Последнее слово прокурора

– Да!

– Неужели?

– В основном!

– Да. видел я Ваш анализ работы по раскрытию тяжких преступлений, но более тяжёлого зрелища ещё не видел. А вообще-то я только диву даюсь Вашему мужеству: как упорно Вы ничего не делаете, чтобы такое терпеть от начальства!

Продолжим нашу работу над Вашими ошибками. Послушайте только, что пишет в материале №218 по факту розыска без вести пропавшего гражданина Гулеватого наш участковый инспектор Крученых: «14 июня сего года в Нервомайский РО поступило заявление от Гулеватой Людмилы Александровны о том, что её брат – Гулеватый Евгений Александрович месяц назад выехал из села Ананасовка в областной центр и до настоящего времени не вернулся домой. В ходе проведённой по данному факту проверки установлено, что Гулеватый Е.А. действительно 10 мая сего года выехал с места жительства в областной центр, где односельчане неоднократно видели его около городского цирка. Таким образом, считаю, – не краснея пишет инспектор Крученых, – что Гулеватый неофициально работает в цирке и гастролирует с ним по всей стране.» Ну, прямо не Крученых, а Крученый: выкручиваться он уже научился, а вот работать ещё – нет.

– Я не кручусь, я уворачиваюсь.

–Так вот, всячески уворачиваясь от работы над раскрытием преступлений, товарищ Крученых, тем не менее, старается переложить ответственность за раскрытие преступлений с себя на всех подряд, в том числе и на самих заявителей. Вот, что он пишет в материалах проверки по заявлению о краже электропроводов и опор линий электропередач: «8 июля сего года в Нервомайсвий РО поступило заявление от председателя правления колхоза имени графа Льва Николаевича Толстого о хищении там опор линии электропередач и электрических проводов на участке от молочно-товарной фермы до зернового тока. В ходе проверки по данному заявлению установлено, что опоры и провода на указанном участке действительно отсутствуют. Однако, произошло это по вине самого заявителя, который халатно отнёсся к исполнению своих должностных обязанностей: не ограничил доступ к материальным ценностям со стороны посторонних лиц, не обеспечил надлежащую охрану, находящихся в его ведении материальных ценностей, а именно, столбов и проводов на указанном участке. Таким образом, столбы и провода мог похитить кто угодно, когда угодно и распорядиться ими как угодно». А вот другой его «шедевр» из материала №260: «Проверкой установлено, что 13 июля сего года, когда гражданин Сабуров А.А. на велосипеде проезжал мимо колбасного цеха районной заготовительной конторы в посёлке Нервомайском, то его укусила за ногу собака. Опросить собаку не представилось возможным, так как личность её осталась неустановленной.»

Не на много отстаёт от наших «передовиков» и инспектор Дудкин. Вот что он пишет в своём рапорте по факту кражи коровы у гражданина Шелухина: «20 июня сего года в дежурную часть Нервомайского РО поступило заявление от гражданина Шелухина Е.Ф. о том, что неизвестное лицо из сарая по месту его жительства в селе Лужевое похитило принадлежащую Шелухину корову. Сумма ущерба устанавливается.» Учитывая, что Дудкин вместо того, чтобы сразу заняться поисками коровы начал с установления суммы причиненного ущерба, неудивительно, что корова им до сих пор так и не найдена. Нежелание работать особенно ясно видно из рапорта Дудкина о пропаже коровы с фермы совхоза имени Второго Мая, где он, в частности, пишет: «Учитывая наличие высокого забора по периметру всей фермы, наличие круглосуточной сторожевой охраны на ней, считаю, что украсть корову с территории молочно-товарной фермы совхоза практически невозможно, а вот уйти оттуда она могла свободно.» Жалко, что инспектор Дудкин не смог прийти на это совещание, а то бы я его не пожалел.

Но есть в нашем коллективе и положительные сдвиги. В качестве примера можно назвать работу участкового инспектора Калюжного. Ранее он часто подвергался на наших совещаниях справедливой критике и надо сказать, что эта критика на него всё-таки подействовала. Так, на днях им была раскрыта серия дерзких крах металла с дождевальных установок в нашем районе. Надо ли Вам говорить о важности работы дождевальных машин для получения высоких урожаев в условиях нашего засушливого климата. Некоторые сотрудники важностью этой работы не прониклись до сих пор, а вот Калюжный – проникся и изобличил группу опасных расхитителей материальных ценностей.

–Товарищ Калюжный, расскажите, пожалуйста, как Вы раскрыли это преступление, поделитесь, так сказать, опытом со своими нерадивыми коллегами! Научите их, как надо работать!

– Да, так.

–Ну же! Не молчите Павел Владимирович! Как Вы всё-таки, раскрыли кражу труб с дождевальных установок?

–Ну, просто воры сами пришли ко мне ночью продать украденные трубы, а я их задержал.

–Нет, Павел Владимирович, не просто пришли к Вам воры, а благодаря правильно запущенной Вами информации о том, что Ваша тёща скупает краденное. Нет, Вы не просто задержали их, а потому, что не спали! Но некоторые наши сотрудники продолжают спать даже на совещаниях. Проснитесь, следователь Масакин, и расскажите нам, как Вы внимательно читаете заключения экспертиз по делам, находящимся в Вашем производстве! Молчите? Тогда я зачитаю всем заключение психиатрической экспертизы по делу Щедрина: «Щедрин Евграф Михайлович поступил в областную психиатрическую больницу №1 вместе со следователем Масакиным, который самостоятельных жалоб не предъявляет, причины госпитализации не понимает. Из беседы с испытуемым установлено, что он страдает алкоголизмом в третьем поколении. Общается преимущественно с деликвентами и ментами. Ранее неоднократно имел приводы в милицию, а теперь проходит по краже. Систематически алкоголизируется. В беседе облегчён, особенно лёгкий у него стул. Речь дислаличная, с ротацизмом, с мембдацией. Запас знаний ниже даже, чем у следователя Масакина. Интеллект снижен до уровня лёгкой дебильности на фоне соц. пед. мед. и мент. запущенности. Эмоционально лабилен и умственно дебилен. Доброжелателен. Стремится произвести на окружающих хорошее впечатление, поэтому признаёт себя виновным во всех преступлениях, даже которые не совершал. Кожа чистая. Педикулёза – нет. Выводы: к жизни на свободе не приспособлен, но в условиях тюрьмы содержаться может». Масакин, очевидно, Ваших друзей-экспертов на написание этого литературно-психиатрического заключения подтолкнула фамилия Евграфа Михайловича Щедрина, напомнившая им знаменитого писателя Салтыкова Михаила Евграфовича, но Вы, то, Масакин, не писатель и должны были читать всё, что Вам подсовывают эксперты, прежде чем подшивать это в дело. Очевидно, от того, что Вы сами не читаете заключения экспертов, Вы и не можете разъяснить суть этих заключений и другим процессуальным лицам. Как иначе объяснить следующее заявление потерпевшей Патрикеевой: «Я не согласна с заключением судебно-медицинской экспертизы о том, что мне, якобы, причинены легкие телесные повреждения без расстройства здоровья, ведь мне было очень тяжело переносить все побои. Да и после побоев я сильно расстроилась, но тут почему-то написано без расстройства». А что у Вас с датами в постановлениях и протоколах? Вы не только делаете всё задними числами, Вы делаете всё, извините, через зад. И, наконец, что за заявления Вы приобщаете в дела? Например, от обвиняемого Бабкина: «Иметь защитника не желаю, так как уже имею следователя!» Какую пищу для размышления, спрашивается, Вы даёте этим заявлением суду? Ведь, с процессуальной точки зрения, защитник и следователь – не совместимы. Или другой пример – заявление от потерпевшей Дымовой: «От снятия побоев я отказываюсь, так как не хочу ни перед кем снимать платье!» Масакин, будете так и дальше расследовать дела, я сам сниму с Вас штаны и тогда Вы пойдёте снимать побои.

К сожалению, Масакин не единственный, кто не вчитывается в смысл написанного. Пользуясь тем, что здесь находятся и коллеги с линейного отделения на нашей станции, пройдусь, так сказать, и по их «шпалам». Вот, например, инспектор Кусков материале №142 пишет: «19 мая сего года из батарейного шкафа на перегоне Нермомайск-Нижнегрязьск неизвестными лицами было совершено хищение 7 аккумуляторов. Принятыми мерами розыска установить лицо, совершившее хищение балансиров с ручных стрелочных переводов, не представилось возможным.» Ну, причём тут, скажите мне, балансиры, если украли аккумуляторы? По материалу №152, где начальник дистанции пути просит установить неизвестное лицо, положившее щебень на рельсы, инспектор Кусков установил это лицо, а вернее, морду. Оказывается, это стадо коров переходило в неустановленном месте железнодорожное полотно и наложило на рельсы щебень. Коровы, Кусков, могли конечно, наложить на рельсы, но не щебень, а что-нибудь другое. Говорят, что наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд, как будто не видна, но служба инспектора Кускова не видна, как ни присматривайся.

В заключении хотелось бы отметить профессионализм, образованность и культуру работы инспектора Салуцкого по заявлению гражданина Австрии Бернарда Симона – их любителя наших мотоциклов или, как они там сами себя называют – «байкера». Он приехал сюда на нашем мотоцикле «Ковровец-175А». Кстати, наши профессионалы осматривали этот мотоцикл иностранного любителя: ни одной советской детали на нём они не нашли, но внешнее сходство с оригиналом – полное, да и все документы у него в полном порядке. Вот объяснение этого, с позволения сказать, байкера, которое Салуцкий записал со слов заявителя, правда, почему-то без переводчика. «27 июня сего года я приехал в Вашу страну для участия в международном фестивале любителей советских мотоциклов. 2 июля в шесть часов утра я выехал на мотоцикле обратно в Австрию. В девять часов я остановился на автозаправочной станции в Вашем районе, чтобы дозаправить свой мотоцикл, после чего не смог найти ни денег, ни документов, остававшихся на мотоцикле пока я заправлялся. В настоящее время я отправляюсь в Австрийское посольство для оформления дубликатов документов, утерянных по моей личной неосторожности на заправочной станции. Никаких претензий ни к кому по поводу пропажи денег, документов я не имею и иметь не буду, но больше никогда в Нервомайск ни за что не приеду.» В конце своего объяснения гер Бернард собственноручно написал: «Ich habe den text gelesen und vevstenden werde dev polizei wegen dev dokumente keinevlciproblem maclum. Her Bernard.» Прошу извинить Салуцкого за правописание, а меня – за произношение. Хотелось бы ещё надеяться на то, что Салуцкий действительно понимал Бернарда. На Ваше понимание и недопущение впредь подобных ошибок надеюсь и я!

Случай в квадрате №5

Время: уже не жарко, но ещё и не холодно. Деревья одели свои желтые наряды. Золотая осень… Но это не к месту.

Место: сегодня мы в Нижнегрязьськом районе и сегодня здесь всё начальство. Потому, что сюда сбежали двое дезертиров, завладевших автоматическим оружием. По имеющимся сведениям, они скрываются в зарослях камыша на берегу водохранилища. Работаем по горячим следам. В нашей группе, кроме меня, капитан и сержант с собакой. Наша задача – проверить квадрат № 5. На вертолёте наши действия будет координировать САМ.

Начинаем прочёсывание местности. Конец сентября. Это не июль и даже не август, а наш Нижнегрязьський район – это не Ялта и даже не Рио де Жанейро. Я почувствовал это сразу, как только очутился в воде. Идём вдоль берега, прячась в камышах. Не прошло и получаса как по рации на милицейской волне передают: «Квадрат №5, в районе водокачки двое подозрительных. Приказываю проверить!» Наш квадрат. По прямой до водокачки метров двести. Вокруг идти долго, а значит для нас другого пути нет. Идём напрямик двести метров по воде, по шею в воде. Нас трое, не считая собаки, которая у нас есть и лодки, которой у нас нет, поэтому собаку несёт на руках сержант. И вот мы у водокачки. Снова по колено в воде. Впереди сержант с собакой, сзади капитан, сверху – наш вертолёт и вдруг откуда-то сбоку голос: «Стой! Стрелять буду!» после чего мы все сразу залегли. Даже собака. Опять по шею в воде, потому что лежим. Неудобно. Холодно. Противно. Пробуем встать и сместиться назад. Но голос опять: «Стой! Стрелять буду!» Вот пристал. Нет, лучше полежать. Опять залегли. Нет. Лучше отступить. И снова: «Стой! Стрелять буду!» Предлагаю: «Товарищ капитан, давайте мы стрельнем!» Но капитан строг: «Ты, что с ума сошёл! У нас только пистолеты, а у них автоматы, они в укрытии, а мы на ровном месте. Приказываю жить!» Но, что это за жизнь по шею в воде под прицелом автоматов? Собачья жизнь! Кстати, вспомнилось про собаку. Предлагаю: «Сержант, посылай собаку вперёд, а мы пока отойдём назад». «Не пойдёт она без меня, не дурная и я не дурак идти с ней в перёд» – говорит сержант. Ничего не получается. Одна надежда на вертолёт. Докладываем по рации обстановку, просим помощи. Вертолёт уже прямо над нами. Может быть не зря. И вот уже раздаётся спасительная команда по рации: «Сотрудники милиции, встать!» Что они там с ума сошли – мелькнуло в голове, но инстинкт дисциплины уже сработал, и я стою. По колено в воде. Как хорошо стоять всего лишь по колено в воде. Наверное, так хорошо бывает только перед смертью. Рядом со мной стоят капитан, сержант и друг человека – наша собака. Я смотрю на них и горжусь ими! Гордитесь нами там на верху! Бойтесь нас там впереди! Но, что это мелькнуло впереди? Впереди, также по стойке смирно стоят двое, один из них в милицейской форме. Свои? Ура! И чёрт бы их побрал! Так это они нас заставляли лежать по шею в воде…

На разборе операции САМ сказал, обращаясь к нам: «Благодарю всех за то, что проявили выдержку… и друг друга не перестреляли!»

А дезертиров мы всё-таки поймали. В тот же день. А как же иначе, если в органах служат такие смелые, выносливые… и выдержанные ребята!

Поздний визит

Адвоката Перельмутра я знал хорошо, а Перельмутр хорошо знал своё дело. Именно поэтому с ним было приятно работать, именно поэтому между нами сложились деловые и уважительные отношения. Поэтому, когда однажды, в конце рабочего дня, Семён Аронович появился в моём кабинете я нисколько этому не удивился, впрочем, и нисколько не обрадовался. «Вас должно быть удивил мой неожиданный визит в столь позднее время, но я к Вам по одному важному делу», – начал Семён Аронович после краткого приветствия. «Я пришёл к Вам потому, что Вы прокурор и потому, что между нами уважительные отношения», – продолжал он. «Чем могу служить?» – поинтересовался я, так как знал, что Перельмутр просто так не ходит ни к кому. «Я к Вам пришел, не просто так, – подтвердил мои догадки Семен Аронович, – И поэтому, надеюсь, что вы меня выслушаете». «Я Вас слушаю». «Послушайте меня внимательно, – продолжал Семен Аронович после небольшого раздумья. – Я думаю, что я прав. Вы помните Бориса Давыдовича Бернштейна?» Вы должны его помнить, он работал начальником базы, в тогда еще, в нашем добром городе». Я никак не мог вспомнить Бориса Давыдовича. «Извините меня за бестактность, ведь Вы тогда работали простым следователем, а Борис Давидович работал только с первыми людьми. Он и сейчас не последний человек в Лос-Анджелесе. Но, как говориться, даже в Америке могут быть проблемы. Если бы он уехал в Израиль, у него бы таких проблем не было. А ведь я ему говорил…». «Я что-то не возьму в толк, как я Здесь могу помочь Борису Давыдовичу Там?» – прервал я рассуждения Семена Ароновича. «Очень! Очень! Неужели вы не понимаете, какие проблемы могут быть Там у человека Отсюда? Иммиграционные! Борис Давидович был моим старым знакомым. Он и сейчас не помолодел, – пошутил Семен Аронович, – поэтому я прошу Вас помочь ему», – закончил он серьезно. «Но как? Чем?» – не понимал я. «Начнем с вопроса: почему именно Вы? «Как» и «Чем» – Вы поймёте сами. Во-первых, потому что Вы прокурор, и во-вторых, Вы известны в нашем городе, как принципиальный борец с преступностью, поэтому, надеюсь, и в Америке Ваши действия могут быть восприняты с пониманием. Теперь понимаете?» – закончил Семен Аронович и внимательно посмотрел на меня. «Вижу, что нет. Может быть Вам это не понравится, но в Америку отсюда Вам ехать не стоит и тем более в Израиль. Однако ж я пришел к Вам вовсе не за тем, чтобы обидеть Вас. Поверьте, Борис Давидович не обижал и не обидит никого. Короче, Вы его очень обяжете, если возбудите Здесь в отношении него уголовное дело и тогда он станет беженцем, после чего у него Там не будет никаких проблем». «Но за что я возбужу в отношении него дело? По какому факту?» – развёл я руками. «Странно слышать это от прокурора, тем более от Вас, – развел руками Семен Аронович. – Разве Вы забыли – был бы человек, а статья найдётся. Что касается Бориса Давидовича, то он Вам может дать столько фактов против себя, что Вам не только хватит их для того, чтобы возбудить дело, но заочно поставить вопрос о его аресте». «Даже если Бориса Давидовича нужно было садить, я не буду делать этого теперь, потому что его нельзя будет судить!» – вспылил я. «А Вы попробуйте,» – успокаивал меня Семен Аронович. – Возбудите дело, поднимите шум, дайте материалы в прессу, пошлите поручение в Интерпол… Может быть у Вас и получится. Вы ведь ничего не теряете, а Борису Давыдовичу поможете». «Неужели он не боится этого дела?»– удивился я. «Он мечтает о нём! А что касается гарантий, то защищать его буду я. Думаю – мы оба будем довольны: вы завоюете себе Имя, а я заработаю ещё немного денег и уеду-таки умирать в Израиль». Не раздумывая ни минуты, я отказал Семену Ароновичу: «Вынужден Вас огорчить, ничем помочь не могу – Вы пришли слишком поздно. Вот если бы Борис Давыдович жил здесь, я б по-домашнему ему помог, а так – нет. Прошу на меня не обижаться». «Вы считаете, что обидели меня своим отказом? – обиделся Перельмутр. –Думаю я ещё найду возможность помочь Борису Давидовичу. Жалею Вас и желаю Вам! Следите за прессой!» – сказал он на прощание и вышел из кабинета. Я же остался один. Один со своими мыслями.