«Господи, прости нас, грешных, но это ж мы сами, человеки, устраиваем из святого обряда посмешище, – думал Леонид, пытаясь успокоиться. – Ведь для того же шаферам и дают держать венцы, чтобы венчающиеся не отвлекались!»
– Ой, мамочки! Я теперь не смогу венчаться, такое ведь не забудешь! – стонала Есения, держась за грудь.
– Когда будешь сама венчаться, тебе будет не до смеха, – утешил ее Леонид.
– Вот спасибо! – воскликнула Есения, перестав смеяться. – А что же я делать буду? Плакать, что ли?
– Может, и плакать, у каждого по-разному бывает… – улыбнулся он.
– Нет, на своей свадьбе я буду самая счастливая! – твердо сказала Есения. – И плакать ни за что не буду!
– Некоторые люди и от счастья плачут, – заметил он.
– Да ну! Мелодрама какая-то… – поморщилась Есения. – Ну, я готова, пойдем дальше?
И они пошли к вокзалу, чтобы поспеть в санаторий к ужину и посидеть на скамеечке у пляжа на вечерней зорьке.
Глава седьмая
Давно подмечено, что дни, проводимые в работе, тянутся как недели – медленно и томительно, зато дни отдыха летят с космической скоростью. Леонид даже не заметил, как пролетела первая неделя отпуска, а за ней вскачь промчались вторая и третья.
Дней за пять до отъезда они были с Есенией на органном концерте в Домском соборе. Выйдя после концерта на площадь перед собором, они увидели фотографа.
– Давай сфотографируемся на память, – предложил Леонид.
Есения почему-то замялась.
– Ты чего, не хочешь? – удивился он. – Выглядишь ты прекрасно, если тебя смущает прическа или еще что-то…
– Нет, меня смущает не это. Говорят, что фотографироваться вместе – плохая примета, вроде как к разлуке, – сказала она.
– Здра-а-сьте… – протянул Леонид. – А как же быть с семейными фотографиями? Люди всей семьей снимаются на память о каком-нибудь событии и не расходятся же потом, живут себе годами счастливо…
– Но мы-то с тобой не семья… – тихо заметила она.
– Это поправимо… – рассмеялся он и, не удержавшись, привлек ее к себе. – А ты бы вышла за меня замуж? – спросил он, глядя ей в глаза.
Есения сначала растерялась, а потом с полуулыбкой спросила:
– Ты шутишь?
– Да нет, зачем же! Я говорю совершенно серьезно, – возразил Леонид. – Я бы хотел, чтобы ты до нашего отъезда определилась с этим вопросом.
– Ага… «По какому вопросу плачете?..» – опустив голову, задумчиво произнесла Есения.
– Что-что? – не понял он.
– Это один из примеров канцеляризмов в обыденной речи, – пояснила она, насмешливо взглянув на него. – Значит, ты хочешь, чтобы я «определилась с этим вопросом»? А ты не мог бы сформулировать его более конкретно?
– Иронизируешь? – расстроился Леонид. – Тогда я не буду спрашивать, а просто скажу: я хочу, чтобы ты вышла за меня и стала моей женой, супругой, суженой и еще этой… второй половиной. Так лучше?
– Леонид, ну куда ты так торопишься? – тихо спросила она, не принимая его шутливый тон. – Мы же еще так мало знаем друг друга!
– Понимаешь, я почему-то очень боюсь тебя потерять, – честно признался он. – Поэтому и хочу привязать тебя к себе всеми возможными узами. Примерно вот так… – Он быстрым движением снял у нее с шеи шарфик и обмотал им их руки.
Есения рассмеялась, и в этот момент вдруг блеснула вспышка.
Опустив фотоаппарат, к ним виновато спешил фотограф.
– Извините, ребята, но вы так красиво смотритесь вместе, что я не мог удержаться и сфотографировал вас. Приходите завтра сюда же вечером, я подарю вам вашу фотографию, – сказал он.
– А можно тогда сделать две? – спросила Есения, вздохнув – от судьбы, мол, не уйдешь: чему быть – того не миновать.
– Можно, будет вам две, приходите завтра, – ответил фотограф.
– Обязательно придем, – пообещал Леонид и, подхватив Есению под руку, побежал с ней к санаторскому автобусу, на котором их привезли на концерт. Водитель уже нетерпеливо сигналил, поторапливая задержавшихся отдыхающих.
Последние дни отпуска пролетели вообще мгновенно. Леонид очень привязался к старику Охмнетычу, к Дубултам, и было грустно, что нужно отсюда уезжать. Все хорошее всегда когда-то заканчивается… Единственное, что его утешало, так это то, что домой он ехал вместе с Есенией и у них с ней, наоборот, все еще только начиналось.
Их поезд уходил на следующий день вечером, и они решили оставшееся время провести на пляже, наслаждаясь последними часами ничегонеделания. Правда, Есения стала какой-то грустной и задумчивой. Леонид так и не решился за все эти три недели завести с ней разговор о ее рождении и родителях, а наоборот, пытался отвлечь ее от этой темы. Но сегодня, видимо, ему уже не удастся уйти от обсуждения. Есения была уже вся там, в Питере, вместе со своими проблемами. На его попытки развеселить ее она отвечала вяло и в конце концов сделала вид, что дремлет. Ему ничего не оставалось, как взяться за книжку, в которой он за время отпуска прочел лишь пять страниц.
Вечером, перед тем как идти на ужин, Есения вдруг решила, что все-таки нужно дать телеграмму родителям.
Собрав пляжные принадлежности и закинув их к Леониду в комнату, они направились к почте, которая находилась на окраине поселка.
На почте было безлюдно.
Скучающая над кроссвордом почтовая служащая оторвалась от своего занятия и подняла на них любопытный взгляд.
– Лабас динас, – приветствовала она их.
– Здравствуйте, – поздоровались они, а Леонид добавил: – Нам бы хотелось отправить телеграмму.
– Пожалуйста, нет никаких проблем, – улыбнулась женщина и протянула Есении бланк.
Сев за стол, Есения попросила у Леонида ручку и принялась заполнять бланк, вписывая свой домашний адрес.
– Смотри-ка, а номер вашей квартиры зеркален нашему: у нас – тринадцатый, а у вас – тридцать первый, – заметил Леонид, глядя ей через плечо.
– Ну и как тебе живется под таким номером? – поинтересовалась Есения, поднимая на него грустные глаза.
– Чудесно живется! – заверил ее он. – Думаю, и тебе тоже понравится…
Она быстро опустила взгляд и продолжила заполнять бланк телеграммы.
Леонид несколько раз после их разговора у Домского собора пытался вернуться к своему вопросу: выйдет ли она за него замуж, – но она всячески избегала обсуждения этой темы под предлогом, что ей нужно сначала вернуться домой и разобраться с родителями.
Отправив телеграмму, они вернулись в санаторий, поужинали, а потом решили в последний свой вечер в Юрмале погулять еще у моря.