Имя Зверя. Том 2. Исход Дракона

– Мы не хотели войны, – вновь заговорил дхусс, и Гончая невольно подумала: а был ли Тёрн откровенен с нею? Может, он и впрямь просто хотел «поговорить с Мудрыми», наивно и по-детски надеясь их в чём-то убедить?

Сильных можно убедить только силой, учил Некрополис. Иного языка для них не существует.

– Ваши желания не имеют никакого значения. Наши желания тоже неважны, – возразил голос.

– Покажитесь! – потребовал Тёрн.

– Мы испытываем удовлетворение, что ты здесь, – как-то коряво заявил невидимый собеседник. – Будут произведены уравнивания.

Алиедора дёрнулась было, однако дхусс сильно сжал ей ладонь, удержав на месте.

– Я пришёл, чтобы говорить… – вновь начал Тёрн, но вместо ответа башню заполнило низкое, басовитое гудение, словно под полом разом заработали крыльями множество пчёл.

– Им не нужны твои слова, – склонив голову набок, чуть ли не нараспев произнесла доньята. – За мной, дхусс, если не хочешь, чтобы нас поджарили!

Она понятия не имела, где враг, каков он, на что способен. Фереальв и Роллэ казались страшными противниками, почти непобедимыми; в гавани Элиэри Алиедоре с Тёрном повезло, Мелли оттянула на себя все силы ноори, и дхуссу с Гончей только поэтому посчастливилось ускользнуть.

Голые руки. Ни меча, ни ножа, ни даже палки. Вывернувшись, Алиедора метнулась через зал, прямо туда, за скрещение звёздных лучей, где клубилась темнота.

– Нет! – загремел Тёрн. – Стой, Алли!

Как же. Нашёл дуру.

За мраком и звёздными лучами, как она и чуяла, обнаружила себя ещё одна лестница, узкая, винтовая, словно пыточный бурав врезавшаяся в каменную плоть башни. Вверх, сквозь плавающие клубы тёмного тумана, вверх, сквозь сгустившуюся могильную тьму – на лестице не было окон, если бы не алхимия Некрополиса, она вообще бы ничего не видела. Дхусс остался где-то там, позади, в зале с нацеленными на звёзды окнами, со скрещёнными, словно шпаги, тонкими серебристыми лучами, с мерцанием причудливо-изогнутого металлического росчерка на каменном полу.

Гончую вело чутье, то самое, над которым бились в Некрополисе её учителя. Чуять врага, чуять всем существом, и дотягиваться до него, несмотря ни на какие препятствия. Мудрых никто никогда не видел? Наверное, никто никогда не видел их лиц, потому что даже тот единственный Мудрый, что встречал их в порту, носил скрывающую лицо маску.

Если Тёрн не дурак, он сейчас постарается выбраться наружу. Да, ни дверей, ни ворот, но попали ведь они сюда как-то! А мастер Беззвучной Арфы – или как там её – дорожку, надеюсь, отыскать сумеет.

И тогда они действительно поговорят с Мудрыми уже совсем иными словами.

Поворот, поворот, поворот. Башня, конечно, высока, но бежит Алиедора быстро, пора бы появиться хоть какому-то пространству. И Мудрые эти – где их магия? Медлят? Решили «подпустить поближе», чтобы уж наверняка?

Она не задыхалась, ноги несли Гончую быстро и неутомимо. Алхимия работала. Но… где же Мудрые? Где враг? Рядом, мучительно-дразняще рядом – и нигде.

Что ж, она тоже может раствориться во тьме, слиться со стеной, взметнуться под едва различимый даже её зрением Гончей потолок, зависнуть там жутким пауком, растопырившись, замереть, врастая в каменную кладку – здесь не было привычных балок, перекрытия в башне Затмений делали как-то совсем по-другому.

Что ты можешь против магии, той самой – если не много могущественней, – что пленила тебя там, в Старом Свете?

Хотеть не значит мочь, сказки врут. Но теперь доньята Алиедора Венти, Гончая Некрополиса, знала, чего ожидать. Она представляла себя вновь на самом дне цитадели Гильдии Мастеров, там, где она с мэтром Латариусом училась отделять и умертвлять часть самой себя, пробиваясь к самым корням Смерти, заглядывая в пустые и бездонные глаза небытия.

Уходила, растворяясь во мраке башни Затмений, та часть Алиедоры, что боялась, не верила, сомневалась.

Больно было, словно кромсаешь ножом собственную руку. Но к боли она привыкла – и там, на дне цитадели, Алиедора впускала в себя смерть, тишину, вековое великое молчание; а тут хлынуло совсем иное.

Иное небо, иное солнце. Иной рисунок разбросанных по небу звёзд. День стремительно сменялся ночью, над смарагдовыми лугами порхали невиданные существа – полуптицы, полубабочки; у берега тёплого ленивого моря возносились розовато-белые, ажурные башни и башенки, так похожие на то, что Алиедора уже видела на Зачарованном острове.

Благостно, тихо, покойно.

А потом прямо в море, невдалеке от золотой полосы песка, где вечно шумит прибой, вспух чудовищный жёлтый пузырь. Прорыв Гнили, да такой, что Гончей не могло даже присниться. Жёл-тая гора стремительно росла, надвигалась на берег, на башенки и террасы, поднялась выше флюгеров на острых шпилях, казалось, вот-вот достигнет облаков; и в этот миг лопнула.

Потоки желтоватого гноя хлынули во все стороны, растекаясь по поверхности воды. Похолодев, Алиедора ждала многоножек, но всё оказалось куда хуже, никаких чудовищ не потребовалось, потому что под натиском жёлтого прилива стены и шпили стали рушиться сами собой. Деревья и кусты мгновенно чернели и распадались трухой, камни таяли, и над жёлтой поверхностью прорвавшейся дряни поднимались клубы едкого, пахнущего кислым и металлическим пара.

Языки Гнили тянулись всё дальше и дальше от берега, рушились колоннады и портики, амфитеатры и высокие акведуки. Весь нарядный, игрушечный городок исчезал, словно песочный замок, смытый набежавшею волной.

Видение – если это было видением – пресеклось, сменилось совсем иным, темнотой, беспредельностью пространства, рассеянным светом, что казался светом далёких-предалёких звёзд. Пылающая дорога, сотканная из холодного огня, прочертившая невообразимый пейзаж: исполинские листы, неохватные взглядом, и вокруг них – тьма.

Картины сменялись ощущениями, разлитыми во мраке, словно запахи. И сильнейшим среди них был запах страха. Даже не страха – смертельного ужаса, обессиливающего и омертвляющего. Страх был главным, он царил и правил, на нём всё основывалось и из него произрастало.

Звучала Арфа, по-прежнему беззвучно.

Звучала – беззвучно? Это как?

Алиедора поспешила загнать здоровый скепсис Гончей куда подальше. Магия жила вокруг неё, колыхался воздух, содрогались стены и потолок. Эта магия тянулась к ней и дхуссу, тянулась жадно и в то же время – всё с тем же страхом.

Наверное, мы кажемся им такими вот «жёлтыми пузырями». Они нас боятся.

А что может быть лучше, чем страшащийся тебя враг?!

В зал вступило что-то живое, окутанное тьмой. Серебристые прочерки звёздного света, словно нити, скрепляющие одежду. Двое, трое, четверо… пятеро. Ступают беззвучно, и лишь их Арфа звучит так, что сама башня Затмений грозит вот-вот развалиться.

Созданный Алиедорой её двойник, та самая «часть её», как никогда, не похожая на неё и, как никогда, наделённая «жизнью», – она сейчас умирала в жутких корчах и муках. Умирала вместо Алиедоры, а её саму Беззвучная Арфа хозяев Смарагда словно бы и не замечала. С магией хозяев спорила мелодия, творимая Тёрном, тоже неслышимая для обычного уха, но вникать в неё Алиедора даже не стала. Пришло время Гончей. Пришло время показать, что та неудача с Роллэ была случайностью, и они, творения Некрополиса, а не малопонятные чародеи, были, есть и остаются лучшими бойцами этого мира!

Алиедора прыгнула – прямо на головы ничего не подозревавшим Мудрым. Они пытались пленить её тёмного двойника, затаившегося где-то во мраке, они слишком доверяли своему чародейству и не слишком – глазам.

За что и поплатились.

Пятеро Мудрых разбросало в стороны, торжественная, хоть и пронизанная страхом, песнь Беззвучной Арфы оборвалась.

Алиедора дала волю боевой ярости. В жилах словно тёк жидкий огонь, скляницы послушно выбросили в кровь требуемые эликсиры, превращая тело, пусть молодое и ловкое, но обычное человеческое тело, в жуткое оружие, куда страшнее мечей и копий.

Она двигалась быстро, слишком быстро для магов Смарагда, чтобы они успели перенацелить удар. Боль становилась силой, как и заповедано Гильдией Мастеров. Алиедора отдала очень много, отколов от себя тёмного двойника, и сейчас пожинала плоды.

Это вам за то, что со мной сделал Байгли Деррано, – ребро ладони, казалось, едва обозначило две скрещивающиеся линии на шее Мудрого, а тело его уже мешком валилось на пол.

Другим повезло ещё меньше.

Тела с жёстким, каким-то неживым стуком ударялись о стены, а Алиедора уже была везде. Кровь словно горела, она знала, что должна опередить Мудрых, на долю мгновения, но должна. Потому что её двойник погиб, и теперь её не прикрывало уже ничто.

Кроме, конечно, Тёрна, но у дхусса, похоже, хватало своих забот. Его она чувствовала очень хорошо, Арфа спутника Алиедоры не умолкала, но её цель лежала где-то за пределами башни Затмений.

Значит, так надо. Дхусс никогда бы не бросил её без помощи; и наверняка он и сейчас помогает ей, просто непонятным ей пока что способом. Тёрну она верит. Верит, и всё тут.

А эти Мудрые – самые обычные, из плоти и крови. И жилы, зримые и незримые, у них там же, где и у простых сидхов.

Она била крепко, но так, чтобы ноори просто лишились бы чувств, не для отнятия жизни. Жизни их нам как раз очень пригодятся.

Рвала роскошные плащи на узкие полосы, вязала тонкие запястья за спиной крепкими и хитроумными узлами Некрополиса. Да, не ровня вы Разыскивающему Роллэ, не ровня. Он бы такого промаха не совершил – заходить в тёмный зал, не глядя, что творится у тебя над головой.