Дочь некроманта

И только его сын мог бы помочь ему.

Сын, которого он никак не может найти.

Дверь таверны распахнулась, на пороге неслышно возникла серая тень в долгополом алом плаще.

Трактирщик сунулся было наперерез – и, охнув, осел на пол при виде пары длинных игольчатых клыков, сверкнувших в тусклом свете факела.

Волшебник поднялся навстречу вампиру. Тот решился явиться сюда, пренебрег опасностью – в Княж-городе хватало сильных чародеев, не гнушавшихся выйти ночью с неурочным дозором; значит, случилось нечто из ряда вон.

– Садись и говори, – сказал он упырю.

– Мастер, – вампир задыхался, похоже, он добирался сюда по воздуху, перекинувшись в летучую мышь – трюк еще более опасный там, где было много сведущих в магии и ненавидящих Ночной Народ. – Мастер, пришли новые вести. Пятиречье, мастер, там разгромлено гнездо – разгромлено дочиста, никто не уцелел. Разгромлено при помощи сильной магии. Я проверил – там не появлялось никого ни с Волшебного Двора, ни из Белого Совета.

– Как это стало известно? – отрывисто спросил волшебник, голос его дрогнул.

– Огры, мастер, там было несколько огров. Их собратья за горами почувствовали их смерть и дали знать остальным.

– Как ты узнал?

– Эфраим, мастер, он принес вести.

Эфраим. Странствующий вампир, наверное, самый старый из ныне живущих. Очень, очень, очень осторожный, способный месяцами обходиться без человеческой крови – и только поэтому, наверное, доживший до своих лет. Ему, пожалуй, можно доверять.

– Хорошо, – сказал чародей. – Место известно?

– Нет, мастер, – вампир покачал головой. – Огры из-за Зубьих гор не знали точно, где находится гнездо. Самое большее, чего удалось добиться, – это в Пятиречье.

– Интересно, там ведь ходили наши, – задумчиво уронил волшебник.

– Истинно так, мастер, – значит, изгои прикрылись заклятьем. Значит, их можно обнаружить.

Вампир рассуждал совершенно правильно. Жаль только, что в данном случае это совершенно неисполнимо.

Волшебник со вздохом покачал головой.

– Если это так, Велиом оказался куда хитрее, чем я от него ожидал. Или же у него нашлись толковые советчики. Если они в Пятиречье и мои лазутчики ничего о них не знают – значит, они под прикрытием заклятья забвения. А его я не распознаю при всем желании, после того что мы с тобой сделали, – он выразительно потряс левой рукой, на которой свила гнездо отвратительная и чужая фиолетовая тварь.

Вампир мелко закивал.

– Да, да, мастер, я все понимаю, мастер.

– А раз понимаешь, подгони брауни, пусть уложат наши вещи, а то эти лентяи до утра провозятся. Мы выступаем немедленно. Придется ехать всю ночь.

– В Пятиречье, мастер?

– И как это ты только догадался, хотел бы я знать? – раздраженно бросил волшебник, запахиваясь в плащ и делая шаг к порогу.

* * *

Им предстояла дальняя дорога. Hо самое главное: что они станут делать, оказавшись в Пятиречье? Заклятье забвения ему не обнаружить, сколько ни бейся. Искать разоренное гнездо? Hа это уйдут месяцы, которых у него нет. Самолично обшаривать все до единого селения и деревушки? Вздор, как он мог даже помыслить о такой глупости. Hо тогда что же? Что? Что?!

Он думал молча, сосредоточенно, стараясь как можно точнее представить себе все собственные сильные стороны и все слабости врага. Нельзя было ни переоценить себя, ни недооценить неприятеля – потому что на вторую попытку времени уже не останется. Он не имеет выбора. Неудачи не должно быть. Его вина настолько огромна, что ее не искупить уже ничем, кроме удачи.

Первая часть плана осуществилась много месяцев назад – после чего они с вампиром и смогли вновь выбраться в Эвиал. Теперь предстояло иметь дело с последствиями своей первой победы.

Конечно, одна возможность у него имелась. Даже две, если быть совсем уж точным, – но вторая предусматривала капитуляцию либо перед Ордосом, либо перед Волшебным Двором, а на это у него никогда не хватило бы мужества. Он готов был смотреть в лицо своей судьбе, пусть даже самой страшной, – но он точно знал, что скорее даст разорвать себя на части каким-нибудь чудищам, чем окажется в казематах Инквизиции, упорно и упрямо разыскивавшей его по всему Эвиалу уже который год.

Оно и неудивительно – война с новосотворенным Зверем потребовала от него поистине небывалого. Он вскрывал старые кладбища и создавал армии скелетов и зомби, бросая их в бой против порождений своего врага. Он не колеблясь убивал людей, если дело требовало их смерти. Он давно уже приговорил самого себя и потому не испытывал ни страха, ни сомнений. Hо оказаться в руках Инквизиции – нет, это было выше его сил.

Ведь, в конце концов, он был рожден человеком.

Итак, первая возможность. Он содрогнулся при одной мысли о ней. Как такое вообще может прийти ему в голову? Или – он поежился, вспомнив о проклюнувшемся на руке фиолетовом бутоне, – это означает, что от человека во мне осталась только личина?

Подобные мысли он старался гнать. Отдача от его заклятий оказалась слишком велика. Непомерно велика. И время, отпущенное ему, время, пока он еще мог сопротивляться, неумолимо истекало.