– Надя! – я вложила свою руку в его ладонь.
– Надя! Какое родное имя. Вы надолго в Барселоне?
– Нет, всего пару дней задержусь. Не хотите выпить кофе со мной?
– С удовольствием. Кофе – мой друг, но я люблю заводить новых друзей. Чур, угощаю я! Надя, вы не поверите, но каждое лето я становлюсь чертовски богат!
Приглушённый свет выхватывал только детали. Длинные пальцы держат крохотную чашку эспрессо, и мы молчим. Но в этом молчании такая глубина моих ощущений…
Несколько человек подошли поздороваться. Его здесь знают, он частый гость.
– Как вам повезло! Наверное, надо любить музыку с детства, чтобы так играть?
– Есть один секрет: я играл сутками, когда мне было плохо. Не завидуйте моей виртуозности.
– Можно, завтра опять приду вас слушать?
– Конечно! Чтобы прийти, вам не нужно моё разрешение, но я буду очень рад. Кстати, на нас посматривают искоса. Вы слишком молоды, чтобы сидеть здесь с почти пятидесятилетним мужчиной, – он улыбнулся. – Может быть, расскажете, почему вы одна в Барселоне?
Я покачала головой. Не могу. Я ведь дала слово, и от него зависит душевный покой нескольких людей.
***
Самолёт приземлился уже час назад. Стою в зале ожидания и жду маму. А её всё нет. Не похоже на неё. Может, это из-за моей СМС? Мама ведь никогда до конца не верила, что я его найду.
Наконец, вижу в потоке идущих людей стройную женщину. Её нельзя не заметить.
Бегу обниматься. Мамины глаза цвета морской волны смотрят на меня с такой любовью, а прекрасные тёмные волосы рассыпались по плащу тяжёлой волной и щекочут мне нос. Слёзы на моих глазах только из-за этой щекотки.
На улице моросит мелкий дождик. Это Москва, детка! Дождь здесь обычное дело в начале сентября. Садимся в жёлтое такси.
– Мамочка, я его нашла! Понимаешь!
– Надя, ты сейчас меня выслушай спокойно. Когда я рассказывала тебе про отца, я говорила не всё!
– Мам, это теперь не имеет значения, я видела его! Я знаю, почему ты его полюбила. И знаю, почему вы расстались. Я не рассказала ему, кто я. Это не важно, главное, что я его узнала!
– Ты знаешь не всё. Твой отец действительно был удивительным, талантливым музыкантом, непредсказуемым человеком. И я его очень любила. Но он умер, когда тебе было три года. Умер в пансионате для наркозависимых. Прости, я не могла тебе это сказать. Я хотела, чтобы у тебя была прекрасная легенда.
Тихо плачу! Мне хорошо было думать, что отец, так и не узнавший меня, играет под синим бархатом испанского неба, а его музыка будет ещё долго жить в узких улочках Старого города.
***
…Он убрал гитару в футляр. Это вторая ценность в его жизни. Первая – свобода! Он стольким пожертвовал ради этого! Хотя есть ещё кое-что. На старом фото, бережно хранимом в кармашке футляра, женщина с глазами цвета морской волны держит на руках маленькую девочку. Это его дочь. Он никогда её не увидит, но, играя, смотрит на синий бархат испанского неба и думает о ней.
Договор с раем
Всё началось с развесёлой встречи выпускников. Таня не часто выпивала, а тут напилась вусмерть.
Да и повод был. Девочки в модных платьях, на шпильках. Кто-то на своей машине, а кого любящий муж привёз. Только Танюша приехала одна и на трамвае. Настроение резко упало в минус.
Подливая сама себе коньяк и поставив ближе блюдо с красной рыбой, она отстранилась от жестокого и несправедливого мира. Кое-кто делал попытки присесть рядом, но Таня пресекала их недобрым взглядом, откровенным игнором и икотой.
Она не была хуже других в школе. Закончила 11 классов без троек, поступила в пединститут и тут встретила Костю.
Ох уж эти чувства. Сорвалась с учебы, поехала за Костей в Питер и через год вернулась. Не сложилось.
Результат: образование не получила, жильё съёмное, работает продавцом в сетевом магазине. Не уродина, не красавица. Обычная тридцатипятилетняя женщина без постоянной личной жизни.
Пьяной Танюше стало ещё больнее и горше, поэтому, уронив три стула, растолкав танцующих одноклассниц и едва не упав с лестницы, она нетвёрдой походкой поспешила к выходу.
На улице шёл мокрый снег с дождём, в свете фонарей грязная каша казалась не такой уж безобразной. Таня, испытывая большое желание протрезветь, вдохнула полной грудью свежий воздух и направилась через дорогу к остановке трамвая.
Визг тормозов, удар, и её земная жизнь внезапно закончилась.
Боли не было. Зрение постепенно возвращалось, и странное расплывчатое пятно обретало контуры.
Таня полулежала на белом диванчике, а над ней склонилось существо.
«Для мужчины лицо слишком бабское, без признаков растительности, а для бабы – сисек маловато», – метким глазом продавца с пятнадцатилетним стажем отметила Таня.
Крылья за спиной существа наводили на мысль о существовании ангелов.
«Театр, что ли?» – подумала Татьяна. Бесполость тоже наводила на мысль, что среда здесь богемная, и Татьяна, утвердившись в своей догадке, успокоилась.
– Дорогая Татьяна! Спасибо за ваш визит, но так как он не был запланированным и место вам не выделено, мы не сможем вас принять в ближайшие сорок три года, пять месяцев, шесть дней и три минуты. Мы будем вынуждены отправить вас обратно.
Танька сглотнула от такой несправедливости. Она всё ещё не знала, где находится, но прекрасно поняла, что в очередной раз её дурят.
– А-а, может быть, есть квота?
– К сожалению, последняя квота уже распределена. Раньше Нового года ничего не предвидится. Но там, сами понимаете, первоочередников устраиваем. Комиссия решает, если новоприбывший поступил со следами опьянения или объедания в промежутке с 31 декабря по 8 января, тогда может претендовать на квоту. Травматики и дэтэпэшники не входят в список. Их и в обычные дни достаточно. А вы типичный дэтэпэшник… Разве что… – бесполый поднял глаза к небу, – есть одно дельце. Если поможете, я тоже в долгу не останусь…
Стены, пол и потолок вдруг превратились в большую воронку. В неё со страшной силой и быстротой стало затягивать Таню. Ещё мгновение – и она, почувствовав боль в бедре, открыла глаза.
Таня лежала на мокром грязном снегу, а над ней склонился молодой брюнетистый мужчина. В глазах страх.
– Фух, – выдохнул он, – живая! И пьяная! – почувствовал запах перегара.
Таня хотела сесть, но охнула от нестерпимой боли в затылке.
– Стой, лежи, сейчас скорую вызову.
– Не поняла, стоять или лежать, – передразнила Таня, – не трясись, отойду. Только подбрось до дома. Я ж грязная вся. На трамвае стыдно.
Парень помог Тане сесть в машину.
– Езжай потише, тошнит сильно.