Знамение

Найл резко откатился в сторону, концентрируя все силы и волю в единый, прочный, монолитный шар, готовя его к броску.

– Прошу простить меня, Посланник, – склонился Дравиг в ритуальном приветствии. Я хотел защитить тебя от опасности.

– Какой? – заорал Найл. – Кто на меня напал? – И только тут он обратил внимание на ошалело оглядывающуюся принцессу.

– Скажи, Найл, – едва ли не заискивающе попросила она. Это ведь сделал ты?..

– Что, Мерлью?

– Ты выдавил меня из моего тела, а потом Это – принцесса неуверенно коснулась кончиками пальцев собственных губ.

– Да нет, никогда! – испугался Найл. – Я же тебе обещал!

– Извините, – принцесса вскинула руки к вискам. Кажется, мне нужно выйти.

Девушка поднялась, неуверенной походкой добрела до двери, немного постояла, опершись рукой на плечо Нефтис, а потом вышла наружу.

– Кто-нибудь объяснит, что здесь случилось? – спросил правитель, обращаясь, впрочем, конкретно к Дравигу.

Старый смертоносец ответил ярким воспоминанием минутной давности. Найл опять, только уже с другого места, увидел принцессу, смотрящую сквозь бокал с вином, потом увидел, как она встает, тянется к нему. Но в тот самый миг, когда Мерлью отставила бокал, у нее внезапно пропал запах. Полностью. Исчезло тепло, излучаемое ее телом. Пропал разум – те самые тонкие ментальные вибрации, что распространяет вокруг себя каждый человек. К Найлу протянулось нечто непонятное, холодное и непостижимое, впилось в губы. Тут Дравиг не выдержал и нанес волевой удар, отбрасывая правителя от возможной опасности.

– Великая Богиня! Что же это было?

– Скажи, Найл, – растерянно почесал затылок Симеон. Принцесса Мерлью была сейчас в плаще или без?

Правитель оставил вопрос без ответа. Слишком уж нехорошие подозрения навело на него короткое происшествие, случившееся с принцессой. И совершенно незваной явилась из глубин памяти темная улица города, залитая желтоватым светом Луны, и неуклюже бредущее вдоль домов мертвое тело, несущее под мышкой чужую голову.

Найл встряхнулся, решительно изгоняя из сознания ненужный образ, очищая разум от набившейся скверны, закрыл глаза и откинулся на спинку стула, расслабляясь и успокаиваясь. И созерцая. Все тепло и спокойно. Как песок между пальцев, осыпаются мысли о наполняющих старый дом вещах, о еде, что скоро понадобится его отряду, и принцессе Мерлью, которая наконец-то стала отходить от обиды за его ночь с надсмотрщицей солеварни.

Все преходяще, и эти проблемы разрешатся, уступив место другим, и те тоже разрешатся, и это будет происходить бесконечно, и нечего останавливаться ни на одной из них, а надо просто смотреть, как сыплется песок, и уходят беды и радости, волнения и усталость, а остается прекрасный солнечный мир на склоне горы, где в мертвом, уже утерявшем малейшие следы былых обитателей доме опять засветилась аура жизни. Аура светлая и здоровая, с чуть голубоватым отливом.

Знакомо екнуло в груди, возникло ощущение падения, и мир рывком раздался в стороны – это вошел в контакт единый разум смертоносцев. Первую минуту почти ничего добиться не удалось – радиус «видимости» составлял от силы один дневной переход. За спиной правитель едва ощущал ленивое тепло Провинции, а по бокам и перед лицом – ничего. Безжизненные скалы оставались таковыми и в ментальном пространстве.

Найл подтянул к себе границы видимости сзади и с боков, вытягивая за счет этого неширокий луч впереди себя, ощутил холодное прикосновение бездны – словно там, далеко впереди, царит вечная мерзлота – торопливо отклонил «взгляд» левее и, наконец, заметил на границе видимости неясные огоньки.

– Извини, Посланник, – мысль Дравига содержала просьбу извинить и сожаление одновременно. Нас осталось слишком мало. Наш единый разум слаб для достаточно далекого взгляда.

Да, когда изгнанники вступали в Дельту, единое сознание смертоносцев позволяло осмотреться на десятки дневных переходов в любом направлении, подробно разглядеть каждую травинку, каждый листик на деревьях, не говоря уж про реки и леса. Посланник мог заметить яркие пятна энергии, излучаемые животными, на расстояниях в сотни километров. А теперь: серое марево гор и неразборчивые огоньки на грани восприятия.

– Ничего страшного, Дравиг, – кивнул правитель. Главное, мы заметили живых существ. Значит, где-то там есть пища и вода. Как считаешь, сколько нам до них идти?

– Не больше двух дней, Посланник.

– Тогда нужно поскорее выходить, – решил правитель. Привал окончен.

Найл специально пропустил всех вперед себя, потом оглянулся на комнату. Палас, стулья, занавески. Сдвинуто стекло одного из зеркальных шкафчиков, три хрустальных бокала сверкают на столе витиеватыми гранями рисунка. На сколько еще веков сохранится здесь эта картина?

Он вышел и плотно затворил за собою дверь.

* * *

Спускаться от высокогорного домика оказалось столь же просто, сколь и подниматься к нему: длинный пологий склон тянулся вниз без обрывов, трещин или еще каких ловушек для неосторожного путника. Можно идти и идти, даже не глядя под ноги.

«Снегом бы его засыпать, – подумал Найл, – да за пять минут вниз на лыжах проскочить».

Стигмастер ни разу не подкидывал ему в виде загадки горнолыжные курорты, но правитель все равно имел представление о том, как это должно выглядеть: искусственный снег от подножия до вершины, подвесная дорога, трассы для начинающих, трассы для опытных, и огромное пространство безопасного склона для всех остальных. Прилавки с запасами горячей воды и пищи, уголки для отдыха, медицинские посты. Кто знает, может, именно так и выглядела эта гора до прилета Кометы?

Спуск удалось закончить задолго до вечера. Удобный ровный склон уперся в отвесную базальтовую стену не меньше полукилометра высотой. Больше всего стена напоминала слипшиеся в монолит и выцветшие на солнце пальмовые стволы: кое-где эти «стволы» выпирали наружу, где-то частично осыпались, но рисунок был везде примерно одинаков – рельефные полосы метров тридцать высотой, потом словно процарапанная гигантскими граблями поперечная прослойка, густо поросшая кустами креозота, и снова полосатая стена, и опять прослойка, и так до бесконечности.

– Вот тебе и два перехода, – пробормотал Найл. – Да тут только вверх вскарабкаться целый день уйдет!

– Что вы сказали, мой господин? – переспросила Нефтис.

– Я скомандовал привал, – тяжело вздохнул правитель, приблизился к обрыву и постучал ладонью по одному из базальтовых «стволов». – Не стоит на ночь глядя подъем затевать.

Под ногами захрустело – правитель и стражница стояли на сплошном ковре из хитиновых панцирей. Похоже, над их головами, в ветвях кустарника, кипела напряженная жизнь. Правитель ковырнул землю ногой. Вывернулся полосатый панцирь ойойки – небольшого безобидного жучка, внешне неотличимого от маленького смертоносца. Вот только лап у него шесть, а не восемь, да разума не больше, чем у мухи. Однако при неожиданной встрече один вид ойойки выбьет холодный пот у самого опытного охотника. Далее обнажилась сморщенная и высохшая шкурка игольчатки – медлительной гусеницы, покрытой, словно кочками, наростами ядовитых иголок. От нападения хищников они помогают, но далеко не всегда. Вот еще несколько бледных покровов афид, разломанная грудка клопа. По счастью, ни клешней скорпиона, ни характерного для тарантула черного меха на глаза не попалось. Это вселяло некоторое успокоение.

– До темноты еще много времени, – всплыл в сознании вкрадчивый голос Шабра. Прекрасный случай стимулировать детей к более близким контактам.

Правитель вздохнул и покосился на Нефтис. Значит, смертоносец хочет, чтобы он вот так, запросто, уложил ее у всех на глазах и занялся тем, чем люди обычно занимаются наедине?

– Но ведь ты же сам согласился с такой необходимостью, Посланник! – возмутился ученый паук.

– В другой раз, – отрезал Найл. – Я устал.

– Ложитесь, мой господин, – тут же предложила начальница стражи. Я постелю у стены. К сожалению, еды больше нет, кончилась.

– Простите, Посланник, – скромно потупив взор, подошла Завитра, – я принесла подстилки и одеяла. Где вам постелить?

– У стены! – повысила голос Нефтис. Мысли стражницы лежали на поверхности: «Только от Джариты избавилась, так теперь эта к господину липнет».

Завитра, даром, что сохраняла внешнюю скромность, тоже горела возмущением: ведь ясно же, что правитель предпочитает ее! Так чего эта боевая баба вечно между ними втиснуться норовит! Однако ученица медика проглотила обидный тон Нефтис и принялась стелить постель там, где было указано.

Путники неторопливо устраивались на ночлег: взрослые смертоносцы ровными рядами замерли на склоне, люди стелили свои подстилки под базальтовой стеной, а детишки устраивались отдельно, вперемешку. Правитель с удивлением заметил среди них Риона и подошел ближе.

Парень стоял на коленях перед одной из девочек, что-то делал с ее сандалиями и громко объяснял:

– Не скручивайте ремень, расправляйте по сторонам между пальцев, и укладывайте накрест. Ремни должны удерживать сандалию целиком, а не только узлом.

– Что случилось, Рион?

– Да вот, – он поднялся. Весь день под уклон шли, так дочка ногу стерла. Неправильно сандалии подвязывают.

– Значит, это твоя дочка?

– Да, ее зовут Юлук. Вылитая Юккула, правда?

Девочка гордо расправила плечи. Впрочем, какая девочка? На голову выше Найла, длинные рыжие волосы – правда, изрядно перепутанные – крупная грудь, сильные руки. Захочет – папу как тростинку переломит! Но при первом же прикосновении к мыслям девушки, стало ясно, что желания такого у Юлук возникнуть не может. Она гордилась отцом, он казался ей кладезем мудрости, он учил и тому, как правильно надеть сандалии, и тому, как наточить нож, и как отличить сухой хворост от еще живого кустарника, как развести огонь, как отличить питьевую воду от плохой и еще преогромному количеству необходимых для жизни мелочей.