Проклятье Адмиральского дома

– Получается, так, – кивнул Уильям. – Дядя Чарльз с утра до вечера пропадает в конторе, в то время как отец почти весь день проводит в своем клубе, где много проигрывает в покер. Тетя Оливия помешана на спиритизме и приглашает в дом странных людей, которые составляют ей гороскопы в обмен на значительные пожертвования, которые она называет благотворительностью. Хезер и Эмили тратят деньги на наряды и приемы, Дональд вообразил себя художником, обустроил студию в надстройке на втором этаже и мечтает о путешествии за границу. Сыну Джейн тринадцать, он учится в частной школе-пансионе, а я, как тебе прекрасно известно, являюсь привилегированным студентом с правом обедать за столом старших членов колледжа. Ну разве мы не дармоеды?

Джозеф усмехнулся и снова выглянул в окно: экипаж свернул на Хэмпстед-Гроув, улочку настолько узкую, что, казалось, вытяни он руку – и мог бы коснуться кирпичной стены одного из бесконечных заборов.

– Прибавь к этому бабулю, которая помешана на самолечении, хотя никто пока не изобрел лекарства от старости. Она постоянно варит на кухне какие-то снадобья, а дядя Чарльз едва успевает оплачивать счета аптекаря.

– Откуда миссис Стаффорд так хорошо разбирается в лекарствах?

– Ты не поверишь! – воскликнул Уильям. – Во время Крымской войны она была в числе сестер милосердия, которые отправились вместе с Флоренс Найтингейл[2 - Флоренс Найтингейл – сестра милосердия, социальный реформатор, организовала уход за ранеными в годы Крымской войны, снизив смертность в лазаретах с 42% до 2%.] в английский госпиталь на берегу Босфора. В детстве бабуля забивала нам головы своими историями, и, клянусь, они имели больший успех, чем сказки няни перед сном. Думаю, теперь ты готов к встрече с моей семьей. Кстати, мы приехали.

Экипаж снова повернул и через несколько мгновений остановился перед Адмиральским домом, с первого взгляда поразившим Джозефа нетипичной для особняка архитектурой.

Глава 2

Все члены семьи Стаффордов собрались за ужином в просторной викторианской столовой, где Уильям представил родным своего друга. Оба студента выглядели безупречно стараниями камердинера Окли, который успел распаковать чемоданы и привести в порядок их гардероб.

Так случилось, что именно Адам Окли оказался первым, кто поприветствовал Уолша в Адмиральском доме. Личный слуга Артура Стаффорда всегда исправно исполнял свои обязанности: помогал хозяину одеваться, следил за его одеждой, чистил туфли и подавал кофе. Младший брат Артура Чарльз обходился без камердинера, его поручения обычно выполнял один из лакеев. С приездом молодых господ обязанностей у слуг прибавилось, и Окли вызвался помогать им. Это был щуплый человек неопределенного возраста с высоким голосом и мягкими, почти женственными манерами. Несмотря на обходительность камердинера, Джозеф испытал к нему легкую неприязнь и тут же устыдился своих чувств.

Столовая располагалась на первом этаже. Длинный обеденный стол, накрытый на двенадцать персон, украшала композиция из цветов. Обивка стульев в тон малиновым обоям и тяжелые шторы того же оттенка свидетельствовали о безупречном вкусе владельцев дома. Зеркало над камином отвечало рекомендациям декораторов викторианской эпохи: его высота превышала ширину, а та в свою очередь не уступала ширине камина. Буфет ломился под тяжестью блюд, в ведре со льдом охлаждалось вино. За спиной Джозефа оказался столик из темно-красного дерева с тремя этажами полочек, на которых дожидались своей очереди вазочки с десертом. Однако гостю показалось, что красивые вещицы на серванте слишком уж нарочито выставлены напоказ, а роскошный ужин создает лишь видимость благосостояния.

Хозяева, пожалуй, за исключением Хезер, явно не следовали моде, да и обстановка, если приглядеться, понемногу утрачивала былое великолепие: малиновая обивка местами протерлась, обои могли быть и ярче, ковер прикрывал требующий обновления паркет. Всё говорило о том, что контора «Стаффорд и сыновья» в последнее время перестала приносить доход.

За столом напротив Уолша оказалась подруга Эмили – изящная красотка, приехавшая погостить из Мэйфера. Учитывая, что Ирэн Грант проживала в престижном районе Лондона, который являлся синонимом аристократичности и процветания, Джозеф догадывался, отчего ее загадочная полуулыбка временами становилась скучающей. Взирая на обитателей Адмиральского дома с высоты своего социального положения, Ирэн, должно быть, ощущала себя случайным посетителем музея, вынужденным созерцать покрытые пылью экспонаты.

Эмили Стаффорд была мила, но красота подруги подчеркивала ее маленькие недостатки: слишком большой рот и оттопыренные уши. Глядя на нить речного жемчуга на шее девушки, Джозеф почему-то подумал, что это ее единственное украшение. Если молчаливую Ирэн окружала завеса таинственности, то Эмили, напротив, держалась просто и открыто и сразу располагала к себе своей почти детской непосредственностью. Она могла бы послужить прототипом одной из героинь Джейн Остин, вот только Джозеф пока не установил, какой именно: очертания образа размывались, и нужная ассоциация никак не приходила на ум.

– Мистер Уолш, вы, несомненно, уже заметили, что дом напоминает корабль? – произнес Артур, восседавший в торце обеденного стола. – Раньше это была резиденция адмирала Мэттью Бартона. Хотел бы я посмотреть, как старый вояка, распугивая соседей, палил из пушек на крыше в честь побед британского флота!

Джозеф удивленно поднял брови и поймал лучистый взгляд Эмили.

– Это всего лишь легенда, мистер Уолш, – сказала она, улыбаясь. – Отец не упускает случая поведать гостям, откуда появилось название «Адмиральский дом». На самом деле адмирал Бартон тоже жил в Хэмпстеде, но не здесь.

– К своему стыду должен признаться, что никогда не слышал о Мэттью Бартоне, мисс Стаффорд.

– Просто «Эмили». И можно я буду звать вас «Джозеф»?

– С каких пор юным леди стало так много позволено? – проворчала Виктория Стаффорд, критически оглядывая Уолша сквозь стекла пенсне. Бабуле, как ее называли в семье, было глубоко за семьдесят, однако ее прямой спине и здоровому цвету лица могли позавидовать не только сыновья, но и внуки.

Нисколько не смутившись, Эмили продолжала:

– Вы ничего не потеряли, ибо, на мой взгляд, в биографии адмирала была лишь одна примечательная страница: когда он, еще будучи капитаном, потерпел кораблекрушение и вместе с выжившими матросами попал в плен к императору Марокко. Он находился в рабстве почти полтора года, представляете? А потом пленников выкупило британское правительство.

– Одри обожает истории про пиратов и разбойников, – ввернул Дональд.

Заметив озадаченный вид Джозефа, Эмили пояснила:

– «Одри» – мое первое имя, так меня звали в приюте, о котором я хотела бы забыть. Полагаю, Уильям рассказывал вам, что мне было четыре года, когда меня удочерили. В семье я получила имя «Эмили», однако Дональд предпочитает «Одри», зная, что меня это жутко раздражает.

– Одри такая чувствительная, – не унимался младший брат, – и просто до неприличия романтичная. Она была бы счастлива, если бы однажды ее похитили, и прекрасный капитан спас ее из плена.

– А вам чужды благородные порывы? – слегка прищурившись, спросила Ирэн.

При звуках ее низкого голоса Дональд сразу утратил желание подтрунивать над сестрой. Он был хорош собой, но уверенность в собственной неотразимости улетучилась под пристальным взглядом Ирэн Грант.

– Я предпочитаю живопись героическим подвигам, – произнес Дональд, непроизвольно комкая скатерть. – Между прочим, завтра в художественной галерее на Слоун-сквер открывается новая выставка. Там будут три мои картины. Не хотите ли посетить галерею?

Ирэн выдержала паузу, добившись желаемого эффекта: все мужчины за столом выжидательно посмотрели на нее.

– Отчего нет? С удовольствием, мистер Стаффорд.

– Дональд.

– Дональд, – повторила Ирэн, задержав взгляд на его лице чуть дольше, чем требовали приличия. Потом она медленно повернулась к Джозефу. – А вы интересуетесь живописью, мистер Уолш?

– Я стараюсь по возможности не пропускать выставки, однако не являюсь поклонником академизма.

– В таком случае, прерафаэлиты наверняка нашли отклик в вашем сердце, – улыбнулась Джейн Андервуд. – Их нельзя не любить за вызов, брошенный официальным течениям и слепому подражанию классическим образцам.

Джозеф с любопытством взглянул на даму, разделявшую его художественные вкусы, – ту самую овдовевшую родственницу, что давала уроки музыки. Ей было около сорока, хотя строгая прическа и платье делали ее старше. Но приятное лицо казалось молодым, а серо-зеленые глаза смеялись, даже когда Джейн говорила о серьезных вещах.

– Думаю, нам всем следует отправиться завтра в галерею Лоусона, – предложил Уильям. – Говорят, у него чутье на таланты. Хотя как минимум однажды чутье его подвело, когда он вдруг решил покровительствовать Дональду, – с этими словами он подмигнул Эмили.

– Вы просто мне завидуете, – фыркнул младший брат.

Джозеф, привыкший подмечать всякие мелочи, отметил про себя, что на доли секунды на лице Чарльза Стаффорда отразилось не то беспокойство, не то раздражение: он быстро взглянул на Артура и опустил ресницы. Чарльз производил впечатление угрюмого молчуна, погруженного в собственные мысли. Он был на четыре года моложе брата и гораздо привлекательнее, правда, отличался склонностью к полноте, но она ему даже шла. Его жена Оливия выглядела рано постаревшей и не слишком опрятной дамой, а ее глаза странным образом придавали лицу сходство с бассет-хаундом. Джозеф всегда безотчетно жалел собак этой породы, хотя и осознавал, что выражение грусти на собачьей морде – всего лишь иллюзия.

– Мы все гордимся нашим мальчиком, и особенно Анна, – произнесла Оливия, разворачиваясь к Уильяму. – Твоя матушка явилась мне прошлой ночью. Это знак: о Дональде скоро заговорит весь Лондон.

– Умоляю, Оливия, не начинай, – поморщился Чарльз.

Тринадцатилетний сын Джейн хихикнул и тут же получил подзатыльник от старой миссис Стаффорд, которая сидела рядом с ним. Хезер, бывшая актриса мюзик-холла, оказавшаяся смешливой молодой леди, покосилась на Оливию и заметила как бы невзначай:

– Странно, что Анна никогда не является Артуру. В конце концов, она была его женой.

Уголки губ Найджела снова дрогнули, но Джейн, взглянув на сына, нахмурилась и покачала головой.

– У Артура нет моих способностей, – совершенно серьезно ответила Оливия. – Только настоящий медиум может вызывать духи умерших и разговаривать с ними!

Лицо Чарльза вытянулось, после неловкой паузы он с виноватой улыбкой обратился к гостям:

– Уверен, вам у нас понравится… Послезавтра Хезер устраивает небольшой прием, будут танцы и игра в шарады… Когда дом полон молодежи, он вновь становится таким, каким был в моем детстве. И я снова, как в детстве, ожидаю, что безумный адмирал вот-вот начнет палить из пушек.

Художественная галерея Гэри Лоусона пользовалась большой популярностью у лондонцев. Сколотив немалое состояние в Филадельфии, предприимчивый коллекционер вернулся в Лондон и купил помещение из трех просторных залов на Слоун-сквер. Он выставлял и продавал картины представителей английского романтизма, французских импрессионистов, американских денди образца «Fin de si?cle» вроде Сарджента с его скандальным портретом мадам Икс[3 - Первоначальная версия картины, на которой американский художник Джон Сарджент изобразил светскую красавицу Виржини Готро в платье со спущенной бретелькой, была выставлена в Парижском салоне в 1884 году и вызвала шок у публики.]. Лоусон считался покровителем молодых художников, и Дональд Стаффорд с гордостью рассказывал знакомым, что его «открыл» такой уважаемый знаток живописи.

Разумеется, Дональд тут же бросился высматривать собственные работы, увлекая за собой Ирэн и Джозефа. Ему не терпелось услышать лестный отзыв от новых знакомых. Уильям и Эмили переглянулись и закатили глаза, Джейн Андервуд, пряча улыбку, направилась в зал, где висели полотна прерафаэлитов.

Едва взглянув на картины юного Стаффорда, Джозеф понял, чем был вызван скептицизм друга: щедрые мазки краски на холсте являли собой откровенное и весьма дилетантское подражание Клоду Моне.

– Ну? Что скажете? – Дональд требовал оценки своего творчества, его глаза лихорадочно блестели.