Холмс вернулся. Дело Брексита

Также задумчиво и неторопливо она возвращалась из школы, шаркая по осеннему асфальту, осторожно обходя лужи, когда мальчишки, жившие в соседнем дворе, привычно освистывали её и с криками «Пип-пе-е-ткаа!!» вынуждали прибавить шагу, а затем – и вовсе броситься бегом к подъезду, под радостный свист и хохот.

Отличницей Пипетка не была. Впрочем, двоечницей – тоже. Училась вполне сносно. Придя домой из школы, прилежно делала уроки, ужинала и садилась пить чай с родителями, смотревшими телевизор.

А посмотреть было что: в стране происходили грандиозные перемены. Новый президент, молодой энергичный выходец из спецслужб, умело позировал перед камерой то за штурвалом сверхзвукового истребителя, то на горной круче, ловко подпрыгивая на лыжах над снежными барханами. Мама Пипетки всегда заворожённо смотрела сюжеты про президента, любуясь симпатичным и сильным мужчиной-политиком, внушавшим спокойствие и уверенность всей стране. Отец удовлетворённо бормотал: «Вот это президент! Губернаторов приструнил… Олигархов, мать их, «натянул» по полной! Мужик! Не то что прежний: «рассийани, панимаишь»…».

Пипетка, конечно, не понимала смысла отцовских спичей. Но общая атмосфера восхищения в семье повлияла на юный разум.

Когда Пипетка окончила школу, она уже не была хлипкой тощенькой девочкой. Это была стройная симпатичная девушка с модельными данными: высокая, с красивыми ногами и в меру полной грудью. Она следила за модой, умела со вкусом одеваться и выбирать парфюм.

У неё уже не было и тени сомнений относительно своего будущего. Пипетка хотела стать журналисткой и снять репортаж о любимом персонаже – президенте. Она двигалась к намеченной цели: подала документы на журфак, а пройдя по конкурсу, стала прилежно учиться, ожидая своего часа…

Прошло ещё два года. В своём личном кабинете в Доме правительства сидел экс-президент, ставший к тому моменту премьер-министром. Как всегда бодрый, целеустремленный, он уверенными движениями перебирал важные государственные бумаги, нажимал кнопки телефона правительственной связи, отдавал распоряжения, выслушивал отчёты. В день своего рождения он вовсе не планировал засиживаться на рабочем месте, и только несколько срочных дел заставили его в это промозглое октябрьское утро находиться здесь.

На столе лежала какая-то глянцевая брошюра, которую с утра принёс руководитель пресс-службы. Премьер взял её и начал перелистывать. Это был календарь на следующий год. На каждой странице размещалась фотография симпатичной полуобнажённой девушки, каждая из которых, исходя из заявленных данных, была студенткой журфака. Записка главы пресс-службы гласила: «Это календарь на следующий год, который специально выпустили к дню Вашего рождения».

Премьер с интересом перелистывал страницы, беглым взглядом оценивая достоинства студенток, и читал приписанные к каждой фотографии поздравления. Но особое внимание привлекла одна из девушек, которая обещала поздравить его лично, если он сам позвонит ей по упомянутому на полосе номеру телефона. «Да-а-а…, – задумчиво протянул премьер, разглядывая фото. – На что только не пойдёт пипетка в погоне за мечтой когда-нибудь стать клизмой…».

– В сущности то же самое, – слегка улыбнувшись, произнёс Майкрофт.

– То есть мимо.

– Скорее всего, да. Вряд ли для шифрования стали бы использовать настолько оригинальный текст. Но окончательные выводы, конечно, делать экспертам. – Майкрофт положил листы с текстами на стол: – Ну, а что насчёт источника, который вывел тебя на убитого? Его допросили?

– Да. У него безупречное алиби и никаких мотивов. Просто много контактов в своей профессиональной среде по обе стороны Атлантики.

На лице Майкрофта отобразилась глубокая задумчивость.

– Ну, а что мы знаем о самом Дреббере? Что это был за фрукт?

– Довольно занимательный тип. Родом из Юты, родился и вырос в местной общине мормонов. Самой влиятельной в этом штате, надо заметить. Но в родных пенатах не прижился. Увлёкся журналистскими расследованиями и много лет подвизался на этой ниве. Но со временем, надо полагать, работа ему наскучила, и он стал разбавлять серые трудовые будни шантажом собственных коллег по цеху, в руки которых попадала дорогостоящая информация, составлявшая государственную тайну США.

– Ничего себе хобби для провинциального обозревателя.

– Да, интересный персонаж. В результате, разумеется, он нажил себе врагов в собственной профессиональной среде. Более того, по странному совпадению, несколько журналистов, с которыми у Дреббера возникли конфликты, погибли при загадочных обстоятельствах. А сам он вскоре уехал из Нью-Йорка обратно в Солт-Лэйк-Сити, где, впрочем, провёл чуть меньше года. Он обратился в полицию с жалобой на неустановленных лиц, которые, как он утверждал, интересовались его прошлой работой и угрожали физической расправой. После этого просто исчез из Юты и вскоре объявился здесь, в Британии. Есть версия, что из Штатов он вначале нелегально переправился в Мексику, откуда и приплыл под чужим именем сюда. При этом так и не было установлено, кто стоял за угрозами в его адрес: помимо коллег по цеху, у Дреббера, насколько я понял, был какой-то имущественный спор с земляками.

– Однако средствами он, судя по всему, обладал, раз смог тайно бежать из США и поселиться в не самом дешёвом мегаполисе земного шара.

– Очевидно, да.

– Итак, получается, что в его смерти были заинтересованы в Штатах.

– Причём, очень многие, заметь.

– М-да…

Возникла пауза, которую прервал Шерлок:

– Послушай, Майк. А ты действительно уверен, что в высоких кабинетах не жонглируют темой русского следа лишь для того, чтобы…

– Что ты имеешь в виду?

– Дреббер.

– Шерлок. Давай мы все, каждый из нас, будем аккуратно и чётко делать свою работу. Я знаю, что ты хочешь сказать, и понимаю твои сомнения. Тем более, что сам причастен к их возникновению. Да, смерть Дреббера, весьма вероятно, не связана с активностью русских служб. Но в таком случае это убийство просто не имеет отношения к нашему кейсу. Так?

– Конечно, Майки, – с сумрачным видом произнёс Холмс-младший. – Но гибель этого типа, скрывавшегося в Британии от преследователей из США, точно не приблизит меня к пониманию, есть ли связь между скандалом в Штатах, вызванным победой Трампа, и дрязгами в нашей Палате лордов.

– Что ты хочешь сказать? Этого толстяка-мормона, сбежавшего от своих собратьев, могли убрать, чтобы до него не добрались мы?

– Не всё так просто. Гриннер, а я не вижу никаких оснований подозревать его в неискренности, убеждён, что этот гость Туманного Альбиона, столь неудачно сбившийся со счёта, поглощая снотворное в заброшенном доме, владел, в том числе, информацией, которая могла пролить свет на тёмные дела иностранных разведок в Британии.

– Как такие сведения могли попасть к бывшему журналисту из Штатов, занимавшемуся шантажом своих коллег по цеху?

– Гриннер утверждает, что у этого человека были надёжные источники не только в журналистских кругах, но и в ЦРУ. И что сам он мог быть инициатором тех загадочных смертей его коллег в США, которых он шантажировал.

– Но теперь проверить это не удастся.

– Вот именно, Майки.

– Что же получается? Как только ты со своим заданием по «русскому кейсу» выходишь на след предполагаемого источника полезной для нас информации, его…

– Я бы не был пока столь категоричен в оценках. Однако…

– М-да… Тут, возможно, придётся подключать контрразведку.

– А какие для этого основания? «Русский след»? Ну, говоря, откровенно, оставивший его «преступник» уже найден, – ухмыльнулся Холмс-младший. – Лестрэйд активно раскручивает «русскую» версию.

– Да, в данном случае я готов согласиться, – отозвался Майкрофт, – что уверенность следователя вовсе не гарантирует незыблемость версии. А недалёкий, но энергичный Лестрэйд и его боссы в Скотлэнд-Ярде лишь исходят из традиционной для британского менталитета логики, склонной пребывать в русле «медийного мейнстрима» Королевства. СМИ, в свою очередь, находятся под серьёзным влиянием политической элиты. А в Палате лордов, могу заверить, преобладает однозначная позиция, которую можно условно сформулировать фразой «хотим русской крови».

– Лестрэйд – фокстерьер. Энергии много, ума мало, – произнёс Шерлок.

Повисла пауза, которую прервал Майкрофт.

– Ты полагаешь, те, кто инициировал разбирательство по «русскому следу», тоже относятся к этому типажу?

– Я так не сказал. Но ты сам признал, что пресловутый «русский след» отпечатался в умах наших политиков до того, как оказался в сводках ищеек Скотлэнд-Ярда.

– Хорошо! Что ты предлагаешь предпринять в создавшейся ситуации, учитывая, что гибель американского журналиста, весьма вероятно, не связана с делом Брексита?

– Уже предпринял. Я обстоятельно побеседовал с Грегсоном. Результаты вскрытия сами по себе не создают алиби нашему кэбмену. Но нам известно приблизительное время наступления смерти Дреббера. Судя по показаниям шофёра, на момент совершения преступления он был дома, и хозяйка съёмной комнаты его видела. Стало быть, она может подтвердить это. Если же у единственного подозреваемого возникнет алиби, что весьма вероятно, то следствие должно быть продолжено, и поиски преступников возобновятся. В устной беседе со мной Грегсон дал понять, что разделяет мои соображения относительно невиновности таксиста и необходимости новых поисков. Для нас было бы кстати, если бы Скотлэнд-Ярд напал на реальный след.

– Ты всё-таки считаешь, что люди, стоящие за убийством журналиста, могут быть полезны в нашем расследовании?

– Во всяком случае, я с большим скепсисом отношусь к таким совпадениям. Стоило мне выйти на Дреббера, и он погибает, причём – при весьма странных обстоятельствах. Да ещё подворачивается русскоязычный кэбмен, словно…

Майкрофт вопросительно вскинул брови:

– Словно его нарочно подставили?