Операция «Спасти кота»

– Нет, Крыша – это Маринка! Подруга моя! – исправилась и тоже захохотала Соня. – Но я над её погонялом часто ржу. Она как-то приехала в гости, и потом я проводила её на остановку. И вот, она отъезжает на маршрутке, а я подумала: «Крыша уехала!» И так мне смешно стало над этой фразой. Звоню ей и смеюсь в трубку: «Крыша, ты поехала!» – Соня хохотала заразительно, на её глазах выступили слёзы, и потом, чуть успокоившись, выдохнула. – Ой, я тогда до колик в животе смеялась. Так что, юмор у меня такой, упоротый.

Сеня, тоже просмеявшись, всё-таки спросил:

– Но почему «Крыша»?

– О-о-о, – загадочно потянула Соня. – Это отдельная история. Всё началось с того, что Маринка всё ломает. К чему не прикоснётся, всё обязательно сломается, любая техника выходит из строя. И я в шутку называла её «Краш-тест», а потом «краш» превратился в «крыш», а Маринка стала Крышей. Но когда Крыша едет куда-то – это очень смешно. Она не обижается, называется меня Саньком.

– Саня созвучно Соня?

– Не, Саня от слова sunny, из-за фамилии, – улыбнулась она. – У нас в группе почти у всех какие-то клички. Славика зовут Дембель, хотя он в армии не служил, а Диану – Тиной. И знаешь почему? – вновь заулыбалась Соня, явно приготовив очередную историю. – Препод по химии неправильно прочитал её фамилию. Она Батурина, а он прочёл Буратина. Представляешь?! Ну естественно, мы не смогли оставить это без внимания, но Буратина слишком долго, так что осталась просто Тина.

– Как у вас весело, – ухмыльнулся Сеня.

– А я тебя буду звать «Мистер Котлетка».

Сеня вновь рассмеялся:

– И я попал под раздачу.

– Ты не обижаешься? – заволновалась девушка.

– Нет, – загадочно усмехнулся он. – Тогда я буду называть тебя Софочка.

Соня широко улыбнулась:

– Как моя бабушка.

– Зато справедливо. Если я котлетка, тогда ты диванчик.

Соня захохотала и поёжилась. Становилось всё холоднее и уже заметно стемнело.

– Похолодало, – передёрнул плечами парень. – Поехали домой.

Но пока ехали, Соня всё делилась восторгами.

– Классный выдался день! Суперский! Я бы так не хотела, чтобы он заканчивался!

День, действительно удался. Время пролетело весело и слишком быстро. Сеня ни секунды не колебался, и когда Соня посмотрела на него, потянулся и поцеловал её. Но девушка вдруг отпрянула:

– Ой! – вытаращилась на него и на мгновение впала в ступор.

«Поспешил,» – с ухмылкой Сеня оценил озадаченный вид Сони.

– Я всё испортила! – Соня вышла из ступора и бросилась поспешно извиняться. Говорила чуть не плача. – Сеня, прости! Я не ожидала. Не знала. Испугалась. Я всё испортила, да?! Ты бы хоть предупредил…

– Чшш… – словно успокаивая ребёнка, улыбнулся он. – Всё нормально.

– Ты не обиделся? – Соня сделала брови домиком, и от её жалостного вида Сене становилось смешно.

Возможно, будь на месте Сони другая девушка, его бы зацепило, что она так шарахнулась. Но на Соню нельзя было обижаться, так искренне она извинялась и раскаивалась.

– Нет, всё хорошо! – улыбался он.

– Я всё испортила, и мы больше никогда не увидимся, – Соня вздохнула, отвела взгляд в сторону и зажала ладони между коленей.

– Увидимся, и не раз, – Сеня высвободил одну из рук девушки и сжал в своей ладони. – Если ты не против.

Соня взглянула на него, её глаза блестели, но она широко улыбнулась и закивала, но больше ничего не сказала.

9. Катя для сердца

На обратном пути Сеня почти всю дорогу думал о Кате – бывшей девушке, что сначала бесцеремонно разорвала отношения, а спустя три месяца внезапно написала то сообщение о Соне. Явную ложь. За Соню стало обидно, он не понимал, зачем Катя написала клевету? Это было так непохоже на неё. Сеня знал Катю как облупленную ещё с детства: его первая школьная любовь, и он вряд ли когда-нибудь забудет, что она для него сделала.

Сеня занимался в секции хоккея с семи лет, но в девятом классе на школьном медосмотре ему выдали направление к кардиологу. Чувствовал он себя прекрасно, но врачам не понравилось ЭКГ, его загнали на месяц в кардиоотделение детской больницы, выявили патологию развития аортального клапана и выписали с диагнозом: «Порок сердца». Для матери Сени это стало равносильно смертельному приговору, хоть врачи и сказали, что операция может решить проблему, но рекомендовали пока не спешить, а отправляться под нож после завершения пубертатного периода.

С хоккеем пришлось завязать, да и на физкультуре к Сене проявили снисхождение, освободив на целый год. Парня злило, что к нему в семье и в школе стали относиться, как к инвалиду, но он никому ничего не рассказывал и тщательно скрывал свой диагноз, стараясь лишний раз погонять с друзьями в футбол или хоккей. Но когда мать стала плакать после каждой его такой «прогулки», пришлось вычеркнуть из жизни физическую активность. Сеня стал больше играть в компьютерные игры, отгородился от друзей, стал агрессивным и молчаливым.

Но как бы он ни скрывал своё настроение, перемены заметила как раз Катя, соседка по парте, деликатно спросила, всё ли хорошо. И когда Сеня ответил, что всё великолепно, то девушка явно не поверила ни единому его слову, но приставать не стала, правда, через пару дней написала на обратной стороне учебника: «Ты только не умирай, ладно? Захочешь поговорить, я рядом».

А Сеню настолько угнетало отношение к нему, как к хрустальной вазе, и он даже начал думать, что скоро умрёт.

С Катей он никогда не откровенничал, но отношения у них были хорошие, дружеские: взаимовыручка и взаимопонимание, иногда, правда, дрались и спорили из-за мелочей, но быстро мирились и на уроках всегда поддерживали друг друга. Катя была умной, исполнительной, и Сеня не хотел бы менять соседку по парте, с ней легко было учиться: и списать в случае чего, и на контрольной спросить решение, а уж сколько ручек и карандашей он у неё забрал за время учёбы не сосчитать.

Лето после девятого класса прошло спокойно: под присмотром бабушки и старшей сестры все каникулы парень скучал на даче, но даже там его ограничивали, как могли и докладывали о каждой вольности матери, и та сразу же грозилась упечь Сеню в больницу, если он не будет себя беречь.

Но в десятом классе всё резко изменилось: сердце действительно стало шалить и биться чересчур интенсивно, только парень не сразу понял причину. Тахикардия преследовала его только в школе, почти на каждом уроке, но, как ни странно, на занятия тянуло, появился энтузиазм и рвение к учёбе, и только спустя месяц до него дошло, что он влюбился, но не просто в одноклассницу, а в Катю – в своего боевого товарища.

Как наркоман он ходил на уроки за новой дозой тахикардии, словно летал на невидимых крыльях и наслаждался учащённым сердцебиением, упиваясь влюблённой эйфорией. На уроках украдкой всё косился на Катю, как она выводила строчки и цифры в тетради, рисовала замысловатые вензеля на полях, когда ей становилось скучно, любовался её задумчивым профилем. Иногда они переписывались на уроках, обсуждая какую-то ерунду. Если невзначай касался руки или локтя девушки, то сердце вообще норовило пробить грудную клетку. Но Сеня молчал, скрывал ото всех чувства, даже как-то думал, что если его сердце не выдержит таких перегрузок, то и умереть будет не так жалко.

Мать по-прежнему таскала его каждые полгода по врачам, но ухудшений не наблюдалось. Так прошёл ещё один год, Сеня никогда не ходил в школу с таким удовольствием. За десятый класс он вымахал почти на двадцать сантиметров, и когда после каникул вернулся в класс, всё подсмеивался над Катей, что она стала мелкой. Он не смущался, но если встречался с ней глазами или нечаянно касался, то сердце привычно сбивалось с ритма.

Катя была не то чтобы нелюдимой, скорее неприступной и закрытой. Общалась весело и дружелюбно, но близко к себе никого не подпускала, отшивала парней прямотой, никогда не откровенничала с одноклассницами, не любила рассказывать о себе. В то же время была упёртая до невозможности, порой резкая, но она, как никто другой понимала Сеню, и, наверное, не за внешность он в неё влюбился, а за чуткость и за схожесть характеров.

И после Нового года случилось чудо: на очередном обследовании патология пропала. Сердечный клапан стал работать нормально. Сеню даже опять загнали в больницу на две недели на обследование, чтобы подтвердить. Кардиологи сказали, что такое бывает, когда в пубертате «всё встаёт на свои места» и выписали с диагнозом: «Здоров». Один Сеня знал, кто привёл его сердце в норму.

После этого у него словно открылось второе дыхание, ведь теперь он не какой-то убогий инвалид, которому даже бегать запрещали, можно было жить без ограничений. Он сразу решил, что будет поступать в Институт МЧС, теперь здоровье позволяло, а Сеня всегда туда хотел. И следом в первую представившуюся возможность на дне рождения одноклассника он поцеловал Катю. Рассчитывал получить минимум по лицу, а максимум – ненависть до конца жизни, но терять больше было нечего, до выпуска оставалось каких-то четыре месяца и нужно было брать от жизни максимум, навёрстывать упущенные возможности, что он потерял за эти два года. Но Катя и на поцелуй ответила, и вообще стала смотреть на него другими глазами, они начали встречаться, и их обоих накрыли крышесносные чувства.

Сеня так и не рассказал правды, что с ним происходило эти два года, и он теперь обязан Кате нормальной жизнью, лишь однажды выразил благодарность фразой: «Я всё для тебя сделаю!»

И как бы всё хорошо ни было, но разрушили они отношения оба, каждый со своей стороны. Сеня винил Катю и обижался, когда она уехала из Ярославля учиться в Москву и почти перестала писать, она явно не видела в редких смсках катастрофы. В конце концов, обида парня на безразличие выжгла всю любовь за несколько месяцев.

Когда девушка вернулась домой после сессии на зимние каникулы, они встретились, но уже не целовались, даже за руки не взялись. Парень держался обособленно, он для себя давно сделал вывод, что всё кончено, но ревность душила его изнутри. Катя тоже не тянулась с объятиями, хотя вела себя обыденно, весело и непринуждённо. Они гуляли, катались на коньках, сходили в кино, и лишь когда Сеня провожал Катю на вокзале обратно в Москву, вдруг спросил, фраза вырвалась грубая, обиженная:

– Что, у тебя кто-то появился в Москве?

Но Катя лишь рассмеялась, заглянула в глаза и взяла его за руку:

– Ну что ты такое говоришь, Сень?!