвесил низкий поклон, – Мой Император – государь и самодержец тысячи звёзд и всего людского рода…

– Ну, раз Карфаген не при нём.… Не всего, значит, – задорно хмыкнул Константин, – Идите с нами, посол, нам нужно многое обсудить в более конфиденциальной обстановке… Всё уже готово для аудиенции.

Павел и карфагенянин прошли к лифту, что быстро понёсся наверх, к самым высоким этажам башни. Вскоре перед ними предстал внушительный зал, в центре которого возвышался массивный чёрный стол. Было всего одиннадцать мест, и девять из них были заняты советниками. Лучи приветливых солнц прорывались сквозь высокие портьеры, игрались на тонких ручках мраморных дев и очках некоторых присутствующих в зале.

Константин прошёл через всё помещение, кивком приветствуя всех, и утонул в своём кресле.

– Присядьте, господин посол, аудиенция будет проходить в присутствии Правящего Совета, – твёрдо настоял он, указав рукой на кресло напротив, – Итак… Новый Карфаген был в полной изоляции тысячу лет. Мы не получали никаких посланий от Земли, не видели ни единой живой души вне наших систем. Мы уже начали предполагать, что мы…

Он выдержал недолгую паузу, постучав пальцами по столу.

– Последние, господин посол. Что Земли больше нет, проект человеческого Рассеяния провалился.

– Однако, Рассеяние удалось. Проект был даже перевыполнен за последнее тысячелетие.… Но можно полюбопытствовать, Ваше Превосходительство? Для чего тогда вам военный флот? – фыркнул посол, – Если вы не выходили ни с кем на связь?

Президент хмыкнул, обращая взгляд на пухлого советника, господина де Риверо. Он кивнул, что-то набирая на панели. Голографический проектор заскрипел и вывел изображение флота, что собирался у орбиты планеты.

– В связи с тем, что Земля погибла, мы думали о проведении своего Рассеяния, но далеко не бесконтрольного, – объявил советник, – Как показал печальный опыт.… Без защиты колонисты быстро потеряются, колония умрёт. Флот строится только для защиты колониальных кораблей от аномалий и контроля администрации.

– Господин посол, прежде чем мы продолжим нашу беседу… Нам важно узнать, что же сталось с Землёй. Расскажите нам, – Константин подперел щеку рукой, – Хотя бы кратко. Я бы хотел иметь представление о том, что сейчас с нашей родиной.

– Конечно, – согласился Павел, – Тысячелетняя изоляция – редкое явление… Особенно в нашей истории. Однако, пока ваш вольный мир расцветал без нас, Терра… Терра собирала потерянные колонии в надежде на создание человеческого «пузыря». Именно так был сформирован Совет Звёзд, где Терра и колонии были равноправными членами. Развитие шло своим чередом, мы давно избавились от угрозы энергетического кризиса, наши земли полнятся зерном и водой… Больше никто не верил в то, что человечеству может настать конец. Демократия была на пике своего расцвета: казалось, вольности человека не было предела…

– Это ж выходит, теперь наши доки смогут принимать торговые судна со всех концов человеческой ойкумены, не так ли? – спросил, чуть приподнявшись, тонкий господин Ивановский.

– Именно так, – кивнул Павел, недовольно скривившись.

– Это же отрадно! Представьте себе перспективы нашего сотрудничества! – радостно объявил господин Ульве дрожащим голосом, – Карфаген… Карфаген может быть отправной точкой для товаров с одного конца галактики к другому! И для Земли выгода, и для нас!

– Рукав Лебедя заселён не людьми, господа. И дальние рубежи галактики тоже не принадлежат нам…

Зал замер. Воцарилась напряжённая тишина, разрываемая лишь ропотом недоумевающих советников.

– Есть многочисленные народы чужих, господа, – пояснил посол, – Не со всеми у нас тёплые отношения. И не все хотят их налаживать.

– Вы, наверное, шутите, – нервно усмехнулся господин де Риверо.

– По-вашему я похож на шутника? – Космидис нахмурился.

– Продолжайте, – громогласно приказал Константин, хмуро обводя взглядом зал.

Павел несколько оторопел. Он громко откашлялся, прочистив горло.

– Однако, вечно это продолжаться не могло. Наша цивилизация достигла пика своего развития, достигла… Точки невозврата. Мы нашли их, – эмиссар выдержал недолгую паузу, – Чужих. Это феноменальное событие, скажу я вам, стало шоком для всего общества! Мы, уверенные в собственном одиночестве, встретились с теми, кто так же, как и мы, способен держать в руках косу и молот! Казалось, наша цивилизация вот-вот рухнет из-за воцарившегося хаоса, но.… Пришёл наш славный Император, что крепко взял бразды, сплотил нас и дал будущее… Мы отошли от шока. Мы вернулись к былому.

– Вы хотите сказать, что демократия не выдержала? – президент Македониди прищурился.

– Да, – уверенно подтвердил посол, – Демократия Терры рухнула, едва почувствовав приближение кризиса.

Воцарился громкий ропот негодования. Президент смотрел на посла исподлобья, некоторое время осмысливая сказанное. Через пару мгновений он дрогнул, подобно титану тяжело поднялся с кресла и встал у просторного окна, обводя взором башни Карфагена, пестрящие в утренней зари.

– И что же вы хотите нам предложить, господин посол? – спросил Константин достаточно громко.

В зале воцарилась тишина.

– Карфаген должен войти в состав Империи, – протянул посол, – Ради сохранения народа от посягательств со стороны чужих.

– И какие доводы Вы можете привести в пользу этого? – хрипло спросил Македониди.

– Что?

– Почему Карфаген должен склониться перед вашим императором, посол? – нервно спросил Константин, – Тысячу лет мы ничего не получали от Земли. Никто нас не искал, никто не пытался нам помочь, а теперь мы должны преклонить колени перед императором из какой-то неведомой дали, что явился объявлять свои требования? Почему я должен согласиться на это?

– Мой Император желает объединить человечество перед лицом общей угрозы, – констатировал посол, – Империя – светоч нашей цивилизации во всём враждебном окружении. Чужаки! Чужаки повсюду, откройте глаза! Многие точат зуб на человеческий род: мы гибки, сильны, хорошо приспосабливаемся. Многие хотят использовать нас в качестве дешёвой рабочей силы, согнать на фабрики и рудники. Вы этого хотите для Карфагена?! Разорения? Смерти народу?

– Почему чужаки, по-вашему, особенно опасны для Карфагена? – выкрикнул господин Ульве, – С чего Вы взяли, что они не готовы сотрудничать?

– Других вариантов нет, – Павел поднялся с кресла, – Либо Карфаген станет частью человеческой империи, либо его народ будет в рабском положении в любой инопланетной державе…

– Это угроза, господин посол? – фыркнул господин де Риверо, – Я полагаю, на этом стоит закончить наш разговор.

– Нет.… Да как же вы не понимаете?! Враг у ворот! – задыхался эмиссар от волнения, – Он трубит в рог, созывает свои бесчисленные полчища, уже готовится нанести удар! Если Вы подпишите договор – Карфаген будет спасён, он будет под протекцией Императора!

– ДОВОЛЬНО! – приказал господин Ивановский, – Я так полагаю, Вы рассказываете нам страшилки о чужих, чтобы запугать… А ваши угрозы? Неужели я слышу скрытое, ядовитое объявление войны? Вы лишь хотите использовать наш мир в военных целях!

Павел съёжился, вжался в кресло, беспомощно обводя беглым взглядом советников.

– Послушайте меня…

– В карцер его! – требовал господин Ульве, – В карцер, в карцер! Покажите, что мы делаем с врагами Республики!

– Стража, – похолодел Константин, басом заглушая ропот, – Покажите господину Космидису наш карцер.

Несмотря на резкую агрессию карфагенян, послы схватились за подручные средства. Павел ужаснулся ещё больше, отчаянно размахивая руками: он надеялся, молился, что всё обойдётся без происшествий.

Но он наивно полагал, что Карфагену нужен мир. Едва его соратники успели что-то сделать, едва их оглушили тяжёлыми и размашистыми ударами винтовкой и прикладами… Он остался один, окружённый хищно ухмыляющимися солдатами.

– Вы совершаете ошибку! – воскликнул Павел, едва его рук коснулись пальцы стражников, – Уверяю вас, вы пожалеете!

III. Homo homini lupus est

«Терра. Возможно, одна из самых прекрасных планет во всём Млечном Пути – вечно бурная, вечно горящая, но не будьте падки на её внешний вид. Ныне правящий на ней император Андроник держит обездоленное человечество в ежовых рукавицах! Его диктатура распространилась на тысячи миров и пресекает любое инакомыслие, ибо он задал курс всей Империи, так называемое «Великое триединство»: труд до изнеможения, исключительная верность бесчеловечному режиму и ксенофобия даже по отношению к союзникам. Вот оно, истинное лицо прогнившей в вечном празднике Терры»

– Нархаяш Ульфиндорг, «Путеводитель по нашей галактике», XX год Империи.

Круговорот тьмы беспамятства и ослепляющего тюремного света обрывался для Павла после ударов надсмотрщиков. Он уже сбился со счёта, даже не мог понять какой день сейчас идёт и который час дня.

С ним обращались как с сутулой старой псиной. Солдаты не имели ни капли сожаления, напротив, били его с особой, жгучей, но непонятной ему ненавистью. Было ли это приказом самого Константина – вероятно, сам эмиссар об этом уже не узнает.

Каждый час он слышал стоны и крики окружавших его послов. Он понимал, что те, вероятно, не выживут. Не выживет и он.

Лишь когда он оставался наедине, что бывало очень редко, он невольно плакал. Вовсе не над карой или своей жестокой судьбой, нет. Он лил горькие слёзы по Карфагену, чьи лидеры сковали сами себе погибель: точно воочию Космидис видел чёрные громады Имперского флота, что закрывали собой солнце, открывали массированный огонь по белым башням, сжигали дотла леса, испаряли моря. Перед заплаканными глазами посла замирала горячая, безжизненная, покрытая застывшим стеклом планета, и лишь ветер разгонял золу и пыль былого… Всё рассеивалось в тени и огромных, кровожадных глазах Императора, что подобно внимательному и хитрому хищнику бдил, готовясь устремить свои острые когти к беззащитному миру. Стоил ли того скептицизм Совета?

Но всякий раз Павел дрожал, понимая, что, вероятно, Кирхе вывел корабль из оцепления – с боем ли, или без, это уже не так важно. У дипломатического корпуса конкретные рамки: после суток молчания с обеих сторон, отсутствие дажё намёка на благополучные переговоры, капитан имеет право даже бросить послов на съедение на аборигенов, но обязан доложить Имперскому флоту об опасности. И Космидис боялся, что эта неоправданная, жестокая глупость карфагенян, не станет их последней роковой ошибкой – Кирхе знает протоколы, и Кирхе обязательно воспользуется ими, зная, что это даст возможность «повеселиться».

Но этот час был удивителен всей своей сутью. Посла окатили холодной водой. Он машинально смялся в клубок и забился в углу, дрожа всей своей сутью и готовясь принять очередные ругательства и пинки. Но ни того, ни другого не последовало.

– Приготовьте господина эмиссара к аудиенции с президентом, – раздался знакомый, скрипучий голос, – Незамедлительно. Это не требует отлагательств.

Павел вновь шёл по внушительным коридорам башни. Стражники заставили его надеть белый хитон и даже не предоставили никакой обуви. Дрожащие босые ноги, изрезанные в недавних ранах и ещё кровоточащие, ступали по холодному стальному полу и оставляли кровавые отпечатки. Приятный алый свет двух солнц уже не казался столь приятным и притягивающим, он был таким же кровавым, подобно любому рассвету и закату новой Терры.

Вскоре перед его глазами предстал злосчастный затемнённый кабинет. Солдаты грубо подтолкнули Павла, и он рухнул на пол, громко кашляя, чуть ли не разрывая глотку. На ковёр полилась кровь. Но вновь их крепкая хватка болезненно коснулась его ноющих плеч, заставляя съёжиться и стиснуть зубы… Он даже не заметил, как оказался в мягком кресле. Вновь напротив Константина.

Президент Карфагена хмуро смотрел на своего пленника, нервно стуча пальцами по столу. Он выглядел уставшим и разбитым.

– Итак, – Константин прочистил горло, – Павел Иоанн Космидис, 3969 года рождения, территории бывших Афин, средиземноморский сегмент Терры, так?

В ответ тому было лишь молчание. Павел смотрел на Константина исподлобья. Он мог лишь со странным злорадством отметить: что ж, вот теперь это и есть аудиенция.

– Мы взломали базы данных вашего коммуникатора, —пояснил президент, – Отвечайте на вопрос.

– Всё так, – нехотя уронил Павел, – Но можно полюбопытствовать, прежде чем мы продолжим?

Карфагенянин кивнул.

– Что стало с делегацией? Капитан Кирхе? – Павел подался вперёд, с украдкой смотря на Македониди.

– К счастью для Вас, господин посол, этот безумец… Капитан Кирхе, то есть… Смог бежать с планеты, и вероятно, уже докладывает начальству о происшествии, – протянул президент, – Я же хотел удостовериться в правдивости слов, которые Вы говорили. Эта встреча – моя инициатива, совет о ней не знает… Поэтому я ничего не могу пока предпринять.

Павел дрогнул где-то внутри. Его страх оправдался: Кирхе бежал, он доложил. Очень скоро они будут здесь.

– Вы же понимаете, что это акт агрессии? – Космидис прикусил разбитые губы, – Вы уже объявили Терре войну.

– Да, – печально вздохнул Македониди, – Но у нас нет иных вариантов. Мы отстоим свою независимость, либо погибнем.

– Вы все спятили, – хрипло усмехнулся посол, закидывая ногу на ногу, – Разве независимость стоит таких жертв? Император уничтожит здесь всё, не оставит камня на камне, и всё по вашей вине.

– Мы сами выбираем нашу судьбу, не ваш Император, – отрезал его Македониди.

Павел подперел щеку рукой, вздыхая. До чего же доводит эта вольность? Вольность! Вот вся беда человечества – вольность и амбиции пеленой накрывают его глаза, лишают страха и рассудка. Карфагенская вольность кажется абсурдом: им угрожают пришлые, кровожадные, бесчеловечные враги, готовые высосать мозги и пожрать внутренности, им предлагает протекцию их «старший брат», всемогущий Император Терры… Но эта вольность побуждает их не видеть первых, не желать воссоединяться со вторыми, точно создавая призрачный, невозможный третий вариант!

Космидис на своей шкуре почувствовал эту карфагенскую вольность. Эти варвары ради своей мнимой свободы готовы даже мучить посла, нарушать негласный человеческий закон. Но сейчас у него нет других вариантов, кроме как говорить. Жгучее негодование ещё грело сердце и заставляло видеть эту вольную гавань как рассадник гибели, побуждало видеть в президенте Македониди самозванца, жалкого, ничтожного и скупого государя, неспособного и доли секунды быть Человеком. Но Павел знал, что будет с миром, если не достигнет компромисса. Он содрогался, содрогался всей своей сутью, когда представлял горящие белые башни Карфагена.

Только сейчас у него появился шанс изменить всё.

– Что конкретно Вас интересует? – фыркнул Павел.

– История. Например, кто этот ваш император Андроник. Чем знаменит, что было до него.… Начинайте с чего угодно, как Вам будет удобно.

Космидис задумался, метнув взгляд куда-то в сторону. Он и не знал, что сказать, как правильно донести до этого самозванца всю глубину Императора, раскрыть слипшиеся в неправде глаза многих советников и чиновников, что наверняка уже используют образ непобедимой империи зла в своей ничтожной, лживой пропаганде…

– До Императора существовал Совет Звёзд, – нерешительно начал он, пускай и буквы застревали в горле, – Могучая сила, объединившая колонии под формальной властью Терры.… Терра всегда хотела лидерства, но всякий раз колонии отодвигали мать на задний план, не желали сплотиться… То был золотой век человечества: Рассеяние продолжилось, планы людей выходили уже далеко за устойчивый «пузырь». Открывались заново потерянные колонии, создавались крепкие союзы. Казалось, что ничто не способно изменить нашу утопию, больше не к чему было стремиться, кроме поглощения и удовольствия.… Но тогда мы впервые встретились с мурбасами и карахаши…

– Это какие-то чужие, о которых Вы говорили?

– Да, – подтвердил Павел, – Мой отец тогда воевал на Эдипусе. И тогда в Совете Звёзд назревали перемены… Терра возжелала соединить всё обратно. Шок первого контакта породил небывалый импульс недоверия ко всему, скептицизму, конспирологии… Люди не чувствовали себя в безопасности.

– Я как понимаю, это привело к гражданской войне?

– Да, – с горечью кивнул Космидис, – Гражданская война разорила колонии и превратила колониальную демократию в империю…

– И что Вы можете рассказать об императоре?

– Этот воистину великий человек воздвиг монумент себе сам, – отчеканил эмиссар, точно цитируя, – Вселенная взывала к нему, направляла его, одаривала и держала у своей груди…

– Я не понимаю, – фыркнул Константин.

– Императора можно ненавидеть, можно любить, можно преклоняться перед ним, – Павел выдержал недолгую паузу, – Но одного отрицать нельзя – он величайший человек нашего времени. Подобные люди рождаются раз в тысячелетия… Народ, желавший безопасности, спокойствия, защиты… Получил в дар от вселенной Императора. Я сам не сторонник эти слепых фанатиков, возомнивших, что Император – самый настоящий бог, но… Недалеки они от истины, очень недалеки.

– Вы слишком переоцениваете его роль, полагаю, – протянул Константин.

– Возможно, – нехотя согласился посол, – Но этот человек, который был никем, стал для человечества всем. Никто не знает откуда он родом… Одни говорят, что он с Терры, другие – с Ласандрии, третьи – с Луны, но так ли это важно? Этот вопрос будет интересовать историков, не народ. Император победил раскольников, сплотил народ, создав империю, а после укрепил её, создав мощный флот и армию. Рим не день строился, но Андроник возвёл и продолжает возводить порядок, который способен пережить своего создателя. Этот порядок…

– Деспотичен, – перебил его Константин, – Власть одного человека всегда пагубна. Даже самый альтруистичный, светлый человек будет искажён безграничной властью. Многие истории – назидательный пример.

– Император может быть тираном, безмерно деспотичным властителем, – согласился Павел, – Но разве у человечества есть выбор? Демократия, вольность, их альтернативность… Они показали свою несостоятельность в новых условиях. Колонии отказывались подчиняться центру, люди боролись за права, забывая о реальных проблемах, способных уничтожить наш род.

Константин поднялся с кресла, отойдя к окну. Он раздвинул высокие портьеры, позволив кровавым лучам прорваться в кабинет. Павел недовольно зажмурился.

– Чужие. Чужие видят в людской империи только источник богатства и живых мёртвых. Им чужда наша культура, наша суть. Император сделал то, что должен был: он сплотил народ, подчинил колонии, создал тираническую империю, но всё это только для спасения человечества.

– Спасения человечества… – протянул Константин, усмехаясь, – Он явился сюда, объявляя о том, что мы либо встанем за его спиной, либо все погибнем! Не похоже, что он стремится сохранить наш род.

– Других вариантов нет, – упаднически уронил Космидис, – Мы либо станем одним целым, либо все умрём. Неужели вы этого не понимаете? Попадание ваших сигналов в руки чужих, их вторжение… Это всё лишь вопрос времени. Протекция Императора сохранит Карфаген.

– И лишит нас свободы. Свободы, дарованной с рождения.

– Потеря свободы – меньшее зло.

В кабинете осела напряжённая тишина. Президент Македониди вздохнул, утыкаясь лбом в окно.

– Я не могу на это пойти. Я не хочу, чтобы мои дети росли при тирании безумного императора.

– Но они будут жить, – настойчиво сказал посол, – Жить! Под рукой Императора, в его объятиях, ласке…

<<1 2 3 >>

На страницу:

Перейти

2 из 3