Книги завтра отправляются в Москву, я вам сообщил все координаты, ваш человек-таки может их трогать с четверга-пятницы. Хорошо?
Мы рассылаем 30 экз. критикам-ебитикам. Ваши 470. Рассылка – из нашей части тиража.
За деньгами мотается Саша, я не рискую. Так что дайте знать.
У меня вышел вслед за Вами роман «Похороны кузнечика». Пошлю на днях. Книги, думаю, вы вот-вот получите, так как почта авиа.
У меня радикулит, хожу, думая о земле.
Всем привет, Ваш НК
Какие-то необычные ощущения: как будто одни ворота проходишь, а там, в конце коридора, вторые, они узкие, не пролезаешь, толкаешься, толкаешь, хоть полголовки просунуть, и чувствуешь, за ними – пустота, ничто, провал, и так хочется высунуться в этот провал, и толкаешься, царапают узкие ворота, и, наконец, проливаешь туда, в черную бездну, за вторые ворота…
– Как хорошо ты мне там натер…
2.3. Ну вот, пришла книжка. Шрифт мелкий, бледный. Ужасно. Обложка так… Картинка красивая, но… В общем, чего-то грустно…
Матвею:
Только что получил книгу. Проверил, все вроде в порядке. Так что я даю им твой телефон, жди звонка. В обмен на тугрики ты должен получить справку-расписку, где будет указано, что сумма уплачена за покупку 500 экз., а также право изъять со склада 470 книг.
Должен сказать, что вскрыл почтовую обертку с волнением. И был немного разочарован. Обложка показалась не такой уж «великолепной», как воображалось. А главное: очень мелкий и бледный шрифт. Вот. Буду рад, если беспристрастно выскажешь свое мнение, когда сам увидишь.
Ну что ж, книжка пришла, мемуары можно сворачивать. Может от этого грустно? «Исторический» роман заглох. Л в Испании, и вообще, между нами все порвато и ногами растоптато. В Сетевом «ящике» пусто, и «Философ» молчит. Только Р, дорогая моя шалава, осталась. Да верная жена. У нас очередной виток медового месяца…
Матвей, привет!
Книжка пришла, она довольно маленькая. Я так понимаю, что легче всего отправить уже готовые пачки по десять книг.
Сильно огорчен плохим шрифтом. Неужели, гад, пожалел бумагу? Ладно, бог с ним.
Всегда твой
Наум
4.3. От Ф:
Здравствуй, дорогой.
На работе теперь не попишешь, а дома бываю редко.
Была на уроке рисования у очень интересной женщины, один «недостаток» – она занимается Каббалой, тусуется с равом Лайтманом, а я из другой «школы».
Она учит не столько технике, а «видению». И одновременно с рисунками в домашнее задание входит написание стихов.
Я не знаю, где я возьму на все время… На работе тоже навешивают проект за проектом… Ладно, главное – ввязаться в бой, а там видно будет.
А лекция была не очень удачной. Слишком много мне хотелось в нее впихнуть.
Почему тебе не пишется?
И ты обещал философскую переписку прислать…
Целую
Твое письмо меня обрадовало: давно не получал весточек. Спросишь: а сам-то чего молчишь? Не знаю… Чего-то «кислый» период. Простудился, как всегда пред днем рождения…
Вот, получил книгу. В общем-то, сносно, но я почему-то вообразил себе бог знает что и в результате разочаровался. Во-первых, очень мелкий и тонкий шрифт, как-то бледно, неудобно читать.
В «Независимой газете» в Москве была статья критика Урицкого, там есть обо мне и весьма лестно, я тебе посылаю.
Философская переписка за мной.Надеюсь на той неделе увидимся
Целую
А Каббала – это тоже интересно, надо и другие «школы» изучать.
5.3. Два дня гнал простуду теннисом. Кажись, выгнал. Отметили день рождения. Хвастался книгой
Завел с М разговор о скрипачке, выяснил, наконец, ее фамилию. Попробую найти телефон в справочнике.
От Ф: Дорогой, поздравляю с днем рождения
Я вот дни рождения люблю и использую повод остановиться, подумать откуда и куда бежим.
Год ведь был интересным, правда? Вот и книжка вышла, и пишут о ней хорошо. Значит, был искренним, а талантом, умом и сердцем чувствительным тебя Бог наградил. Хочу тебе пожелать, мой дорогой друг, в этом году удовольствия от работы над романом, и сердце мне подсказывает, что это будет удивительный и прекрасный роман.
Целую
Ох, не могу это читать…
Похвастался Володе. Поздравил меня. Сказал, что составляет («между запоями») книгу об Анечке. Ее тексты и его комментарий. «Там будут скандальные вещи».
Позвонил Гольдштейну. Поздравил меня, сказал, что это настоящее событие. Первая книга, как первая женщина, сам он теперь делит свою жизнь на «до книги» и «после». А я поделился ощущением, что эта книга вывела меня из литературного небытия. Он сказал, что так и есть, что мое имя скоро будет на слуху. Ну, не знаю…
В гостиницу не хотелось, но куда податься в такую рань… Книжке она очень обрадовалась, но сказала, что обложка ужасная, фиолетовый с розовым – ужасно. Может, это повлияло, а может еще что, но стало тоскливо. И как-то не было особого желания… Аппаратура работала нормально, но… без энтузиазма. То ли ей передалось это настроение, то ли обиделась, что я ей книжку не дал («А ты все-таки жмот»), хоть я и объяснил, что это единственный экземпляр, подожди еще недельку. Заторопился, надо, говорю, рано возвращаться, гости придут. В последнее время стараюсь не залеживаться.
– А я тоже домой поеду, скажу, что удрала с курсов.
– Да, тем более, их у тебя столько… Даже есть настоящие.
Рассмеялась. Но не весело.
Еще минут пятнадцать погуляли у моря, посидели на скамеечке. Вдруг все стало чужим и ненужным. Когда выходили из номера, я замешкался в дверях.
– Ну, иди уже, – чуть не вытолкала.
– На фиг, – продолжил я.