Нереальная реальность

– Спасибо вам. Я сделаю всё, что вы мне рекомендовали. Спасибо ещё раз.

И с хорошим настроением, размахивая своей сумкой, пошла в противоположном направлении.

Глава 3

Сумерки накрыли город, и вечерняя незначительная прохлада наполняла гостиную, где на диване сидели женщины и смотрели телевизор. Лина Петровна почувствовала, что ей нужно выйти во двор.

– Я скоро буду, – сказала она дочерям и ушла.

У подъезда на лавочке сидел Толик с поникшей головой. Он был пьян. Лина Петровна присела рядом с ним и положила руку ему на плечо. Парень поднял голову и посмотрел на неё отсутствующим взглядом, его глаза слезились.

– Что-то случилось? – участливо спросила женщина.

Толик только кивнул и опять опустил голову. Лина Петровна медленно и очень нежно погладила его по спине. Сначала он не реагировал, а потом через несколько секунд заплакал. Внешне у него просто текли слёзы по щекам, а внутри у него рыдала душа от страданий. Женщина продолжала гладить его вдоль позвоночника. Постепенно он успокоился, благодарно посмотрел на соседку и сказал:

– А ведь я купил тогда маме шоколадку. Она даже всхлипнула от неожиданности. Мы вместе попили чай, и я решил сходить за газетой, где печатают объявления с работой. Вышел из подъезда и увидел, как подъехало такси и из него вышли Она с ребёнком на руках, её муж и её мама. Когда я Юлю увидел, у меня «всё оборвалось» внутри, и я опять запил. Домой идти не хочу. Ничего не хочу.

Лина Петровна убрала свою руку с его спины, немного помолчала, а потом тихо попросила:

– Расскажи мне про неё.

У него на лице появилась улыбка, он посмотрел куда-то вдаль и заговорил:

– Я влюбился в неё ещё в школе. Она живет на нашей площадке. Мы утром вместе шли на занятия. После занятий она не разрешала её ждать. Ей нравилось возвращаться домой с подружками, но вечерами иногда мы вместе гуляли, и для меня это были счастливые часы. Окончив школу, я поступил в военное училище, а она в консерваторию на класс скрипки. Вы бы слышали её игру, у меня мурашки по коже всегда бегали. В увольнение меня отпускали редко, но мы ждали его с нетерпением и наслаждались нашими встречами. После окончания учёбы мы решили пожениться. Меня оставили служить в городе, а она устроилась на работу в музыкальную школу. Я хорошо помню тот день. Моей маме Юля нравилась, а вот её родители меня недолюбливали, но тем не менее мы с мамой ближе к обеду пошли к ним свататься. Ну как свататься, так – просить её руки. Мама у меня хоть и работала дворником в нашем ЖЭКе, но следила за собой. Всегда была одета опрятно и женственно. Её даже несколько раз сватали, но она отказывала всем. И вот мы, нарядные, позвонили в дверь соседям. Я был в новом чёрном костюме и с двумя букетами цветов – для любимой девушки и для её мамы. Юлин папа был военным, поэтому я был уверен, что он меня поддержит, тем более что мы с Юлей встречались уже со школы. Моя мама и её родители особо не общались, но всегда здоровались, и неприязни с их стороны вроде бы и не было, а тут дверь открыла Ирина Александровна и, догадавшись о наших намерениях, сразу закрыла её перед нами. Мы остолбенели, где-то через минуту дверь открыла Юля и провела нас в большую комнату. За столом сидели родители, и её мама, не дав нам даже рта открыть, быстро и раздражённо сказала:

– Нет, нет и нет.

Я посмотрел на Алексея Егоровича, но он опустил глаза и молчал. Тогда моя мама, а она у меня женщина эмоциональная и заводится с пол-оборота, выхватила у меня цветы, бросила их на стол перед несостоявшейся свахой и сказала:

– Да и… с вами. Подумаешь, интеллигенция… Чем вам мой мальчик не угодил? Он любит Юльку и пылинки бы с неё сдувал, а вы не захотели с дворничихой родниться? Так жизнь может и вам горьких пилюль выписать. Пойдём, Толик, нам здесь не рады.

Она буквально за руку меня вытащила из квартиры. Юля выскочила за мной, и мы вдвоём убежали.

– Не переживай, – сказала она мне тогда. – Пусть они привыкнут. Я их буду подготавливать, а ты через месяц опять придёшь просить моей руки.

Неделю мы продолжали встречаться, а потом меня отправили на полигон почти на полтора месяца. По возможности перезванивались, а за десять дней до моего возвращения её номер стал недоступен. Еле дождался окончания учений. Влетел в подъезд и сразу к ней, а дверь никто не открыл. На площадку вышла мама, обняла меня и тихо сказала:

– Их нет, они переехали в другой город. Отца перевели по службе.

– Она бы мне сказала, не может быть, – почти кричал я.

– Три дня назад она вышла замуж. Дома лежит письмо от неё. Юля незаметно дала мне его в день отъезда.

Я стоял с широко раскрытыми глазами и глотал ртом воздух. Из груди рвался крик, но большой ком в горле не давал ему выйти. Мама завела меня домой и вручила конверт. У меня дрожали руки, и я никак не мог решиться его прочитать. Очнулся я от воды, выплеснутой на меня.

– Успокойся! – резко сказала мама, держа в руках пустой ковш. – Ты же мужик! Что сопли развесил? Уехала и уехала.

Сознание ко мне вернулось, я стёр ладонью воду с лица, посмотрел на мокрую форму и ушёл в свою комнату. Открыл подмоченный конверт и прочитал:

«Прости. Я изменила тебе через две недели после твоего отъезда. Он сделал мне предложение, и родители благословили нас. Прощай. Не пытайся со мной связаться, номер телефона я поменяла. Прости ещё раз.

Когда-то твоя Юля».

Три месяца я сильно страдал, особенно когда возвращался домой и смотрел на дверь их квартиры, а потом написал раппорт и уехал в самую дальнюю «горячую точку». Я участвовал в самых сложных и опасных операциях, мне хотелось умереть, чтобы избавиться от страданий, но только получил тяжёлое ранение. С армии меня уволили по инвалидности, я же без ноги ниже колена остался. Переживал страшно. Так вот, мой командир Иван Иванович, мы все его за глаза звали Вань Ваныч, помог мне протез поставить. У него, оказывается, брат занимался разработкой протезов в каком-то НИИ. Они включили меня в испытательную программу новых протезов и сделали персональный для меня. Я им очень благодарен. Мама за это время сильно постарела, а когда мой протез увидела, то вообще сдала и стала болеть. Я старался ей помогать. В конце концов ей пришлось уволиться, а мне продолжить выполнять её обязанности, устроившись официально вместо неё. От своих страданий я не излечился, даже наоборот. Боль поглотила меня, и я стал пить. Меня уволили. Уже второй год я веду такой образ жизни. Мамка меня уже запилила, но мне ничего не хочется. И вот сегодня Она приехала. Во мне поднялась такая буря негодования. Я хотел накричать на неё, потом отнять её у мужа, но посмотрел на себя со стороны и понял: зачем ей спившийся бывший парень, тем более что у неё есть семья.

Толик стукнул себя кулаком по коленке и произнёс:

– Я выпить хочу. Займите 200 рублей. Хотите, я подъезд помою?

Лина Петровна погладила его по голове и спросила, пытаясь сменить тему:

– Скажи, а ты собак любишь?

– Да, люблю, – оживился он. – Особенно их тренировать. Когда я служил, то там с нами были бойцы с собаками. Мы выполняли свою работу, а они выполняли свою, так там один кобель не всегда команды выполнял. Вообще-то странно, что его пропустили на службу, да ладно, не это главное. Я его за неделю тренировок сделал отличным послушным псом. Меня пацаны хвалили, говорили, что у меня есть подход к ним.

– Может, тебе сейчас этим и заняться. Любимое дело помогает справиться с любыми проблемами.

– Мне, когда я увольнялся, начальник отдела кадров, кстати, хороший, понимающий мужик, предложил перейти на службу кинологом.

– Почему не согласился?

– Не знаю. Потом жалел.

– Сходи сейчас, может, тебя и возьмут.

– Да нет, уже два года прошло. Они только на мой вид посмотрят и сразу выгонят.

– Толик, а ты хорошо на протезе ходишь. Я даже не сразу заметила, что ты хромаешь.

– Это сейчас, а раньше тяжело было. Учился ходить, можно сказать, заново, болело сильно, даже плакал, а потом стал привыкать, больше тренироваться. Теперь даже бегать могу.

Лина Петровна взяла его за руку и, глядя ему в глаза, стала говорить медленно и чётко:

– Сейчас ты пойдешь домой и ляжешь спать. Утром спустишься ко мне, и я дам тебе таблетку, которая отобьёт у тебя навсегда желание выпивать спиртное. Последующие две недели ты будешь приводить себя в порядок: хорошо питаться, много спать, гулять на свежем воздухе, а потом пойдёшь к этому хорошему, понимающему мужику и попросишь восстановить тебя на службу, только кинологом. Ты понял меня?

Толик кивнул, он заворожённо смотрел в её глаза и даже почти не моргал.

– А теперь иди. Завтра утром в 10 часов я открою тебе дверь.

Он встал и пошёл в подъезд. Дома он, не произнеся ни слова, сразу лёг на кровать и уснул. Мама осторожно сняла с него обувь и накрыла пледом, она на цыпочках вышла из его комнаты и заплакала. Так в последнее время протекала их жизнь.

Утром, в назначенное время, Лина Петровна открыла дверь. Толик стоял на площадке. Она протянула ему крупную таблетку белого цвета и стакан с водой. Он молча проглотил её, запил водой и, развернувшись, ушёл.

Прошла неделя. Всё шло по плану. Толик приводил себя в порядок и выполнял все рекомендации, только ни с кем не разговаривал, даже с матерью. Она не понимала его поведения: вроде перестал пить, это радовало её, но его молчание вызывало у неё беспокойство. Он либо кивал на ответ «да», либо мотал головой в разные стороны на «нет». При встрече с соседкой он тоже кивал в знак приветствия и проходил мимо. Лина Петровна в ответ также приветствовала его наклоном головы и не останавливала его, она знала, что у него идёт переосмысление ценностей и перестройка физических процессов, а в таких случаях действительно пропадает голос на две недели. Но самое главное – он не помнил ни об их разговоре, ни о таблетке. Просто ровно через две недели он станет относиться к жизни более серьёзно, только любовь ничем невозможно заглушить. Эта рана так и будет мучить Толика.

Через неделю, поздно вечером, Лина Петровна сидела на скамейке у подъезда. Она мысленно пригласила выйти на улицу Ирину Александровну, маму Юли, и, пока её ждала, подняла голову наверх и посмотрела на звёзды. В её глазах засверкали искорки, и где-то далеко-далеко она увидела искрящуюся звезду, отвечающую ей. Появившаяся улыбка сделала её лицо красивым, и всё тело излучало небольшое свечение. Это продолжалось несколько секунд, но этого хватило, чтобы Лина Петровна почувствовала себя счастливой.

Ирина Александровна вывела на прогулку маленькую собачку и, не отходя далеко от подъезда, держала своего питомца на поводке. Женщина выглядела уставшей и удручённой. На вид ей было около пятидесяти пяти, но, скорее всего, она была моложе. Её фигура не казалась полной, хотя формы тела были больше средних размеров. Аккуратная стрижка тёмных волос и удлинённое платье фасона бохо цвета хаки делали её привлекательной.