Мраморный слон
– Да ты б объяснила мне, из-за чего ссора у вас вышла. Может, и посоветую что.
Княгиня протянула Константину Фёдоровичу сухую руку и сказала:
– Лечь хочу.
Оказавшись на мягкой тахте у окна, княгиня вздохнула и выложила всё как на духу про капризы и проделки взбалмошной девчонки, про нежелание Аннет вести себя сообразно своему возрасту и положению, про вредные и даже опасные идеи, что посещают голову любимой внучки. Генерал только покрякивал и раза три сказал: «Да-а-а уж».
– И что после этого всего прикажешь мне делать? – Анна Павловна опять разгорячилась и с новой силой засверкала глазами. – Пожалуй, всё же стоит вычеркнуть её… Иди-ка, голубчик, пошли за душеприказчиком. И попроси у Агаты что-нибудь покрепче для меня. От нервов.
Зорин поднялся, оправил мундир и вышел, но направился не в прихожую, где всегда обитал мальчишка для разных срочных посылов, а в противоположную сторону, в левое крыло, где занимали комнаты проживающие и гостившие в доме, в том числе Аннет.
В дальнем углу оранжереи, где стоял ящик с покрытым бледно-розовыми цветами кустом, копошился молодой садовник. Не обращая внимания на вошедших, он продолжал свои манипуляции, обмазывая ветки и торчащие из земли корни какой-то едкой тягучей субстанцией. Делал он это крайне старательно и от этого очень медленно.
– Вот здесь мы с маман стояли и смотрели аккурат на Picea abies. – Пётр Лисин протянул вперед руку и тут же пояснил ставшим рядом Фирсу Львовичу и Борису: – Так ёлка по-научному называется.
– И что ёлка? – переспросил Добронравов, пытаясь уловить суть.
– Ничего, стоит как стояла, – пожал плечами Пётр.
В разговор вмешалась Ольга Григорьевна. Протиснувшись к сыну ближе, она принялась в подробностях описывать блаженную тишину, что была в оранжерее в то время.
– Хотя нет, какая ж там тишина была? – перебила сама себя Лисина. – Это в другой раз. Перепутала я, извиняюсь. А вот сегодня, как вы после завтрака разошлись все, я по делам сходила. И вспомнила, что к Петруше вопрос у меня есть, пошла искать.
На лице Фирса Львовича отразилось недоумение. Почему эта женщина не может ответить на заданный вопрос прямо? Обязательно заведёт разговор в непонятную сторону, так что и вспомнить, с чего всё началось, невозможно. Но придётся потерпеть, никто другой сейчас об этом не расскажет. Сделав усилие над собой, Мелех надел маску крайней заинтересованности.
– Очень, очень увлекательно, – он попытался так изогнуть шею, чтобы увидеть, куда только что показывал Пётр.
Лисина, заметив потуги Фирса Львовича, без предупреждения схватила его за рукав и, втянув под пальму, установила ровно на то место, где ранее стоял генерал.
– Вот так он и стоял здесь, – радостно сообщила она.
– Кто? – Франт не выдержал и взмолился: – Ольга Григорьевна, милая, да расскажите же мне всё по порядку.
– Я по порядку всё и рассказываю, – оживлённо затараторила женщина. – Как вошла я сюда, смотрю, под пальмой Константин Фёдорович стоит и умиляется. Глаза аж прослезились. Стыдно, видать, ему стало, вот и сбежал, как меня заприметил.
– Никак в толк не возьму, при чём здесь генерал, вы же сказали, что княгиня с Аннет ссору сделали, а вы теперь мне про генерала толкуете. – Мелех пристально посмотрел на Петра, может, хоть он что вразумительное скажет.
Но Лисина не собиралась останавливаться:
– Вы же меня не дослушали, сударь. Мы с Петей стояли здесь, вот где вы сейчас. Анна Павловна и Белецкая – под ёлкой. А потом как началось! Тебе, мол, нет дела до моих чувств, и что теперь я тебя ненавижу и собираюсь уйти из дому.
– Но постойте. – Наконец хоть что-то начало проясняться, и Мелех решил разобраться до конца. – Вы здесь, а они в саду. Окна и двери в оранжерее были закрыты?
– Да, я тогда никаких сквозняков не почувствовала, – тут же ответила Лисина.
– Так как же, позвольте узнать, вы смогли услышать, о чём они говорят? – подал голос Борис, он стоял чуть в стороне и внимательно слушал.
– Вот именно! Наконец и вы всё поняли! – Ольга Григорьевна от удовольствия пошла красными пятнами.
– Аннет кричала, – разъяснил Пётр. – Так громко кричала, что здесь было слышно каждое слово. Она сказала обидное Анне Павловне и убежала в дом. А дальше вы сами всё видели, бедная Анна Павловна так расстроилась, что велела за душеприказчиком послать. И я не удивлюсь, если она всё-таки вычеркнет её из духовного. И поделом ей будет.
В оранжерею вошли два лакея, нагруженные расшитыми подушками, за ними служанка и уставшая мадам Дабль.
– Разложит на диван, – приказала она девушке, указывая на гору подушек, – и смотри, чтоб большие – с боков, а маленькие – по центру, не перепутай, как в прошлый раз.
Переведя взгляд на Фирса Львовича и Бориса, экономка удивлённо вскинула брови, но ничего не сказала. Она обошла оранжерею, заглянула в каждый угол, поправила пальмовые лапы, придавая видимость порядка. У ящика с кустом, возле которого по-прежнему стоял на коленях садовник, мадам Дабль грубо окрикнула его:
– А вы что тут делает, мистер Грин?! Если мне не изменяет памят, вчера я напоминат вам, что сегодня пятница. Чтоб вы не ходили здес и не пугали гостей своей чумазой физиономией.
Молодой человек в круглых очках с толстыми линзами, застенчиво улыбаясь, вынырнул из-под куста и виновато покосился на только что вошедшую в оранжерею в поисках отца Варю Мелех. Разведя руки и таким образом давая понять, что он вовсе не виноват, мистер Грин сказал:
– Никак не мог пропустить сегодня. Лекарство сложного рецепта приготовил. Обязательно надо свежее наносить.
– Как же вы мне надоели с вашими кустами. Ничего понимат не хотите. Непременно доложу об этом княгине. А теперь уходите скорее отсуда, гости вот-вот начнут приезжат. – Повернувшись на каблуках, экономка тяжёлым шагом покинула оранжерею.
Выскользнув из комнаты Аннет, Константин Фёдорович на цыпочках прокрался мимо двух соседних дверей, за которыми располагались комнаты Лизы и Вари. Нечего им знать, что он здесь был, решил Зорин. Довольный собой и от этого помолодевший, генерал отправился на кухню.
Там всё было в клубах белого дыма, из которого навстречу генералу выплыла мадам Дабль.
– Ох, вы уже здесь? Изумительные запахи, – Зорин с силой потянул носом, – молоденькие цыплята ни с чем не сравнимы. А что за соус наш кудесник сегодня подаст?
– Месье Ришар обещал удивит, – неожиданно мягко ответила экономка, видимо, от усталости. – Но большего сказат не могу. Будет сурприз.
Генерал почмокал губами, выражая восхищение кулинарным искусством главного повара княгини, и перешёл к тому, за чем, собственно, пожаловал:
– Помнится, была здесь бутыль с полынной настоечкой. Княгинюшка просила меня принести ей для укрепления здоровья.
Услышав пожелание хозяйки, мадам Дабль тут же организовала графин с настойкой и две хрустальные рюмочки, крикнула девушку и велела ей отнести поднос, следуя за генералом.
– Премного благодарен, – поклонился Зорин.
Глава 3
Особняк княгини Рагозиной преобразился. В нём не осталось и тени той покойности, что царила за завтраком, и той истеричности, что после него. Светский лоск окутал залы и парадный вход, отбрасывая блики на высоко поднятые хоботы мраморных привратников.
Экипажи прибывали один за другим. Разряженные в шитые золотом камзолы и лоснящиеся фраки господа в сопровождении жён и дочерей, а кто поодиночке, поднимались по ступеням и попадали в атмосферу праздника и роскоши. Вновь прибывших гостей у самого порога встречал лакей с подносом уже наполненных шампанским хрустальных бокалов. Сквозь растворённые двери гостиной струились оживлённые голоса и смех.
Весь цвет московской знати сегодня был здесь. Дородные седовласые отцы почтенных семейств с чопорными жёнами, чьи шеи и мочки ушей отягощали изысканные украшения. Совсем молоденькие барышни в лёгких струящихся нарядах напоминали греческих нимф; они, только начавшие выезжать в свет, робко жались поближе к матерям и умудрённым опытом старомодно разряженным в платья с фижмами матронам. Светские кокетки, знающие себе цену, скользили вдоль гостей с высоко поднятой головой и удивительным безразличием на красивых личиках. И конечно, ещё пока холостые наследники богатых фамилий, надеющиеся найти спутницу по душе или просто скоротать очередной вечер.
Княгиня Рагозина сама встречала гостей, для чего покинула своё кресло и теперь стояла почти у самого входа в гостиную. На ней были заграничного чёрного кружева свободная накидка, кружевные перчатки выше локтя и неизменный кружевной чепец на голове. В двух шагах от неё топтался широкоплечий лакей, готовый в любую секунду подоспеть на помощь. Анна Павловна улыбалась, слегка пожимала протянутые ей руки и с каждым вошедшим знала, о чём заговорить.
Гостиная, освещённая не одной сотней свечей, постепенно заполнялась. Гости мерно двигались от одного кружка, где велись острые политические беседы, к другому, где обсуждались последние светские новости Москвы и Петербурга, или образовывали свои собственные и темы задавали уже сами.
Борис и Лиза Добронравовы, внуки хозяйки приёма, присоединились к группе молодёжи, где говорили обо всём понемногу, начиная от модной тогда поэзии и заканчивая ходом строительства нового здания Петровского театра в центре Москвы. Пётр Лисин, обычно с удовольствием участвующий в подобных беседах и притягивающий интерес всех собравшихся вокруг юных красавиц своей оригинальной внешностью и красноречием, сегодня отмалчивался. Что-то его беспокоило, занимало мысли, не давая присоединиться к царившему вокруг оживлению. Но свято место пусто не бывает, и, воспользовавшись этим, Борис примерял роль оратора на себя.
– Как по мне, – с жаром говорил Добронравов, ликуя в душе от всеобщего внимания, – так колонн на главном фасаде, выходящем на площадь, следовало сделать на две больше. Вы только представьте, какая бы монументальная фигура могла получиться?
Поднесли шампанское. Десяток рук потянулись к бокалам.
– Вы позволите? – хриплым от долгого молчания голосом обратился к Елизавете стоявший рядом с ней молодой дворянин в военной форме.
Скользнув взглядом по открытому лицу с чётко очерченными скулами, по новой офицерской форме, по начищенным до блеска чёрным высоким сапогам и белоснежным лайковым перчаткам, Лиза кивнула. Взяв с подноса пару бокалов, говоривший протянул один из них барышне.
– Василий! Ты ли это? – Борис повернулся на голос и, увидев знакомое лицо, тут же приблизился. – Рад тебя видеть! Ты знаком с моей сестрой? Елизавета Антоновна, рекомендую. Но советую быть поосторожнее, моя сестра, когда не в настроении, остра на язычок.
Княгиня, решив, что проявила достаточное внимание к собравшимся, позволила себе вернуться в колёсное кресло. Лакей откатил её к дальней стене, там было излюбленное место хозяйки вечера. Весь зал как на ладони, и, если прислушаться, можно понять, кто и о чём говорит. Рядом стояло несколько кресел, которые теперь попеременно занимались гостями, хотевшими обсудить с Анной Павловной последние новости или какой-либо наболевший вопрос. Все знали, что на своих приёмах княгиня Рагозина может помочь составить выгодное знакомство, дать толковый совет и выслушать. Неподалёку крутилась Ольга Григорьевна Лисина в надежде ещё раз просить княгиню помочь в их с Петром затруднении.
– Вот вы, дорогая моя Анна Павловна, даже представить не можете, что со мной приключилось на днях, – нараспев затянула пожилая графиня Софья Николаевна Хмелевская и сделала глоток душистого травяного чаю из изящной чашечки, поданной ей одним из лакеев. – В годы моей юности я и подумать не могла, что на московских улицах будет вершиться такое безобразие. И это среди бела дня!
– И что же, милочка моя, с вами такого приключилось, что я до сих пор об этом не ведаю? – приподняв брови, вкрадчиво поинтересовалась Анна Павловна. Она ещё не оправилась от ссоры с внучкой, но искусно изображала радушную хозяйку вечера.
Собеседница её покрылась румянцем то ли от горячего чаю, то ли от осознания того, что сейчас она удивит саму княгиню Рагозину. Сидевшие рядом сёстры Сопеловы, Марья Дмитриевна и Наталья Дмитриевна, обе старые девы, но очень активные, оборвали свой разговор и тоже повернулись к графине в ожидании.
– Это просто необъяснимое происшествие. – От внезапно увеличившейся аудитории графиня смутилась. – Но всё обошлось.
– Ах, Софья Николаевна, ну нельзя же так! – воскликнула Марья Дмитриевна. – Сначала завлекли нас, а теперь молчок?
– Да уж, Софи, выкладывайте, – поддержала сестру Наталья Дмитриевна.
Немного потянув для приличия, Софья Николаевна всё же решилась:
– Мне неловко такое рассказывать, я хотела лишь по секрету Анне Павловне. Вы ведь никому не передадите? Так вот… – Сделав ещё один глоток чая, графиня продолжила: – Третьего дня мы с моим Мишенькой решили прогуляться, и я как раз вспомнила, что ни разу ещё не надела ту шляпку, что он мне из Парижа выписал. Лежала она в большой коробке, я про неё грешным делом позабыла. А тут вспомнила. Приколола её покрепче, чтоб ветром не сорвало, и пошли мы. А как стали проходить по Никольской, слышу, сзади сапоги грохочут и…
Тут Софья Николаевна вздрогнула и чуть не выронила пустую уже чашку. Княгиня Рагозина ловко её подхватила и поставила на столик подле себя.
– До сих пор дрожь охватывает, как вспоминать начинаю. Я даже обернуться не успела, а он как вцепится мне в голову и давай рвать. Мишенька мой не растерялся, стал кричать городового, кинулся мне на выручку, но только поздно. Этого негодяя и след простыл.
– Вот это приключение, – с завистью вздохнула Марья Дмитриевна, – хотя шляпку невероятно жалко. Ведь я её ещё не видела.
– Так шляпка цела, – неожиданно фыркнула графиня Хмелевская, – на голове моей осталась, не зря я её так крепко прилаживала. Но вот перо! Перо со шляпы, его грабитель оторвал и унёс с собой. А здесь, в Москве, такое не найдёшь. Полосатое и блестит, будто лаковое. Придётся, видимо, из Парижа замену выписывать.
Сёстры заохали ещё больше от осознания того, что такая экзотическая красота досталась уличному негодяю. Но вскоре кресла подле княгини заняли следующие гости, и разговор перешёл на другое.
Меж модных платьев гостей мелькнуло строгое серое платье мадам Дабль. Это не ускользнуло от внимания Анны Павловны, значит, пришло время музыкантам потешить публику своим мастерством, а гостям похвастаться умением в танце. Среди молодёжи тут же сделалось оживление, да и старики не прочь уже были немного размяться.
Это можно было назвать скорее некой пародией на бал, чем настоящим балом. Небольшой оркестр исполнял мелодии, а гости, кто хотел, начинали вальсировать меж диванов и кресел, изображая только самые простые фигуры. Прочие же, наоборот, рассаживались, наблюдали за движениями пар и продолжали беседы за бокалом шампанского.
Со стороны внутренних комнат в гостиную вышел генерал Зорин, он переоделся и надушился, привёл в порядок пышные усы, преобразившись в статного военного. И сразу чуть не столкнулся с пронёсшимся мимо него Борисом и темноволосой барышней в светло-зелёном струящемся платье. В гостиной гремела кадриль, и, нарушая все правила танца, что, кстати, и было одной из главных причин радости всех присутствующих молодых людей, пары хаотично передвигались по залу. Елизавета в паре со своим новым знакомым Василием Семёновичем Громовым грациозно плыла по гостиной, притопывая ножкой в такт музыке.
Кое-как добравшись до противоположной стены и ругая себя за нерасторопность, что стоило побыстрее закончить с туалетом и успеть до начала танцев, Константин Фёдорович зашёл за кресло княгини Рагозиной и, низко наклонившись, зашептал ей на ухо. Лицо княгини мгновенно сделалось холодным, губы сжались. А генерал всё говорил и говорил.
Княгиня почти жалела, что повелась на уговоры Зорина и не стала править завещание. Но объявлять об этом тоже не спешила. Мало того, этот старый дурак принял сторону Белецкой и ведь почти уговорил Анну Павловну простить её.
– Старею я, друг мой, старею, – вздохнула она, тихо отвечая генералу. – А от этого к чувствам большее расположение иметь начинаю. Что мне с вами делать-то?
– Простить, матушка, простить. Меня, старика, что не тебя в споре поддержал, и Анюту, внучку вашу любимую, за то, что слишком уж она нежная и избалованная выросла.
Княгиня опять вздохнула и покачала головой.
– Не могу я этого позволить, не могу. Передай Аннет, пусть выходит к гостям, нечего взаперти сидеть. А мы с ней после поговорим.
С соседнего дивана поднялся элегантный Фирс Львович Мелех и, сверкая изумрудной булавкой невиданного размера, поклонился княгине.
– Отменный вечер, Анна Павловна, выражаю своё восхищение. Шампанское что ни на есть самое лучшее в Москве. Меж гостей уже пари держат, что у вас подадут к столу.
– Неужели? – довольно хмыкнула княгиня. Она видела льстеца насквозь, но всё равно его комплименты принимала. – И на что держат?
– На бочонок берёзового сока, – весело хохотнул Фирс Львович.
– Вот те на, – генерал, собравшийся уходить, задержался, заинтересованный темой, – на вино было дело, на мёд куда ни шло, а чтоб берёзовый сок! Такого я ещё не видывал. Всё у тебя, матушка, в первый раз случается. Уверен, теперь всю зиму в Москве только на сок пари держать станут.
Княгиня благосклонно улыбнулась:
– Вполне может быть, – но увидев приближающуюся к ней Ольгу Григорьевну, замахала на неё руками. – Уйди, не до тебя.
Лисиной ничего не осталось, как покориться судьбе и отступить.
– Вы позволите? – неожиданно протянул ей руку Фирс Львович и, не дожидаясь ответа, увлёк Ольгу Григорьевну в самый центр гостиной, где пустился в пляс.
Двигался Мелех удивительно легко и плавно в отличие от Лисиной, то и дело путающей фигуры. Но Фирса Львовича это не смущало, казалось, он был полностью поглощён танцем и не замечал ошибок партнёрши. В один момент он так близко наклонился к ней, что его щека почти коснулась щеки Лисиной. Губы его зашевелились. Ольга Григорьевна вздрогнула и внезапно часто задышала. Больше княгиня Рагозина ничего рассмотреть не успела, обзор танцующей пары оказался перекрыт бальной юбкой очередной партнёрши Бориса, теперь в персиково-розовом.
Сидя в своём углу, в своём наблюдательном пункте, как про себя называла его княгиня, окружённая друзьями и приятелями, Рагозина с лёгкостью решала чужие вопросы, улаживала проблемы, а что делать со своей, не знала. Она выглядывала в толпе Аннет: если девушка явится, значит, признала вину и ищет примирения. Но голубоглазая блондинка Анна Белецкая не появлялась. Зато княгиня заметила, что третий танец Борис танцевал с Варей Мелех.
Робкая и пугливая барышня нравилась княгине, в ней она видела истинную доброту и благодетель, что большинству современных светских девиц были несвойственны, и, если бы не обстоятельства, связанные с её отцом, которые вот-вот грозили выплыть наружу, Анна Павловна сама бы способствовала браку своего внука и Вари. Но репутация в наше время слишком много значит. Княгиня вздохнула, размышляя, что надо бы просить Фирса Львовича съехать из «Мраморного слона», говорил же, что на неделю, а уж третий месяц, как с дочерью здесь проживают.
– Какой большой изумруд в броши этой молодой прелестницы, – краснолицый толстяк наклонился к ручке княгини, – на той, что составляет пару с Борисом. Кто она?
– Варвара Мелех, – доброжелательно ответила Анна Павловна.
– Уж не дочка ли это столичного Мелеха? Он ведь здесь? И на нём сегодня тоже изумруд. Ах, эти камни составляют великолепную пару, впрочем, как и отец с дочерью, – толстяк уже разговаривал сам с собой, и княгиня не нашла нужным продолжать беседу.
– Василий Семёнович, рада видеть вас у себя, – начала княгиня, как только Громов робко присел на краешек кресла подле хозяйки приёма.
– Покорнейше благодарю, – Василий поспешно вскочил и поклонился.
– Да вы сидите, сидите, так удобнее говорить, – улыбнулась порыву молодого человека Рагозина и, переменив тон на серьёзный, спросила: – Как здоровье тётушки вашей Глафиры Андреевны?
Громов опять попытался вскочить, но княгиня его удержала.
По приезде в Москву Глафира Андреевна Чернова возобновила все свои юношеские знакомства и даже некоторые семейные. Нанесла визит и княгине Рагозиной, которая встретила её более чем радушно, представила Константину Фёдоровичу Зорину и дала множество советов по проведению досуга в большом и шумном городе, а также присоветовала несколько лавок, где всегда торговался отменный товар. Глафира Андреевна рассказала почтенным старикам о племяннике своём Василии, не пожалев слов для описания его старательности на новой службе у графа Вислотского.
– Тётушка вполне здорова. Нравится ей в Москве проживать. Каждый вечер мне сказывает, куда ходила да что видела. – Тут Василий замялся. – Я ведь к вам пришёл по поручению графа…
Анна Павловна многозначительно кивнула.
– Догадываюсь я, какого рода поручение, – сказала она, ничуть не обидевшись. – Можете считать, что вы его исполнили. Но в ответ Николаю Алексеевичу вот что передайте. Негоже друзей своих забывать. Так и передайте. А если не хочет он на званые мои вечера являться, пусть приезжает запросто с утра пораньше. Встаю я с рассветом. Выпьем с ним травяного отвара да про жизнь поговорим, может, что хорошее из этого и выйдет.
Лакеи распахнули двери из гостиной в парадную столовую. Публика потянулась занимать места, оживлённо беседуя и смеясь. В самом углу столовой на небольшом возвышении была установлена массивная золотая арфа, подле которой сидела смуглая черноволосая женщина, напоминающая цыганку. Взмахнув полными голыми руками, она осторожно коснулась струн, и столовая наполнилась лёгкими, невесомыми музыкальными вибрациями. Вздохи одобрения послышались со всех сторон.
– Княгиня Рагозина умеет удивлять! – шептали дамы.
– Что же нас ждёт после обеда? – вопрошали господа.
Анна Павловна поманила Варю к себе, а когда барышня подошла, ласково сказала:
– Варенька, душечка, будь за обедом моей компаньонкой. Аннет, видимо, не почтит нас сегодня своим присутствием. Ты заменишь её.
Так непринуждённо и приятно протекал вечер в «Мраморном слоне». Анна Павловна занимала место во главе стола, по правую руку княгини сидела Варя. По левую руку было место генерала Зорина, который так и продолжал то появляться, то исчезать во внутренних покоях. На это уже никто не обращал внимания.
С каждой переменой блюд княгиня делалась добрее и под конец совсем разомлела. Осушив залпом бокал вина, она наклонилась к Варе и о чём-то страстно зашептала, указывая то на Бориса, то на саму барышню. Тут же Варвара сделалась чрезвычайно бледной и упёрла перед собой застывший взгляд. Но княгиня, не замечая, какой эффект оказала её речь, ласково потрепала барышню по щеке и отвернулась к генералу.
Гости наперебой нахваливали яства. Цыплята, поданные на серебряных тарелках, оказались удивительно нежными и пряными, и даже дамы, придерживающиеся умеренности в еде, попробовали по кусочку.
– Ох, Анна Павловна, как же вам удаётся всё так устроить? Поистине, ваши приёмы лучшие в Москве, – отирая крахмальной салфеткой жирные пальцы, промурлыкал полный господин в малиновом фраке.
– Да, да, истина, истина, – подхватили гости.
Княгиня прижала руки к груди и с большой искренностью сказала:
– Люблю я порадовать и побаловать моих гостей. Да и повара мне Бог послал хорошего. Они с Агатой чего только не удумывают на своей кухне.
Лицо экономки, находившейся в это время у одной из дверей парадной столовой, приобрело надменно-горделивое выражение, показывая, что она и не сомневалась в признании её умений и стараний хозяйкой.
– А не боитесь, что переманят их? – игриво и от этого неожиданно громко спросил раскрасневшийся после вина Фирс Львович. – Знаю я пару недавних историй, как господа друг у друга слуг уводили. Кто перекупал, а кто ещё чем заманивал. Ведь ваши экономка и повар – это настоящий клад, и в столице таких поискать, и здесь…
– Такую послушную и преданную прислугу как мои французы, во всей Москве не сыщешь, это правда, – Анна Павловна согласно закивала.
– А всё же, дорогая княгиня, что, ежели найдётся охотник и по их души? Что делать станете? – Мелех хищной птицей смотрел на Рагозину и ждал ответа.
– Ежели переманит их кто, – старуха сморщила лицо, отчего на нём отразилось невероятное презрение, – что ж, так тому и быть, печалиться не стану. Незаменимых слуг у меня нынче нет, – княгиня обвела гостей взглядом. – А сейчас разрешите мне покинуть вас ненадолго. Здоровье моё уже не то…
Широкоплечий лакей, ловко управляясь с креслом княгини, скрылся с ней за дверью, подле которой столбом стояла бледная мадам Дабль, увозя хозяйку на небольшой отдых. Гости, разгорячённые вином и настойками, продолжили пировать. Несколько дам, последовав примеру Анны Павловны, перешли в диванную и комнаты отдыха. Перед подачей десерта следовало немного полежать.
