Странность

В маленькой деревянной хижине, построенной где-то в сотне ярдов от площадки, жил Джо Райли. Иногда я гадала, каково ему приходится. В отличие от большинства из нас, он прилетел сюда не в качестве поселенца. Он вообще никогда не хотел переселиться на Марс. Джо был всего лишь пилотом, выполнявшим обычный рейс. Он прилетел сюда чуть больше года назад по обычному расписанию, ожидая провести здесь привычные четыре месяца перед обратным рейсом. После чего с Земли должно было прибыть следующее блюдце, а он бы отправился домой, нагрузив свой корабль пассажирами, письмами, урожаем с марсианских полей и необработанной Странностью – культурными дарами землян, осваивающихся в новом мире.

А потом настала Тишина.

Джо Райли оказался не единственным марсианином поневоле. Были еще губернатор и его семья, планировавшие жить здесь всего лишь на протяжении его шестилетнего срока, половина которого уже истекла; гости и туристы с родины, в том числе голливудская звездочка, якобы оправлявшаяся от переутомления; бейсбольная команда «Гаванские вакерос», состоявшая из игроков Кубинской и Негритянской лиг; не говоря уже о десятках людей, навещавших родных, старателях, геологах и ботаниках.

Все они теперь стали постоянными жителями Марса.

Я остановилась на краю посадочной площадки, так что носки моих пыльных туфель были всего в дюйме-другом от незаконного проникновения, и взглянула на подбрюшье блюдца.

Снизу оно напоминало мне одну из тех странных грибных ферм, которые вдова Кесслер, по слухам, держала у себя в подвале. Плоское и округлое сверху, снизу блюдце было мешаниной труб, огромных черных конусов, извергавших пламя и дым, прожекторов, и люков, и стальных пластин. Оно походило на прекрасную головоломку, и меня потрясало и выводило из себя то, что умы, создавшие и направившие сюда такую восхитительную машину, не могут разрешить элементарную загадку Тишины.

«Что случилось с Землей? Куда все подевались?»

– Ты что тут делаешь?

Вопрос застал меня врасплох, и я отскочила на шаг назад, как будто меня застали на месте преступления.

Джо Райли стоял в дверях своей хижины. Грязный и небритый, в нестираных штанах и майке; подтяжки болтались по бокам, точно выдранные из гнезд провода. Комната позади него скрывалась в тени; у меня создалось впечатление, что все утро Джо провел в постели, прячась от мира, в то время как все прочие занимались тяжким трудом, пытаясь в нем жить. Зрелище было отвратительное и только подкрепило мое невысокое мнение о нем.

И все же Джо Райли был такой важной и скандально известной фигурой, что его окружала мифическая аура, и я оробела.

– Смотрю на «Эвридику», – ответила я.

– Зачем? Она такая же, как всегда.

– Наверное, я просто хотела поближе увидеть, как выглядит растраченная жизнь.

В лице Джо что-то переменилось. Его, казалось, всегда поражала направленная на него ненависть, и на краткий миг я немного ему посочувствовала. Он уперся локтем в дверной косяк и навалился на него, уткнувшись взглядом в землю между ботинками. Потом снова посмотрел на меня и сказал:

– Какая же ты все-таки злобная девчонка. С тобой вообще хоть кто-нибудь дружит?

Его слова ранили. И были справедливы: настоящих друзей у меня не было. Бренда и Дотти отчетливо дали мне это понять. У меня не было друзей, к которым можно обратиться в такие минуты, когда все вокруг тебя словно ломаются каким-то необъяснимым образом. Когда все, чего тебе хочется, – спалить этот мир.

– Со мной дружит Ватсон, – сказала я и тут же об этом пожалела.

Джо слабо и зло улыбнулся.

– Твой единственный друг – Автомат, – проговорил он.

– Зато у меня друзей на одного больше, чем у вас.

Джо отвел глаза. Я поняла, что победила его, но лучше мне от этого не стало. Он бросил:

– Тебе стоило бы попробовать быть с людьми добрее. Это может изменить твою жизнь.

Джо повернулся и собрался было уйти обратно в хижину, когда я сказала:

– Я хочу побывать внутри блюдца.

Я поверить не могла, что эти слова слетели с моих губ. Я и сама до того мгновения не знала, что хочу этого. Джо снова повернулся ко мне. По его лицу было видно, что и он в это не верит. Помолчав, он спросил:

– Зачем?

– Не знаю. Просто хочу.

Джо вышел под солнце, и ветер принялся ерошить его слежавшиеся за время сна волосы и трепать одежду. Он огляделся так, будто меня могла подослать какая-нибудь секретная штурмовая команда. Но мы были здесь одни; у меня за спиной лежал жалкий, иссеченный ветром городок, у него – бескрайняя и бесплодная пустыня.

– А ты разве не должна быть в школе?

Я пожала плечами.

Джо медленно приблизился и остановился в нескольких футах от меня. Засунул руки в карманы и сразу же их вытащил. Я видела, что он нервничает. А еще с такого расстояния было заметно, что он пьян. В то время еще действовал сухой закон, и вид человека, столь бесстыже пребывающего в объятиях алкоголя, насторожил меня. Я задалась вопросом, не угодила ли в беду. Глаза Джо были налиты кровью, а лицо выглядело старым и изнуренным, хотя я знала, что пилоту нет еще и сорока.

– Зачем тебе нужно в блюдце, Анабель?

Я была готова к враждебности или презрению, как минимум – к резкому отказу, но Джо говорил тихо. Почти меланхолично. Ему и впрямь было интересно, и – хоть в тот момент я и не могла этого понять – спрашивал он с добротой.

– Просто хочу посмотреть. – Я тоже не повышала голоса. Похоже, боевой пыл оставил нас обоих.

– Это плохая идея.

Я тут же ощутила, как внутри меня, словно старая змея под камнем, снова заворочался гнев. Но я удержала себя в руках. Мне не хотелось быть злобной девчонкой, с которой никто не желает дружить.

– Я устала ото всех слышать, что мои идеи плохие.

В ответ на это он даже улыбнулся.

– Ну да. Я, кажется, знаю, каково это. – Джо поднял взгляд на днище своего корабля. Я попыталась прочитать что-то по его лицу, понять, о чем он на самом деле думает. Но там не нашлось для меня никакого тайного послания. Лицо Джо было просто лицом и надежно скрывало любые его мысли.

– Я думаю, что это плохая идея, потому что мне не кажется, что из этого может выйти что-то хорошее. Мне кажется, что ты пришла сюда, чтобы сделать себе больно, Анабель, – люди так иногда поступают, когда им грустно. Если ты войдешь туда, ты начнешь представлять себе, что будет, когда заработают двигатели, как завибрируют стены и пол и как это будет отдаваться у тебя в животе. А поскольку на самом деле этого не случится, ты выйдешь из блюдца злее и печальнее, чем заходила.

– Вы не знаете, как это на меня повлияет, – сказала я, уже ощущая эту фантомную вибрацию. – Вы ничего обо мне не знаете.

– Знаю. Совершенно точно знаю. Здесь нет ни одного человека, который не мечтал бы о том же самом.

– Кроме вас.

Джо отвернулся от меня и направился к своей обшарпанной маленькой хижине.

– Возвращайся в школу, – сказал он. – А то я пожалуюсь, что ты прогуливаешь.

– А я пожалуюсь, что вы пьянствуете!

Он пренебрежительно махнул рукой и скрылся внутри, тихо затворив за собой дверь.

Несколько секунд я стояла, покинутая, необъяснимо обиженная тем, что он от меня отмахнулся, а еще больше – тем, что он сказал. У меня не было причин заботиться о том, что думает этот человек, но он озвучил мой потаенный страх, и это выбило меня из колеи.

Я уселась на песок, прислонившись к одной из стоек «Эвридики». Солнце вскарабкалось в зенит, и Марс прогрелся почти до максимально возможной здесь температуры. Я оставалась в тени блюдца, пытаясь решить, куда мне податься. Мысль о том, чтобы понуро вернуться под злобный взгляд мисс Хэддершем – и к тому же снова оказаться в компании моих подружек-предательниц, – была слишком абсурдной, чтобы уделять ей внимание. Дом тоже не годился: папой опять завладели мрачные раздумья, и для меня там места не было. А от города мне нужно было держаться подальше, потому что я прогуливала школу. Взрослые очень навязчивы, так что я и десяти ярдов бы не прошла, прежде чем кто-нибудь пожелал бы сунуть нос в мои дела. Поэтому я повернулась к Нью-Галвестону спиной и обратила взгляд к пустыне, где, казалось, собирала свои громадные незримые полки наша погибель. Голод. Засуха. Культисты с их зловещими планами. Странность – воплощенное безумие, прорастающее сквозь камни этой планеты.