Во тьму

Впрочем, «Викинг» никогда не винил рефери за слишком позднюю остановку боя. Когда он узнал, что рефери хотят пожизненно дисквалифицировать, то даже в свое время специально писал во Всемирный Боксерский Совет, в котором уверял руководство боксерской федерации, что остановка была своевременна и претензий у него нет.

Кирилл это не делал это из-за особенной любви к «третьему человеку на ринге», просто он был профессионалом своего дела и знал: еще два-три удара и он был бы мертв. А могло быть и хуже смерти: всю оставшуюся жизнь он провел бы в инвалидном кресле. Рефери остановил бой чуть позже, чтобы Кирилл навсегда расстался со спортом, получив Второго Я, но чуть раньше, прежде чем Кирилл навсегда расстался со своей жизнью. Не все так уже плохо.

Сейчас он лежал посреди комнаты и молча смотрел в потолок. Широкая потная грудь тяжело вздымалась, а он никак не мог отдышаться. Два года, Кирилл, прошло уже два года. С тех пор ты и трех месяцев не проработал на одном месте, с тех пор ты не смог добиться ничего стоящего, потому что толком ничего и нее умеешь делать. А последний год так вообще стал бухать. Молодец, парень, время ты тратил не зря. Если не считать… ваши совместные игры с монстром внутри. Встряхнув головой, словно пытаясь прогнать какие-то темные, злые воспоминания, Кирилл поднялся на ноги, свернул коврик и пошел в душ. Вымывшись, он вернулся на кухню.

Лерка увела Ваню в школу, а сама пошла на работу. Вернется она часов в семь, если не задержится. Сын придет раньше. Кирилл дошел до кладовки и достал веник с совком.

Прямо как в юности, хмыкнул он про себя, когда убирал квартиру и делал уроки, в то время как мама ушла на родительское собрание. Как это было давно, да? Казалось бы, еще недавно он ходил в школу, а теперь его сын ходит в школу сам. У него есть дневник, рюкзачок и принадлежности: пенал, линейки, тетради и учебники. А ведь недавно совсем точно также и ты ходил, Кирилл, в школу. Да, как это было давно.

Впрочем, убираться он собирался не только, чтобы Лерка хоть чуть-чуть успокоилась. Когда-то давным давно, когда он, как и его сын еще ходил с рюкзачком в школу, ему попался в руки небольшой рассказ Альфреда Ван Вогта. Рассказ был совсем коротким и назывался «Чудовище». Он уже не помнил, чем закончился рассказ, но ему очень ярко запомнился один момент: единственный человек на земле взял веник и совок и спокойно стал убираться, очнувшись на безлюдной планете. Перед ним кровожадные инопланетяне, планета мертва и на ней нет ни единого живого человека кроме него, а первое что он сделал, это решил убрать свой дом.

Перед ним не было инопланетян и безлюдной планеты, у него была лишь давно разочаровавшаяся в нем супруга и первоклассник сын. Впрочем, иногда Ваня смотрит на него и вот в его глазах разочарования куда больше, чем в глазах жены. Особенно когда его отец сидит с бутылкой возле ноутбука и крутит бои, в которых он мог бы быть участником.

И вот сейчас Кирилл понял.

Ему нужно начать. Только начать.

Часам к трем Ваня будет дома и они будут с ним пить какао. Потом придет Лера и они все обсудят. Она будет его крыть матом, бесконечно курить свой вонючий тонкий «Винстон», но они поговорят. Точно поговорят. Кирилл бросил взгляд на часы.

Выгребая пыль из под шкафа, он лишь с сожалением думал, что у него нет часов, которые отмечают возвращение его Чудовища.

Его персонального монстра.

Глава 4.

Григорий Алексеевич никогда не понимал, зачем нужны абонементы в дорогостоящий фитнес. Он видел их достаточно: его охранная контора в основном обслуживала огромные бизнес-центры, а в каждом обязательно должен быть фитнес. Корпоративные скидки, молодые парни и девушки с шейкерами в руках, мотивирующий рок или техно из колонок. Все как положено, но вот смысла во всех этих замысловатых тренажерах он не видел. Ему куда больше нравился зал рядом с его домом: это была старая «подвальная» качалка времен 90-х с огромным зеркалом посередине зал и старым, но добротным железом.

Дубровин любил работать со свободными весами. Он не видел смысла в беговой дорожке и степперах, никогда не использовал другие модные и новые тренажеры, но вот тридцатидвухкилограммовая гиря и рабочие 120 на жиме были его базой, к которой добавлялась еще и работа на тяжеленной груше, висящей на металлических цепях. Григорий Алексеевич не считал калории, не пил BCAA и не расписывал программу тренировок. Он делал свою базу и этого ему хватало.

Да и не планировал он пресс кубиками и идеальную форму бицепса. Он выступал во всех возможных турнирах по единоборствам и знал, что у него уже нет ни скорости в ногах, ни молниеносной реакции. Выходя на бой, на них он и не рассчитывал, чего нельзя сказать о своей ударной мощи.

Через два месяца ему должно было исполниться 48, но молодые бойцы, выходящие против «Дуба» знали: легко не будет. Не блещущий рельефом и мышцами здоровяк с седой бородой бил словно молотом. Частенько молодые резвые тяжеловесы отправлялись прямиком в больницу после очередного пропущенного правого от него. Любители бокса и боев без правил говорили, что нельзя попадаться ни в коем случае на его боковой справа, но они ошибались. В бою против него вообще нельзя было ни на что попадаться.

Бум! Бум!

Тяжелая груша сотрясалась от ударов.

Еще. Бум! Еще! Бах!

Устало отдуваясь, Дуб прислонился к груше.

–Дядь Гриш, подстрахуй, а? – Алешка коснулся могучей спины здоровяка.

–Давай, – кивнул тот. Подойдя к грифу, он посмотрел на парня: – на сколько?

–Восемь, – «лифтер» улегся на скамью, – А там… как пойдет. Только ты не помогай, я сам. Если что…

–Если что – придавит, – кивнул Григорий Алексеевич.

–Ага, – хмыкнул парень, несколько раз глубоко выдохнул и вдохнул, а потом крепко ухватился за ребристую поверхность штанги.

Страхуя парня, Григорий Алексеевич подумал, что зал одно из тех мест, где он чувствовал себя по-настоящему хорошо. Здесь, среди нагромождения железа и здоровенных фигур он чувствовал себя своим. Здесь нет должностей, профессий или социальных различий. Конечно, в скромном зале в подвале занимались в основном молодые парни, которые не могли себе позволить дорогой абонемент. Григорий Алексеевич чувствовал тут себя своим. Он был своим «дядей Гришей», которого можно попросить подстраховать или спросить совет по тайпированию рук перед тем как расколошматить старую грушу.

Здесь ему хорошо. Почти также хорошо, как на ринге.

–Сам! – зарычал Алешка и вытянул штангу и скрипя зубами.

–Хорош, – Григорий Алексеевич принял штангу и поставил ее, – Сам. Все.

–Спасибо, – выдохнул раскрасневшийся парень, устало отдуваясь.

–Ладно, давай, – Дубровин протянул ему руку, – пойду я.

–Рановато, – сказал Лешка, пожимая его ладонь.

–Нормально, у меня вчера хорошая тренировка была, – ответил мужчина и пошел на выход.

Лешке ни к чему знать, что на самом деле в кармане потертой болоневой куртки лежит билет на поезд до Казани. Времени было немного, нужно еще быстро собрать вещи дома и ехать на вокзал.

Григория Алексеевича ждала клетка, в которой против него выйдет новый противник. Он понятия не имел, с кем ему придется драться, впрочем, он никогда этим даже и не интересовался. Он просто приезжал, надевал перчатки и дрался. Все.

Единственное что он знал, это то, что вышедший против него парень будет весить более 91 килограмма, то есть входить в супертяжелую весовую категорию.

А еще, может быть, он его убьет.

***

Вокзалы он не любил. В них всегда он видел что-то отталкивающее. Странное место, вокзалы – людей много вокруг, а часто именно здесь чувствуешь себя одиноким. Полно полиции, а ощущения безопасности нет.

Вот и сейчас он стоял с сумкой наперевес и ждал поезд. Приехал он рано, еще 20 минут пришлось топтаться на платформе. Когда поезд подъехал и спустя минут пять двери вагонов открылись, стали выходить проводники. Тем временем возле его «счастливого» 13-го вагона уже собралась толпа с сумками и тележками, образовав некое подобие живой очереди.

Уже здорово стемнело, когда Григорий Алексеевич устроился возле окна в своей боковушке. Вагон медленно заполнялся людьми, которые время от времени останавливались и слышалось традиционное: «Вот, наша. 36-й и 37-й». «Так, давай сразу закинем». Решив не отставать от остальных, Дубровин забросил свою сумку под ноги, выложил пакет с бутербродами на стол. Наслаждаться одиночеством ему пришлось недолго: спустя пару минут уставшая женщина лет пятидесяти с двумя сумками как и все слегка пригнулась, посмотрев на номер места, резко повернулась и сказала:

–Даша, 24/25. Наши, Даша! Ну что ты там!?

Григорий Алексеевич спокойно поедал бутерброд, в то время как мать с дочерью стали раскладывать вещи. Видя, как худенькая Даша пытается достать свернутый матрас, Дубровин резко поднялся и вытащил его сам.

Перебросив матрас на верхнюю полку, он сказал:

–Давайте я помогу сумки закинуть. Чемодан там.

–Чемодан, мам, – дочь повернулась к матери.

–Чемодан! – вдруг закричала та, – я же сказала, чемодан!

–Ну мам…

–Так, стой здесь, – женщина сделала шаг вперед и посмотрела на Григория Алексеевича, – мужчина, помогите, умоляю! Поезд через десять минут уходит, а там колесико сломалось, в камере хранения он, а я…