Невинно осужденный

– Как? – очень ловко разыгрывая изумление, произнес Картер. – Неужели вы не хотите даже заявить, что совершенно невиновны?

– Нет, – пожала плечами Товэр. – К чему? Какой в этом смысл? Ведь этим я не докажу невиновности.

– Но ведь вы не крали ожерелья?

– Однако, люди утверждают, что я его украла, меня арестовали и засадили сюда.

– Я вам хочу помочь, – не отставал Ник. – Разрешите мне выступить в вашу защиту.

– Нет! Я вовсе не хочу причинять вам неприятности, – прозвучал ответ странной арестантки.

– Расскажите мне, по крайней мере, об этом случае, – подошел сыщик с другого конца.

– Мне нечего рассказывать, – пожала девушка плечами.

Такое безразличное отношение к своему положению Картер еще впервые наблюдал за всю свою практику.

Он с изумлением посмотрел на девушку, которая тем временем уже снова раскрыла книгу и погрузилась в чтение.

– Вы, значит, мне совершенно отказываете? – спросил Ник.

На этот вопрос он даже не поучил ответа.

– Вы мне не доверяете, миссис Товэр, сделал Ник последнюю попытку.

Лилиан со вздохом опустила книгу на колени и печально проговорила:

– Ах, нет, я верю, что вы желаете мне добра, но пожалуйста, уйдите, оставьте меня в покое.

Сыщик поклонился и вышел их комнаты.

В кабинете своего друга Мак-Глусски он набросал несколько строк следующего содержания:

"Отпусти завтра в час дня Лилиан Товэр на свободу, так как за ней будет наблюдать мой помощник Дик".

Прибыв домой, Картер позвал к себе Дика.

– Ну, Дик, – произнес он, – теперь расскажи мне подробно о бегстве Блэк-Барта.

Оба сыщика уселись в кабинете Ника и спрошенный начал свой рассказ.

– Бегство было задумано не Блэк-Бартом, а его товарищем по камере, этим самым Джорджем Товэром. Блэк только не мог устоять от искушения вернуть себе свободу. Он и Товэр получили поручение исправить, под надзором часовых, испортившуюся водопроводную трубу, проложенную в дальнем углу тюремного двора. В трубе образовалась течь и отложить исправление до утра не представлялось возможным. Так как Товэр по профессии слесарь, то исправление было поручено ему, а Блэк-Барт служил товарищу в качестве помощника. За все время своего пребывания в Синг-Синге Товэр считался спокойным и послушным арестантом, а потому часовой не предполагал, что Джордж бросится на него сзади и сильным ударом по голове едва не отправит на тот свет.

– А ты уверен, – вставил Картер, – что удар нанес Товэр, а не его товарищ?

– Это уже установлено, – заявил Дик. – Именно Товэр собирал камни, чтобы заткнуть повреждения. Найдя поблизости подходящий, он отошел на несколько шагов в сторону. Часовой следил за ним глазами, пока он не поднял камня и не начал возвращаться. В это время Барт что-то крикнул и часовой невольно обернулся в его сторону. В то же мгновение он получил страшный удар по затылку и без чувств свалился на землю. Придя в себя, он увидел, что лежит связанным с заткнутым ртом. Беглецы не только сняли с него платье, но и отобрали сапоги, кепи и два револьвера.

– Идиоты, – спокойно вставил Ник. – Каким образом они, однако, перелезли через стену?

– Разорвав одно из своих арестантских платьев, устроили род лестницы, по которой и выбрались на свободу. Та часть стены, где перелезли преступники, выходит непосредственно к Гудзону. На берегу лежала и лодка, но они не воспользовались ей, очевидно, боясь шума от весел. Зато в двухстах шагах от тюрьмы обнаружена была кража шлюпки, оторванной от причала. Благодаря "победе" над часовым, беглецы выиграли около пяти часов времени и когда, наконец, исчезновение их открылось и заработал телеграф, преступников и след простыл.

– Товэр, кажется, был приговорен к пожизненному заключению? – осведомился Картер.

– Да. Двадцать пять лет назад он был переведен из Бруклина в Синг-Синг.

– Значит, это было в 1882 году. Сейчас узнаем.

С этими словами он открыл один из шкафов, стоявших в кабинете и снял с полки толстую книгу, на которой красовалось – 1882.

Отыскав в этой книге отдел под буквой Т., Картер наткнулся на фамилию Товэр, сел поближе к лампе и погрузился в чтение, во время которого Дик сидел совершенно неподвижно. Книг, подобных снятой с полки, было у сыщика много; на первой из них красовалось число 1850, а на последней – 1907, на чистые листы которых были наклеены вырезки из газет.

Картер называл эти книги памятными: в них заключались вырезки газетных статей, сообщавших о всех, совершившихся в течение данного года преступлениях, собирать которые начал еще отец сыщика, Симон Картер.

Наконец, после получасового чтения. Ник Картер с довольным видом кивнул головой и поставил книгу на место.

– Товэр обвинен в убийстве, – произнес он, – но ему дано снисхождение. Он убил через два месяца после своей свадьбы одного молодого человека, которого сильно ревновал к своей жене. Прямых доказательств против него не было, но все же свидетельские показания оказались настолько сильны, что его обвинили. Главную роль сыграл один свидетель, должно быть очень почетное лицо данного города.

– Кто же был этот сильный свидетель? – осведомился Дик.

– Зять Товэра, Дуррелль Вестон, – последовал ответ.

– Вот так штука! – вскочил Дик. – Товэр… Дуррелль Вестон… Да ведь это имена девушки, сидящей в тюрьме по обвинению в краже ожерелья, и ее дяди!

– Именно так оно и есть, дорогой мой, – с легкой ноткой насмешки заметил Ник. – Я и то уже удивлялся, что фамилия одного из беглецов из Синг-Синга не навела тебя на мысль о сидящей в тюрьме девушке.

– Какая же между ними связь? – с любопытством спросил Дик.

– Это его дочь, – ответил сыщик. – О существовании ее как дочери преступник, однако, не знает, так как она появилась на свет уже в то время, когда он начал отбывать наказание.

– По какому же следу прикажете идти?

– Пока что мы оставим в покое обоих, – распорядился Картер. – Я, вообще, думаю на этот раз изменить свою обычную тактику. Завтра утром я нанесу визит мистеру Вестону и очень удивлюсь, если после этого визита мы не окажем маленькой услуги государству! Главным же образом мне хочется поближе познакомиться с кучером Вестона. У меня предчувствие, что дело гораздо запутаннее, чем кажется на первый взгляд. Ну, однако, поживем – увидим.

* * *

Так называемая "летняя резиденция" Дуррелля Вестона в округе Флатбум на лесистом острове Лонг-Айленд совершенно не походила на роскошное строение, и с прилежащими к ней двумя акрами земли, годными только под постройку, не могла называться дорогим имением. Сам дом был невелик и прост, причем выглядел так, словно в нем по целым годам никто не жил. Прежде всего, он настойчиво требовал новой окраски. Конюшня, отстоявшая футах в трехстах от дома и выходившая на другую улицу так же, как и сам дом, сильно нуждалась в ремонте.

Было часов одиннадцать утра, когда у подъезда "летней резиденции" Вестона позвонил какой-то молодой человек.

Управляющий, коренастый мускулистый мужчина средних лет открыл двери и пытливо вгляделся в пришельца.

Последний был типичный фат, казалось, только что сошедший с картинки модного или юмористического журнала.

На госте был надет кургузый, сшитый по последней моде, пиджак, комически-миниатюрный цилиндр и красно-желтые перчатки. Все, вплоть до щегольских ботинок, было, как говорят, "с иголочки".

В одной руке он держал трость с нелепым крюком вместо ручки, в другой – дымящуюся сигару. В левом глазу торчал монокль в широкой черной оправе и на длиннейшей шелковой ленте. Словом, стоявший теперь перед пожилым управляющим молодой человек, был самая настоящая "модная картинка".

– Э-э-э… – по обыкновению шутов, сюсюкая и растягивая слова, начал он, – послушайте, мистер Вестон дома? Мне… э-э-э было бы очень приятно…