– И кто может знать ответ на этот вопрос? – поинтересовался Волкодав.
– Никто, – сказал Максим.
– Даже вы? – спросил Волкодав.
– Даже я.
– Вы или очень искренний, или очень опасный человек, – сказал Волкодав.
– Обо мне поговорим как-нибудь в другой раз. Вернемся к Егору. Значит, его пребывание на вашей фабрике прошло гладко? Никаких конфликтов, споров, не наблюдалось?
– Никаких, – сказал Волкодав. – Все прошло без сучка без задоринки, как говорится. Не знаю, говорится ли еще так в Москве – “без сучка без задоринки”?
– Такая статистика мне неизвестна. В статистике, с которой я сталкиваюсь по роду своей профессиональной деятельности есть много интересного, но задоринок там, к сожалению, нет. Только сУчки.
– СучкИ, – поправил Максима Волкодав.
– СУчки, – сказал Максим.
– Вам виднее, – не стал спорить Волкодав.
– Ну да ладно, – Максим побарабанил пальцами по подлокотникам кресла. – Мне нужно встретиться с теми людьми, с которыми Егор контактировал, пока находился на вашей фабрике. Сколько было таких людей?
– Трое, – Волкодав снова стал нервно перекладывать папки на столе. – Главбух Нина Куроваева, главный специалист Инна Моктионова и завскладом Петр Коленкин. Но встретиться вы с ними не сможете.
– Они срочно уехали в отпуск? – спросил Максим. – Или в Оренбурге эпидемия гриппа, и они сидят по домам, хворают?
– Эх, если бы грипп. Но нет, это не грипп. Они… тоже погибли, – глухо проговорил Волкодав. Он вдруг сгорбился, опустил руки на колени, склонил голову.
– Что?! – вскричал Максим.
– Три моих самых лучших специалиста, один за другим, погибли в течении этой недели.
***
Вечером, после работы, Нина Куроваева решила заняться собой. В кои-то веки начальство вместе с зарплатой выдало еще и мотивационную премию. Деньги “жгли” карман, а тело требовало массажа, обертываний и, если останется время, – солярия, минут десять, не больше, иначе можно обгореть – лампы там не менялись много лет.
– Волкодав сегодня словно с катушек слетел, – делилась Нина с Лерочкой Бочковой – владелицей салона, где она сама же и работала косметологом и массажисткой, и в эту самую минуту лихо обрабатывающую ее спину ребрами ладоней. – Причем с каких-то невероятно распрекрасных катушек. Менеджер из Москвы приезжал, заключил договора на год вперед, перекинул предоплату, вот Волкодав и поплыл. Всем – зарплату наконец-то выдал, а мне, и еще парочке сотрудников, тем, кто плотно общался с московским менеджером, еще и премию подкинул. Мотивационную. Типа – если будет что-то подобное в дальнейшем – ждите еще. А ведь еще неделю назад всерьез подумывал о банкротстве. Ноль заказов за два месяца. И вдруг этот менеджер из Москвы. Чудеса, не иначе.
– Чудеса всегда случаются внезапно, – заметила Лерочка, взявшись за правую ногу Нины. – Когда их еще не ждешь, или когда уже не ждешь. На то они и чудеса. Иначе они бы не были чудесами. К примеру, пару недель назад был у меня клиент, не из местных, представился Доном.
– Иностранец, что ли? – спросила Нина.
– Не раскрылся. Но разговаривал с еле заметным акцентом. Здоровый был, что твой шкаф-купе. С этой кушетки свисал со всех сторон. Измоталась я с ним, ой измоталась.
– Так что за чудеса случились с твоим Доном?
– Закончила я с ним, накрыла простыней, велела полежать десять минут, сама ушла чаю глотнуть с сахаром – энергию восстановить. Возвращаюсь, глядь, что-то не то под простыней. Как будто сдулся мой Дон. Вроде и Дон, а вроде и не Дон. Будто копия его. Словно уменьшили его со всех сторон. Словно обрезали его, как картонную куклу.
– Чудеса-а-а.
– Ага. У меня сердце в пятки, думаю, клиент исчезает на глазах. А он не шевелится, лежит себе, глаза закрыты, а где грудная клетка – ни движения, будто не дышит совсем. Оказывается, дремал. А как я простыню-то откинула, он проснулся, окинул себя взглядом, и говорит – “упс”.
– Упс?
– Ага, “упс”. И хихикает так смущенно. Словно застукали его за чем-то неприглядным. Потом, значит, встает, и говорит – “ну-у-у, Лерочка, вы прям чудеса творите. Полцентнера жировых отложений долой как по мановению волшебной палочки. За такие чудеса полагается вам премия”. Ну и выдал мне…, – Лерочка перешла на шепот, – такую пачку денег, что я аж охре… онемела.
– Чудеса-а-а, – сказала Нина.– Прям как в сказке. Прям не верится.
– Я и сама, как вспомню, не верю, что все это видела своими собственными глазами. Только вещественное доказательство помогает поверить, что все это правда. Ведь на эти деньги я наконец-то поменяла солярий. Это и есть мое вещественное доказательство. И сегодня ты, Нина, первой испытаешь этот суперсовременный аппарат. Новый, на гарантии, горизонтальный солярий, – закончив массаж, Лерочка накрыла Нину простыней. – Полежи пять минут, и вперед!
– Чудеса-а-а, – повторяла Нина. – Ой, чудеса-а-а.
– Самое главное-то я еще не сказала. Когда я говорила тебе, что Дон уменьшился весь, словно обрезали его, то оно так и было! Понимаешь?! Весь!
– Что, и ростом уменьшился твой Дон? – округлив глаза, ужаснулась Нина.
– То-то и оно! Он же был за два метра ростом. Когда он ложился, его ноги торчали на полметра за краем кушетки. А когда я скинула простыню, его стопы были примерно на уровне твоих, не доставая до края. Когда он уходил, он был примерно моего роста. А во мне – метр семьдесят! Куда делись остальные сорок сантиметров?! Руки у меня, конечно, золотые, но не до такой же степени, чтобы человека на сорок сантиметров укоротить!
– До дрожи. Прям до дрожи, – ужасалась Нина. – Не верю, ой не верю. Прям как в сказке.
– А оделся он, естественно, в те же вещи, в чем пришел. И сели они на него, словно влитые, Нина! Тютелька в тютельку!
– Ой, жуть. Ну и жуть, – закатила глаза Нина. – Ой чудеса. Прям как в сказке. Как же ты все это выдержала?
– Ну как… Закрыла салон, как только Дон ушел. Все пересчитывала и пересчитывала деньги, да коньяком себя отпаивала до утра. Так и выдержала.
Надев белые одноразовые тапочки, Нина, в сопровождении Лерочки, переместилась в соседний кабинет, где стоял новенький солярий.
– Космос, ну просто космос, – укладываясь внутрь, говорила Нина. – Ой, сказка! Ну сказка, да и только!
Лерочка закрыла крышку и выставила на таймере десять минут…
*
– Иначе говоря, владелица салона Бочкова выставила таймер на десять минут, а выключился он только через два часа? – листая дело Нины Куроваевой, заживо сгоревшей в солярии десять дней назад, спросил Максим у следователя Никиты Белова. – А сама Бочкова сидела рядом и ничего не могла с этим поделать?
– Лерочка Бочкова и после того, как в салон приехали пожарные, ничего не могла делать. Сидела в дыму рядом с раскаленным солярием и смотрела в потолок. Ни одного движения, ни одного слова. В таком же состоянии она лежит в областной больнице вот уже десять дней. Лежит, вытаращив глаза и открыв рот, словно в крике, молчит и не двигается. Словно окаменела.
– А солярий? Почему он не выключился после того, как прошло десять минут? Он что, неисправный был? И почему погибшая не открыла крышку и не выпрыгнула из него, как только почувствовала, что прошло уже много времени, и она начинает поджариваться.
– Не имеем никакого понятия. Он работал на полную мощность, когда пожарные прибыли в салон. Работал, несмотря на то, что там… что-то произошло. Что-то, что не имеет пока никакого объяснения. Дело в том, что… крышка солярия каким-то образом срослась с нижней частью корпуса, образовав цельную капсулу. Для погибшей выскочить из такой капсулы не представлялось никакой возможности. На дистанционном таймере осталось время, когда солярий должен был выключиться – за час пятьдесят до приезда пожарных. Плюс время пребывания Нины в солярии – десять минут, в итоге получаем около двух часов. На кнопку выключения он не реагировал, пожарным пришлось обесточивать кабинет на общем щитке.
– Подождите, подождите, подождите, – замотал головой Максим. – Вы говорите, капсула срослась – она что, сплавилась от огня?
– Нет. Она была такой с самого начала. Так сказали техники и криминалисты.
– Как же Нина Куроваева попала в эту капсулу, если она была цельной с самого начала? Что это за чудо-солярий, в который нельзя попасть, а если каким-то чудом попал, то нельзя выбраться?