За горизонт, но не обратно

© Никита Александрович Соловьёв, 2025

ISBN 978-5-0065-7781-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Тяжёлый багряный свет создавал на поперечнике грузового отсека причудливый узор, расходившийся по всей плоскости транспортного планетохода, державшегося лишь на трёх не сильно устойчивых с виду, параллельно закреплённых ремней, несомненно, не рассчитанных на подобный вес и давление. Его титановые обода, давно не ступавшие на естественную поверхность, шестью идеальными по форме кругами зияли как брешь на фоне матовых стен. Наспех отремонтированный потолок с неравномерными зазорами, грубой сваркой «сшитые» листы из алюминиево-литиевого сплава и погасшие лампы экстренного сброса, крепящиеся по бокам от трапа, пневмодвигатели которого последний раз подавали признаки жизни ещё в солнечной системе. Всё убранство не имело определенного заранее места и в хаотичном порядке расставлено по периметру помещения, занимавшего примерно тридцать квадратных метров… но никто уже не знал точных размеров, как и любая документация – эта ушла на повседневные нужды, сгорая в пламени противоречий. Гнетущая тишина изредка нарушалась шёпотом воздуховода вентиляции, а она – состоящая из непонятных отростков и переходов, в большей степени служила именно для того, чтобы разбавить окружающий беззвучный вакуум, где каждый рано или поздно начинал сходить с ума.

«И каково же это – сходить с ума?», – подобные незамысловатые мысли часто возникали у Париса, но за своей ненадобностью молниеносно исчезали, оставляя мимолётную иллюзию на чёрно-белой фотокарточке правого полушария. Весь ресурс сего мозга, как и многих людей, подвергнутых изменению генома, был направлен на решение и прогнозирование задач сиюминутного характера: события ближайшего будущего, анализ прошлого, что привело к той точке, где он находился сейчас – вот что крутилось у него в голове. Та самая тишина, в периметре которой он открыл глаза несколькими секундами ранее, не производила никакого эффекта, будто всё действительно зиждилось на своих местах. Частично пробудившись от недолгого и крайне неглубокого сна, он уже ощущал исходящую опасность и буквальную, мгновенную смерть от протекавших за обшивкой комнаты процессов. Глазами он не видел, но те точечные расчёты, на автомате происходившие при анализе Точки Состояния, передавали импульсы несколько сотен раз в секунду, перекрывая любые попытки размышлений внутри подсознания. Искривлённая прямая времени в конструктивно сложном разуме приобретала совсем уж причудливые повороты и виражи, ведь она одновременно показывала и предсказывала не только бесповоротно настигавшую судьбу (именуемую в обиходе ожиданием или прогнозом), но и позволяла увидеть развилки на основе полученных математическими вероятностями данных. Нет, он не мог видеть грядущего, но, основываясь на опыте и частицах восприятия множества поколений, проживавших похожие по параметрам явления, Парис без усилия воли и осознанности имплементировал вариации действий, решений, и то, к чему они приведут.

На выдохе он приподнялся со своего импровизированного настила и моментально почувствовал давление в висках, будто голову резко сдавили невидимые руки, притаившиеся рядом и выжидавшие удобного момента. «Возраст не обманешь, кем бы ты ни был. И почему я согласился на долгий перелёт? – неизученное, чужеродное ощущение, похожее на раздражение, появилось на его лице на мгновение… и тут же испарилось, уступив место привычному, холодному взору. – Тогда, когда стало ясно: без меня экспедиция обречена на провал. Я знаю это, или знал и раньше?». Эмоциональная отрешенность – максимально точная характеристика психики, присущая таким как он. В век развития и пика цивилизации, социум счёл бы подобного индивида за психопата, строго следующего своей цели. Но, в отличии от людей, пораженных расстройством, Парис мог принимать чужие идеи и домыслы; им вовсе не двигала тяга к удовлетворению собственных потребностей. Он не испытывал жалости к себе, близким, семье и друзьям, а педантично и чётко выполнял поставленную задачу. Словно запрограммированная и прекрасно обученная машина, он вычислял, выдавая реалистичный прогноз, какой из путей наиболее оптимален в сложившейся ситуации.

Сворачивая футон и упаковывая покрывало в герметичный пакет, Парис одновременно сфокусировался и на источнике света, пробивавшемся через плотный, тройной слой большого иллюминатора (два мера в диаметре), последний из которых был изготовлен с примесью ливийского стекла, что позволяло почти не искажать изображение. Да и небесное светило, наблюдаемое с самого рождения каждым жителем Материнской Планеты, не могло даровать излучения, способного ослепить человека, что смотрел бы на неё. Несмотря на свою относительную молодость (насколько удалось выяснить), звезда с именем Denerax уже давно миновала пик возможного свечения и точно не нагреется более. Такова судьба каждого красного карлика: давать лишь толику тепла, в купе с такой же слабой надеждой, хотя, для отдельно взятого существа и его продолжительности жизни, это, в целом, не имело никакого значения.

Аккуратно положив пакет на одно из сидений планетохода, он в пятый раз за сутки прикоснулся к твёрдой поверхности прозрачного материала, четверть обзора которого застилало огромное тело мутноватого объекта, лишь удаляющегося на протяжении всей экспедиции. На стекле не появлялось ни пара от дыхания, ни бликов: всё это выглядело как статичная многовековая фреска не очень талантливого художника, запечатлеть которую мог любой желающий, а потом – полотно неведомым образом было разослано по всем сознаниям, оставшимся во вселенной, принудительно являясь им во сне и наяву. «Сюрреалистичная картина, родившаяся в больном разуме, не иначе. Я знаю, что никогда не окажусь в достаточной близости, чтобы просто почувствовать тепло, как и все, кто остался», – он постучал ногтями по стеклу, наивно ожидая получить ответ от красного карлика. Тот же, по обыкновению, молчал, неохотно раскидывая хлипкие лучи по планетам и спутникам отдалённой, слабоизученной галактики.

Порой, выполнение задач и одновременные расчёты положения Точки Состояния могли сбить Париса с толку, заставить остановиться, на секунду, на миг. Из глаз стороннего наблюдателя это происходило незаметно, будто марафонец во время долгого забега в одном из миллионов шагов наступил на мокрый асфальт. Для спортсмена же, мгновение отдавалось во всём теле долгим напряжением… он ощутит, станет прокручивать миллисекунду в голове, а зрители даже не заметят подвоха. Когда-нибудь, подобный нюанс будет стоить ему жизни… но он забывал об этой мысли моментально, так как она не имела практического применения, а значит – занимала лишнее пространство, которое нужно использовать более рационально. Вот и сейчас: следовало заняться изучением и анализом обстановки, ибо от его внимательности и концентрации зависели судьбы десятка людей. Впрочем, пора бы привыкнуть к самолично принятой ответственности.

Парис обошел отсек и собрал накопившийся мусор, щепетильно складывая отходы в пластиковое ведро. Он редко выполнял подобную работу, что казалась искушённому сознанию рутиной: специализация его зиждилась в совершенно иной плоскости. Часть детей, появившихся на свет после переселения остатков вида Homo Sapiens, являли собой определенный заранее набор молекулярных связей, сконструированный таким образом, дабы индивид мог выдавать максимально доступный человеческому телу КПД в определенной деятельности. Это вносило ряд ограничений в поведенческие модели, некоторые из которых совсем отмирали за ненадобностью, блокировали чувства с эмоциями, как рудимент цивилизации, погубившей себя руководствуясь природными предвестниками хаоса. Такие существа с рождения были запрограммированы для точного спектра задач, и то, что могло помешать их выполнению – отправлялось в утиль, без сожаления. Наверное, к подобному стремились все апологеты продвижения искусственного интеллекта в массы и разработчики мыслящих роботов. Полноценно внедрить последних так и не сумели, но зато другая сфера, направленная на апробацию вмешательств в ДНК, добилась выдающихся результатов, тем самым создав идеальный симбиоз внутри самой мощной вычислительной машины – человеческого мозга.

Путник неспешно огляделся и осознал: каждая деталь затхлого помещения выдавала неподготовленность корабля и экипажа к дальнейшему пути. Наспех скроенные стенки внутренней обшивки, грубым швом державшиеся друг за друга; вечный запах машинного масла, проникающий во все уголки судна, а не витающий в грузовом отсеке; почти полное отсутствие освещения. Аллаис был собран на совесть, но его возраст и постоянная бесконтрольная эксплуатация внесли свои коррективы. Какую роль только не исполнял железный исполин: от донора запчастей до музея, собирающего оравы подростков, жаждущих поглазеть на частичку первородной эпохи. Единственный в своем роде экземпляр, попавший в руки людей не в то время и не в том месте… а какие эмоции он бы мог даровать, обладай человечество хоть частичкой прежнего могущества.

– Время доложить капитану, – то ли вслух, то ли про себя заметил Парис, накинув рюкзак на плечи, а капюшон на голову, двинулся по служебному тоннелю, соединявшему части гигантского крейсера. У подобных этому кораблей не имелось специального назначения, все они создавались в спешке перед скандальным бегством с Земли. Аллаис совмещал и исследовательскую станцию, и грузоперевозчик, точнее, отчаянно пытался, но получалось по меньшей мере сомнительно в любой итерации. Соединяющие разные отсеки проходы и вовсе походили на вырытые тысячу лет назад туннели в плотной почве планеты.

Освещение здесь оставляло желать лучшего, но он знал дорогу как свои пять пальцев. Весь доступный ресурс электроэнергии был направлен на поддержание базового жизнеобеспечения и навигационные службы, а экипажу лишь оставалось довольствоваться тем, что дышать можно не прибегая к услугам дополнительных фильтров, а еду потреблять не согревая. Переступая через многочисленные завалы проводов да системных плат, тут и там без дела захламлявших пространство, Парис не акцентировал внимание на движении, иногда закрывая глаза на несколько секунд: мышечная память по-прежнему функционировала на уровне двадцатилетнего спортсмена, несмотря на то, что по самым скромным подсчётам рыжеволосому мужчине стукнуло уже около тридцати пяти земных лет. Однако, круги под глазами и плотная сетка красных лопнувших капилляров выдавали в нём бесконечную усталость тела, так и не познавшего блага натуральной пищи и здорового, крепкого сна. Впрочем, это не сильно волновало его, и мук совести он не испытывал, – большинство базовых человеческих терзаний были давно забыты.

За коротким поворотом наконец забрезжил свет керосиновой лампы. Она стояла на полу, возле короткой лестницы из трёх ступеней, ведущих на мостик, совмещающий в себе и комнату управления, и пристанище капитана, не покидавшего это место уже две недели. Научное название помещения растворилось также быстро, как и было придумано когда-то. Парис протянул руку к холодной ручке и створка нехотя, с едва уловимым писком отъехала в сторону. Он шагнул в образовавшийся проход и таким же лёгким, привычным движением, не оборачиваясь, закрыл дверь. Тут и там мелькали лампочки, работала печатная лента, потрескивал тумблер (извещавший о критических повреждениях) … на него никто не обращал внимания. Капитан сидел левым боком ко входу, безучастным взглядом полируя горизонтальную поверхность, на которой лежала приблизительная карта ближних, известных рубежей.

– Гм. Я видел свежий отчёт, – сухо проговорил он с привычной интонацией, словно меж зубов застряла гигантская зубочистка, мешавшая долго вещать без остановок. – Пожалуйста, избавь меня от постоянной волокиты с бумагами. Несмотря на то, что я безумно ценю пунктуальность и ответственность, иногда ты перебарщиваешь.

– Ты знаешь, с нас потребуют рапорт позже, при любом исходе, – также безэмоционально отвечал Парис, – я следую инструкциям. Насколько мне известно, ты сам приложил руку к бесконечным пунктам по учёту и правильной эксплуатации. Не говоря уже об остальных нюансах.

– И как тебе не надоедает каждый день по пять раз проделывать этот путь от грузового отсека, потом обратно… гм, а ведь, вероятно, ты заходишь и в другие помещения по дороге, – Капитан позволил себе слабую улыбку, явно пытаясь разбавить обстановку, удаляясь от изначальной темы. – Я с таким рвением добираюсь только до общей столовой, а здесь её вовсе не предусмотрено. Гм. Большое упущение…

– Вовсе нет, продуманный и обоснованный шаг.

– Понятие «сарказм» тебе о чём-нибудь говорит?

Маркус был тучным, круглолицым азиатом невинной наружности… по крайней мере, примерно такую характеристику он бы получил от обывателя на Земле в те времена, когда это представлялось возможным. Взглянув на неопрятные и сальные волосы некогда перспективного мужчины в первый раз, стоило больших усилий разобрать, сколько ему лет: где-то в промежутке от тридцати до шестидесяти. Но печальный и отстранённый взгляд, вечно направленный сквозь собеседника, вытаскивал наружу ту боль и обиду, которую он затаил. Правда, так и не решив за десятилетия на кого или на что.

Капитан не искал конфликты, да и острое сопереживание оставил позади после того, как в утробе жены умер последний важный для него человек, а супруга сбежала, предпочла сосредоточиться на карьере (в чём немало преуспела). Своеобразные моральные принципы он всё же сохранил и старался всеми доступными методами прививать их окружающим, свято веря в призвание, долг, честь.

Сам он появился на свет на рубеже миров, фактически застав оба положения физического воплощения человека в галактике. Он не принимал новых законов, но и не стремился знать старых; не гнался за успехом, но и не ратовал за праздное прожигание отведённых дней; в своём роде он был уникален, ведь являлся последним представителем Той эпохи, добравшейся до остальных в куцых рассказах или из блоков данных, переданных Машиной Восприятия. Не то чтобы капитан желал власти и обязательно хотел быть главным, но в условиях почти полного отсутствия каких-либо устоев и границ дозволенного, вполне мог являться примером и ориентиром. Ухоженная церковная рубашка с белыми, молочными пуговицами, выглядела всегда с иголочки. Она въедалась в память на подкорке и являлась одной из причин, по которой многие недолюбливали мужчину, на полном серьёзе считая изысканный наряд проявлением импозантности хозяина. Добрые пол века никто не надевал ничего подобного, да и как такое вообще может прийти в голову, когда вокруг – зияющая пустота вакуума?

– Кто-то должен поддерживать себя в форме, не так ли? – неиронично поинтересовался Парис, усаживаясь в кресло второго пилота напротив Маркуса, – это уже не раз спасало вам жизнь.

– Спасало, как уж. Видишь ли, у нас с тобой сильно отличается толкование данного определения. Гм, жизнь для человека, – не просто дыхание да циркуляция крови. К сожалению, или, учитывая обстоятельства, к счастью, тебе этого никогда не понять… – капитан отвёл взгляд и задумался о чём-то своём.

– Тут ты снова прав… насладимся видом, пока есть возможность, – Парис повернул тумблер на панели, и тяжелая защита боковых стёкол постепенно сползла к краю обшивки. – Помню, ты рассказывал о старых книгах, таких, где писатели рисовали завораживающие картины будущего. Мне удалось добраться до некоторых подобных экземпляров, и знаешь что? Нигде ничего подобного обнаружено не было, такой же беспросветный мрак и уныние, иногда прямым текстом, иногда – завуалированно.

– Неправильная трактовка, друг мой. Прекрасные сюжеты – не только фейерверк да всеобщая эйфория. Порой, красоту можно увидеть и в облупившейся краске на загнивающем фасаде. Гм. Вот, подумай ещё раз, твоё домашнее задание! Гм. Продолжим делать из тебя циника, которому не чужды ощущения и гармония.

– Лучше полюбуйся-ка настоящим, вместо рассуждений о возвышенном.

– Многовато болтаешь, что на тебя нашло? – капитан таки сдался, вытянулся на кресле.

Уходящая за пределы обозримого предела слабоизученная планета выглядела завораживающе: тонкие линии газовых облаков в моменте меняли причудливую форму и нестабильную консистенцию, окутывая мимолётным шлейфом экватор, а красное свечение от карлика, никогда не доходящее до северного полушария, отражалось от корпуса и бросало причудливые блики на стекло, словно на небесном теле перед ними раз за разом извергались вулканы, сотрясающие атмосферу. Но, на самом деле, ничего такого на поверхности не происходило: она вся застыла плотным ледяным покровом ещё много миллионов лет назад. Невидимые для человеческого глаза тектонические процессы протекали глубоко, да и то – их воздействие будет заметно только спустя века.

Но в данный момент – ни времени, ни ресурсов на скрупулёзное изучение системы у инженеров нет (да и не предвидится).

– Два часа до контакта, – констатировал Парис, повторяя свой отчёт, тусклыми буквами отпечатанный на желтоватой бумаге, нынче являющейся изыском, – нужно предупредить остальных, пусть собираются. Для наглядности, уточняю: снаряжение распределено между всеми участниками экспедиции.

– Я переслал им копию. Гм. Думаешь, с этим возникнут проблемы? – Маркус взбалтывал бутылку с порошком внутри, который постепенно превращался в подобие минеральной воды, пригодной в употребление.

– Учитывая вводные, самая идея подобного формирования экипажа вызывает сомнения. Понимаю, к этому ты совершенно не причастен и грешить мне стоит лишь на свою неосмотрительность.

– Выбора нет, людей категорически не хватает… а людей, способных выполнить эту миссию – гм, ещё меньше. Ты знаешь лучше меня, инструктор.

– Существовала неиллюзорная возможность сократить количество посадочных мест, а троих на борту – вполне достаточно. Надеюсь, без конкретных уточнений ты поймёшь, о ком речь.

– На борту то да, а вот там… найду применение, не волнуйся. Хотя, о чём это я, гм… – Маркус бросил взгляд на статичную картинку за бортом, – выставляй точку входа, прогуляюсь немного со старым другом, разомну кости. Гм. Я здесь уже засиделся, как отражение вида по ту сторону, – ископаемое в чистом виде.

– Сомнительная затея, не стоит покидать мостик сейчас, – Парис исподлобья посмотрел на соседа, как учитель смотрит на ученика. Он знал, что собеседник понимает обстановку не хуже, но чувства и эмоции часто преобладают над людьми. К сожалению, он не умел в моменте рассчитывать, каковы будут последствия решений, принятых под воздействием гормонов. – Проследи, чтобы Аллаис не сбоил, после того как мы покинем расположение. Кораблю требуется не менее пристальный уход, чем пассажирам, а мы бросаем старушку в самое пекло спустя полвека простоя.

– Всё сам, всё сам. – Маркус повернул тумблер в обратном направлении, тем самым закрывая каркасные створки, погружая помещение в полумрак. – Не возражаешь? Гм. Ты абсолютно не похож на человека, способного любоваться хоть чем-то, а радиации мы успеем сполна хлебнуть и на поверхности. Однако, не могу не отметить, что приятно удивляет наблюдение… ощущение, что в последнее время ты стал проявлять какой-никакой интерес к простым житейским радостям, вроде созерцания красивого пейзажа или потребления вкусной пищи. Гм. Того и гляди, ненароком возглавишь Церковь в будущем!

– Две недели с тобой в одной лодке кого угодно заставят уверовать, Маркус. Учитывая сомнительную похвалу, я лишь сильнее должен сосредоточиться на выполнении прямых обязанностей. Два-три часа пешком, не больше. Мы должны успеть добраться до базы и переждать бурю под землёй.

– Если данные, которые они посылали, несут в себе толику правды… Гм. Что-то мне подсказывает, такое странное покалывание у лопатки… нас гонят в ловушку.

Парис, абстрагируясь от панических настроений товарища, взял в руки свой же отчёт и беглым взглядом прошелся по тексту:

«Denerax D – планета в системе красного карлика Denerax. На расстоянии (неизвестно) световых лет от Земли. Единственная планета в обитаемой зоне с радиусом близким к Земному: 1.17 R. Является твердотельной планетой. Предполагаемый возраст – 6,3 млрд лет. Средняя температура по поверхности равна 263,15 Кельвинам или -7,95 градусов Цельсия. Масса по последним данным около 4,87 Земных. Сила тяжести примерно в 1.3 раза больше Земной. Период обращения равен 388,12 Земных суток. Повышенная плотность может означать сильную вулканическую активность, в основном протекающую ниже уровня грунта».

Данные оставались неполными, учитывать многие переменные в текущих реалиях наблюдения – попросту невозможно… пришлось задействовать все имеющиеся ресурсы, но даже так обилие неточностей заставляло сомневаться в продуктивности попыток освоения нового мира, поисков пресловутого рая. Тем не менее, группу энтузиастов изначальная диспозиция не остановила от того, чтобы попытаться организовать небольшую колонизаторскую миссию в составе девяти человек. Несмотря на слабую пригодность самой поверхности, под уровнем грунта, несомненно, можно было найти источники пресной воды и многоклеточные организмы (смелый прогноз). Первая группа, отправленная на Denerax-D, осуществила начальный этап: они развернули оборудование, поставили несколько палаток в заранее указанных точках, – пещерах, получающих порядочное количество света от угрюмой звезды; предприняли первые попытки по облагораживанию почвы и выращиванию овощей, искусственному озеленению. На это, у группы состоящей из лучших учёных и инженеров своего поколения, ушло чуть более года. В условиях частых бурь им всё же удавалось выходить на связь раз в неделю, чего вполне достаточно для обмена блоками данных среднего размера.

«Постепенное, планомерное развитие демонстрировало внушающие оптимизм результаты. Со временем, альтруисты отстроили под землёй полноценную исследовательскую базу, получившую гордое название Ренессанс. Прихватив с Материнской Планеты достаточно высококлассных специалистов и продвинутого научного оборудования, а также находясь в неограниченных временных рамках, новообразовавшаяся коалиция смогла догнать и во многих аспектах опередить текущий уровень развития цивилизации. Шесть месяцев назад к ним присоединился ещё один человек, нетривиального ума и отлично подготовленный, что на порядок ускорило большинство процессов», – размышляя о последнем пункте, у Париса невзначай начинал дёргаться глаз.

Судя по отчётам, всё шло как по маслу вот уже три года, однако, около месяца назад состоялся последний задокументированный доклад, скупой, неполный, содержавший лишь обрывки информации, после чего группа перестала выходить на связь. В спешке была организована спасательная миссия на единственном пригодном корабле. Были потрачены огромные запасы топлива, дабы вывести Аллаис на орбиту, а сейчас – чтобы совершить торможение у Denerax-D. Полет занял две недели, за которые команда корабля, состоявшая из четырёх персон, не получила никаких вестей с места назначения. Молчание не сулило ничего хорошего, да и изначальная диспозиция не сияла радугой, поэтому, все просто пытались молча перетерпеть отведённое время на борту и разбираться в произошедшем по ходу дела.

Маркус, тем временем, вытянул ноги на столе и приготовился немного вздремнуть:

– Думаешь, с ними всё хорошо? Не могли же десять человек, да ещё каких, просто испариться… все разом. Гм. Дурдом какой-то.

– Понимаю твоё волнение, хоть и не могу разделить его. Ты согласился возглавить миссию только ради одного человека, зная о призрачных шансах вновь увидеть её живой. В этом поступке есть истинная природа личности, любви и самопожертвования.

– Ты слишком гиперболизируешь наши с Евой взаимоотношения, – засмущался тучный индивид, – больше всего… гм, нынче она интересует нас как первоклассный специалист!

– Однако, отрицать тот факт, что лишь её присутствие придавало мотивации к активной работе, ты не будешь. К «той самой» жизни, о которой мы говорили прежде.

– Верно, Парис. Гм… – поразмыслив он добавил: – Но ты не вправе осуждать меня за импульсивное решение, ведь сам никогда не испытывал такого к другим людям. Гм… несмотря на то, что ты делаешь успехи на поприще познания внутреннего мира.

– Впредь, я очень постараюсь, Маркус, делать не по букве закона, а от сердца, искренне.

– Не стоит, ты мне нужен с холодной головой и в добром здравии, истеричек на борту в избытке, – капитан откинул спинку кресла, насколько позволяла конструкция и спросил: – Ну? Ты идёшь? Гм… коллеги заждались, небось.

Парис утвердительно кивнул и сполз с насиженного места, двинулся к выходу своим размеренным шагом. Путь, лежавший к жилым отсекам, занимал совсем мало времени, особенно для него, умевшего запоминать каждый шаг, пройденный здесь ранее. Стенки коридоров в излюбленных местах были выкрашены ещё свежей краской, а где-то, напротив красивых и ровных поверхностей зияли дыры, оголяющие обшивку уставшего судна. Если вы плохо запоминаете маршрут, то по остаточным следам жизнедеятельности можно нарисовать занимательную карту, ориентируясь на мусор, беспорядочно разбросанный по углам. Аллаис представлял собой крайне гротескное зрелище: что-то среднее между футуристичным, продвинутым кораблём и заброшенной десятилетия назад шахтой аборигенов, с вычурными налётами палеозоя. Металлические каркасы, державшие на своих плечах утварь, собранную по кусочкам из прежнего человеческого быта уже не привлекали внимания. В тканых мешках гремела посуда; в деревянных ящиках пристроились грязные и старые детские игрушки; резиновые сапоги и прочая обувь, ставшая бесполезной, кучами по несколько пар разных форм и размеров валялась у проходов. Всё то безотходное производство, к которому так стремилось человечество (дабы оберегать родную планету), отныне разбросано по осколкам галактики, которая родной не станет никогда.