И смех, и слёзы, и любовь… Или «Детективные приключения партийной активистки»

– И с какими лозунгами мы за эти денежки на выборы пойдем? – спросил Герман. – Какие олигарх подскажет?

– А сейчас мы – с какими пойдем? Думаете, что нам эти господа свои мелкобуржуазные идейки не постараются навязать? – возразил Игорь.

– А кто нам помешает излагать наши собственные взгляды и отстаивать свою собственную позицию?

– Мы олигархам и не нужны! Они свои партии создают, чтобы прежняя идеология не мешала… и призраки прежних лидеров чтобы не путались… под ногами, – заметила Надежда.

– Ну, так и будем прозябать… на отшибе… За копейку успешную предвыборную кампанию не проведешь, – заключил Евгений.

– Почему идеология партии должна зависеть от финансирования?

Деньги и идеологию путать нельзя! Как говорил один известный всем нам политик: «мухи – отдельно, котлеты – отдельно», – Герман улыбнулся, вспоминая «известного политика», которому принадлежала эта фраза, и то время, когда все только начиналось…

– Если уж кто-то идет к нам в лидеры, то пусть соглашается на наши условия, – как-то не очень уверенно сказала Надежда.

– Ну да! Как же! Будет содержать партию и при этом соглашаться на наши условия! – усмехнулся Виктор Николаевич. – Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, как говаривал другой известный нам политик.

– Или уж оставаться без лидера и прозябать в бездействии, сохраняясь только юридически… но тогда какая же мы партия?

– И что же мы тогда здесь делаем? – спросил Евгений, зная ответ на вопрос.

– Но, ведь за державу обидно… как говорил знакомый нам политик… земля ему пухом…

Партийцы загрустили…

Откуда-то донеслась песня:

«Таганка, все ночи полные огня,
Таганка, зачем сгубила ты меня…»

– Для кого-то – Таганка, а для нас – Полтавка, – засмеялся Андрей, который состоял в партии всю свою сознательную жизнь.

Центральный штаб партии, с самого ее учреждения и по сей день, находился на улице Полтавской, или, как говорили партийцы, на Полтавке. Даже газета, которую эпизодически выпускала партия, была ими любовно названа «Полтавкой»…

– «Полтавка, я твой бессменный арестант…» – поддержали, оживившись, друзья-соратники.

– Автор текста на нас не обидится? – спросил кто-то.

– Он нас простит, – ответили ему. – Мы же – со всем уважением…

Посидели еще немного. Звучала негромкая музыка, слышались знакомые, такие родные голоса друзей…

***

Собираясь утром на заседание съезда, Надежда критически оглядела свое отражение в зеркале. Женщина довольно привлекательной наружности, она вовсе не мнила себя красавицей. Получив в подарок от природы рыжий цвет волос, в детстве Надя комплексовала, в юности – смирилась, а теперь и вовсе гордилась этой особенностью. Черты же собственного лица казались ей недостаточно выразительными, но этот – по ее мнению – недостаток она умело устраняла с помощью косметики. Слыша комплименты от мужчин, Надежда отшучивалась: «Если очень постараться, то есть на что посмотреть!» Сама же она к своей внешности относилась крайне критично, а идеалами женской красоты всегда считала Мерилин Монро и Мишель Мерсье, ни на одну из которых ни капельки не была похожей.

Как последний штрих к облику, брызнула каплю любимых на сегодняшний день французских духов «Жасмин» от Estee Lauder. Этот аромат, как ей объяснили в специализированном бутике, предназначался для использования деловыми женщинами в течение дня. Надежда не относила себя к числу «деловых женщин», считая таковыми исключительно бизнес-леди, но духами охотно пользовалась.

Ирина тоже заканчивала сборы. Тщательно отглаженный голубенький костюмчик, который девушка обычно надевала в колледж на занятия, она освежила брошкой со стразами, тщательно подкрасила реснички.

Подтянулись друзья-партийцы.

– Ну что, вы готовы? – поинтересовался Серега. – Причепурились? Нафуфырились?

…В зале регистрации всех встречали представители центральных органов партии. Подошла Кира Николаевна – бессменный координатор, поработавшая за многие годы на разных должностях в руководстве партии, но всегда осуществлявшая связь с региональными отделениями. Любые партийные новости регионы узнавали по звонку от Киры Николаевны, и голос ее был хорошо знаком не только руководителям региональных отделений, но и их женам, детям, мужьям и многим другим родственникам, если таковые имелись. Кира Николаевна состояла в партии с самого дня ее учреждения и с тех пор, даже в особо трудные времена, оставалась на посту.

Здесь можно было встретить многих из первых демократов-романтиков, основавших партию, а в мятежном девяносто первом – стоявших у Белого дома… Надежда примкнула к партийцам несколько позже – весной девяносто пятого – с боевым задором, высокими намерениями и безмерным уважением к этим людям.

…Надежду избрали в состав Президиума, и она достойно отбывала эту повинность вместе с коллегами. Ей всегда казалось, что выбирают ее в этот весьма уважаемый рабочий орган, если можно так выразиться, «для оживления интерьера». Особо важной для Президиума персоной она себя не считала.

Так или иначе, все вопросы были обсуждены, основные решения выработаны без особых баталий… Когда-то, в середине девяностых, в Государственной думе работала фракция Демократической партии под руководством известного кинорежиссера и политика, и существовал реальный шанс на более значительный успех. Но, увы, шанс тогда реализован не был… А у Надежды дома с тех пор висит плакат с лозунгом «Остановим криминальную революцию!»…

***

На следующий день предстояло сдавать подписи. Надежда их добросовестно сдала, но в этот раз на доработку возвратили больше половины, усмотрев ряд существенных недочетов в оформлении.

В совершенно дурном расположении духа отправилась к станции метро «Электрозаводская». Она-то надеялась, что ее драгоценная сумка станет легче, а в результате «ценный груз» потяжелел почти вдвое. Злясь на весь мир и прежде всего – на себя, Надежда перекладывала на ходу свою тяжелую ношу из одной руки в другую.

Вдруг ее взгляд остановился на русоволосом мужчине невысокого роста, с пышными усами. Мужчина шел навстречу и приветливо улыбался Надежде, как будто он давным-давно с ней знаком и несказанно рад ее видеть.

«Кто-то из наших новых партийцев, наверное, идет подписи сдавать… или сдал уже, – решила Надежда, – усатый… кажется, был на съезде в зале кто-то новенький… с усами… из какого же он региона?» – подумала она и даже представила, как видит это лицо в зале, на заседании съезда. А вслух сказала:

– Привет! Как дела? Идете сдавать подписи или сдали уже? Много забраковали? – она так рада была видеть доброжелательное лицо после этих строгих проверяющих, что буквально бросилась на шею улыбающемуся мужчине – по-свойски, по-приятельски, как было заведено у них с друзьями-партийцами.

Не слушая ответа, Надежда продолжала:

– А у меня две трети подписей забраковали! Представляешь? Опять эту тяжесть домой везти! Кошмар какой-то!

Надежда сразу перешла с улыбающимся мужчиной на «ты», как с товарищем по партии, тем более, что он был на первый взгляд одного с ней возраста, а то и моложе.

– А кто это? – спросил маленького роста мужичок, который смешно семенил рядом с улыбающимся усатым мужчиной.

Надежда даже не сразу обратила на него внимание: был он какой-то незаметный, но в то же время присутствовало в его облике что-то основательное, надежное, хозяйское, но из-за невысокого роста ему больше подходило именно слово «мужичок», а не «мужчина».

– А кто это? – испуганно переспросил мужичок.

– Не знаю, – продолжая улыбаться, ответил усатый мужчина.

«Своих не узнает», – подумала Надежда.

– Слушай, а помоги мне, пожалуйста, сумку до метро донести, тяжеленная ужасно! – попросила Надежда.

– Ну, давай, – согласился усатый мужчина, с готовностью забирая у Надежды сумку и продолжая радостно улыбаться, а сам развернулся в сторону станции метро, куда направлялась Надежда.

– А ты понеси вот это, – он отдал ей кожаную борсетку.

– Да кто это? – не унимался мужичок, тоже изменив вслед за улыбающимся усатым мужчиной направление движения на противоположное.