Темный договор. Опасные решения

– Вообще-то это был шантаж, – немного ободрённая отсутствием ожидаемого укола, я приоткрыла глаза и опасливо взглянула на тёмного князя.

– И что? – со скукой в голосе поинтересовался он. – В большинстве случаев достаточно формального согласия, Алина. Я его получил. Иди за мной.

Он обошёл высокий стеллаж, деливший лабораторию на две части. За ним обнаружился диван и стол. А на столе… Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. На столе лежали медицинский жгут, игла и пакет для крови. Господиииии.... У меня потемнело в глазах и я, чтобы не упасть, схватилась за стеллаж. Не помогло. Теперь я медленно сползала по нему, не в силах оторвать взгляд от зловещих медицинских приспособлений, лежащих на столе. Последнее, что я почувствовала, перед тем, как потерять сознание, были подхватившие меня сильные руки.

Очнулась я, лёжа на диване. Испуганно осмотрела руки. Следов укола не было. Затравленно покосилась на возвышающийся рядом стол.

– Ты всегда падаешь в обморок при виде жгута? – Айлин пытливо смотрел мне в глаза.

– Почти, – я привстала, старательно не смотря на стол, села, опустив голову. – Для меня слова «Поработайте кулачком, чтоб вена была видна», равносильны индивидуальному приглашению на расстрел.

– Любопытно, – он опустился на диван рядом со мной. – Почему ты так боишься вида своей крови, Алина?

– Я боюсь не крови, а уколов, – неохотно пояснила я. – С детства психологическая травма. Наверное, ничего страшней не было, чем сдавать кровь на анализ. Я, когда связки порвала, гораздо меньше боялась хирурга, чем медсестру с адовыми пробирками и жуткой железякой, которой она палец колет. Да того, кто эти штуки изобрёл, навечно бы в ад сослать, и каждый день колоть ему пальцы его изобретением! Больно же! Особенно, когда кровь из ранки выдавливают так, что того и гляди – палец вывихнут! А из вены так вообще мучение! Все руки были исколоты, как у наркомана! А медсестра на меня орала ещё, мол чего нервничаешь, вены же прячутся…

– Какая печальная история, – он взял мою руку и провёл пальцами от запястья до локтя. – Не бойся, сейчас больно не будет. Закрой глаза.

Я закусила губу, пытаясь сдержать дрожь. Затаила дыхание. Почувствовала, как руку выше локтя сдавил жгут. И всё.

– А дышать за тебя я буду? – поинтересовался маг. – Расслабься, Алина. Я же пообещал, что больно не будет. Ты ведь веришь мне, светлая?

Я кивнула, не открывая глаза. Глубоко вздохнула. Айлин поглаживал мою ладонь.

– Впервые вижу, чтобы линия жизни, линия разума и линия сердца имели общее начало, – рассеянно произнёс он. – Ты авантюристка, девочка, и жить не можешь без сильных эмоций. Но при этом голос разума они не заглушают. Любопытно.

– Смешно, – отозвалась я. – Да у меня нервы как канаты: какой бы Армагеддон вокруг ни творился, буду спокойней удава. Не могу изменить ситуацию – меняю отношение к ней, что переживать-то понапрасну? А ты мне про авантюры рассказываешь. И вообще, я не верю в хиромантию.

Раздался ехидный смешок.

– Знаешь ли, абсолютному большинству наук и закономерностей всё равно, веришь ты в них или нет. Они просто существуют.

– И с ними надо считаться, – вздохнула я. – Это хотел сказать, тёмный?

– Мммм, к тебе возвращается язвительность, – отметил он. – Я не разрешал тебе называть меня так.

– Переживёшь, – буркнула я, не открывая глаз. – Это тебе за шантаж.

Князь негромко рассмеялся и предупредил:

– Ты испытываешь моё терпение, Алина.

– Смирись, – посоветовала я самым доброжелательным тоном. – Сам сказал – во мне живёт дух авантюризма. Может, мне интересно, насколько далеко простирается твоё терпение.

– Не боишься узнать? – на этот раз в тоне явственно проскальзывали железные нотки.

– Самую малость, – не стала лукавить я. – Я люблю играть с огнём, тёмный. А сейчас я ко всему прочему испугана, обижена и зла как бешеный шершень. Поэтому злю тебя.

– Мне нравится твоя искренность, – его голос стал чуть теплее. – Можешь открыть глаза, уже всё.

– Как? – не поверила я, поворачивая голову. Айлин снимал с моей руки жгут, след от которого исчезал от его прикосновений.

– Так, – просто ответил он. – Не слишком люблю магическую анестезию, но раз пообещал, пришлось держать слово. Скажи, почему ты ещё ни разу не попыталась мне солгать?

Я задумалась над ответом.

– Не знаю, – наконец пожала я плечами. – Я стараюсь быть искренней с собеседниками. Могу не договорить, это да. Но откровенной лжи не приемлю. А откуда ты знаешь?

– Мой амулет способен определять, правду ли говорит собеседник, – серьёзно произнёс Айлин и добавил: – Расскажешь кому-нибудь – умрёшь.

– А я так мечтала! – демонстративно всплеснула я руками. – Ночей не спала, предвкушала, как напишу объявление и развешу его по всему вашему замку на стикерах! А ты одним махом порушил эту мечту. И вот как жить дальше?

– Не ломай комедию, – тёмный маг встал, прихватив со стола пакет с кровью. К слову, её там и впрямь было немного. – Я просто предупредил. Хочешь посмотреть, как готовятся эликсиры?

– Ну разве только посмотреть, – согласилась я.

– Так что за психологическая травма у тебя? – спросил он, подходя к лабораторному столу и наливая из пакета в пробирку немного крови.

– Ай, – махнула я рукой. – Долгая история.

– Очень удачно: я как раз никуда не тороплюсь, – князь выжидающе взглянул на меня.

– Ну… – я задумалась. – Я сирота. Меня воспитывала тётя. Я рано начала замечать разницу между её отношением к родной дочке и ко мне. Она старалась быть доброй с нами обеими, но к ней всегда относилась лояльнее. Меня это обижало. Однажды мы с Наташкой, моей двоюродной сестрой, пошли играть на стройку со старшими ребятами. Там рабочие копали траншею, гоняли нас. А потом ушли обедать. Ну и конечно мы все туда полезли. Играли там, а потом мальчишки начали прыгать с одного края на другой. И вдруг часть траншеи осыпалась. Прямо на меня. Земля завалила меня целиком. Я до сих пор помню чувство, когда сдавило так, что не вздохнуть, стало темно и очень тихо. А когда я открыла глаза, увидела белый потолок больничной палаты… Потом мне рассказали, что ребята тогда испугались, стали звать на помощь. Прибежали те самые рабочие, откопали меня, вызвали скорую. Я почти не пострадала – в основном ушибы и ссадины. И перелом двух рёбер, простой, без смещения. Медсестра, обслуживающая палату, мне сразу не понравилась. Толстая тётка с зычным грубым голосом, ненавидящая весь мир. У тёти не было времени приходить ко мне каждый день, Наташке было скучно сидеть со мной после уроков. А врачу не нравился низкий гемоглобин, и он через день назначал мне анализ крови. И брала его она, та медсестра… Это было ужасно. Я лежала в больнице почти три недели. Вначале плакала, потом просто тихо без лишнего шума начала падать в обморок. А когда были исколоты все пальцы, она стала брать кровь из вены. Ну, вот как-то так… После этого я старалась не попадать в больницы. Благо здоровье позволяло приходить туда разве что за плиткой гематогена в аптечном киоске.

– Старалась не попадать? – переспросил маг.

Я хмыкнула.

– Ага. Второй раз я оказалась там в четырнадцать с половиной. Трудный возраст, все дела. Первая любовь, маленькая драма. Я изгой, он – мечта всех окрестных девчонок. Я не осмеливалась с ним даже заговорить. А он однажды на школьной дискотеке пригласил меня на медленный танец. Сам. Счастливей меня в тот момент было не найти во всей вселенной, наверное, – я криво улыбнулась. – А потом он позвал меня подышать свежим воздухом, во дворик. И поцеловал. И тут сказка кончилась. Выскочили его дружки, засвистели, начали ржать как кони и поздравлять его с тем, что он выиграл спор – поцеловал Дикарку. Они так меня называли за то, что я всех сторонилась. Я бежала домой, не разбирая дороги. Тёти дома не было. Наташка осталась на дискотеке. А мне не хотелось жить. Вообще. Распотрошила аптечку, без разбору слопала все таблетки. Так противно было, ужас! Дура, конечно, надо было вены резать, это надёжней. А потом легла на кровать и закрыла глаза, – я немного помолчала. – Знаешь, князь, там ничего интересного. У меня был длинный пустой коридор, залитый светом. Я плыла по нему, мне было… никак, наверное. Ни боли, ни радости, просто ничего. Только холодный стерильный свет повсюду. Клиническая смерть. А потом резкий толчок – и снова здравствуй, больничная палата. Помню, как переругивались врачи, пытаясь поставить мне капельницу, а потом я, видимо, потеряла сознание. И на следующий день мне было так паршиво, что не передать. И снова чёртов гемоглобин! Из-за него меня держали в больнице полторы недели! На учёт не поставили – тётя как-то уговорила. А я после этого начала трэшить и куролесить. Говорят, тот, кто был за гранью, смерти не боится. Это правда. Мне было всё равно. Когда я вернулась в школу, меня взяли к себе местные готы. Ненавижу субкультуры! Но готы хотя бы сдохнуть пытаются. Мы ночами гуляли по кладбищам, пили пиво и креплёное вино типа «бырло» на могилах. Я начала краситься так, как сейчас, полюбила чёрный цвет. С ними я тусила примерно год, потом одна девчонка уговорила меня уйти с ней к роуджамперам. Это как раз те, кто скачет по крышам, по мостам… Это было очень круто! Пока я не порвала связки, неудачно прыгнув с гаража. Это был третий серьёзный попадос в больницу. Ну и по мелочи – каждый год грёбанное медобследование… Студент должен быть здоров. Вот как-то так.

Выговорившись, я умолкла. Тёмный князь неторопливо помешивал стеклянной палочкой раствор ядовито-бирюзового цвета в пузатой реторте.

– А я и забыл про твои связки, – меланхолично произнёс он. – Займёмся этим позже, не возражаешь?

– Я бы не возражала, чтобы ты ещё раз забыл! – выпалила я.

– И не надейся, – он усмехнулся, добавляя в реторту какую-то штуку, подозрительно смахивающую на сушёного паука.