У нас на районе, районе, районе, районе! – сигнализировала моя потеряшка.
– А распустилися листочки, а потом цветочки, а по району ходят – бродят классные типочки. Корчатся мордочки, сидят на корточках, лушпают семки, на кухни курят в форточку, —верещала предательская техника. Что там той песни? Три минуты позора, а мне почудилось вечность прошла, прежде, чем я нашла свой телефон и отключила.
– А я кто, по-вашему, пафосная глыба или классный типочек? – миролюбиво поинтересовался шеф, и его миролюбие никак не вязалось с красным лицом. Он зачем-то поправил узел галстука, и надел перчатки.
– Шли бы вы, Пал Палыч, куда шли, —пожелала я невпопад, с опаской наблюдая за его поведением. – Что вы вообще возле моего дома делаете?
– Вас ждал.
– Пафосная глыба вы, по-моему, —попятилась я назад и соизволила, наконец ответить. Ой, не нравится мне всё это. Взгляд горячечный, словно у него температура, рукавички опять же натянул, как заправский киллер.
– Что?! – шеф так на чём-то сосредоточился, что уже забыл, о чём спрашивал. Шагнул ко мне. Подул холодный ветер, сорвал с веток стаю капитошек. Может, кто дождь и не любит, а я вот люблю. То есть любила, получается. Вот же ж, Пал Палыч, а я в тебя так верила!
Глава 6.
– Ма, ты чё? – на пороге возник сын: на голове —воронье гнездо, глазища в пол-лица. Герой аниме, ни дать, ни взять. Он аккуратно убрал мой палец со звонка. Оказывается, я продолжала трезвонить не смотря на открытую дверь.
– Да, Дарья Александровна, вы сегодня точно не в себе. Не думал, что мой визит и просьба о помощи так на вас воздействует! —Пал Палыч поддерживал меня за локоток, всю из себя такую томную барышню. «Взбледнувшую», – как сказала бы Лика.
– Ага, – говорю, – а вы бы что подумали на моём месте? Ждёт он, в чёрных перчатках по локоть, да ещё без алиби.
Шеф фыркнул сердито:
– Я, к счастью, не на вашем месте, на своём.
– А вот это – уже не очень к счастью!
– Может, вы в коридоре продолжите препираться? —предложил сын. Толковый ребёнок, весь в мать. – Или я в соседние двери позвоню? Предложу лучшие места в партере? И попкорн, есть, после кино остался, —тоже мне, «вечерний Ургант» нашёлся, никакого уважения к старшим. К матери родной.
– Ваш сын правильно говорит.
– Не сын он мне, – проворчала я, окинула импровизатора малолетнего хмурым оком. – Мальчик, ты чей?
Ворчи-не ворчи, а дислокацию мы всё-таки сменили. С лестничной площадки на кухню. Пал Палыч сгорбился у окна. Помрачнел ещё больше.
– Дааа… дела, Дарья Александровна. Кроме вас никому не доверяю. А круг сужается. Как галстук на горле. Чувствую. Спасение утопающих, понимаете, дело рук самих утопающих. А я его не убивал. Масяню вашего. Мне вообще не до него, у меня проект горит.
Я сперва хотела возразить – да ничего он не мой, Масяня, а вовсе даже ваш. Наш. Общий, короче. Но усмирила в себе маленькую ведьму, которая шипела, что твоя рассерженная кошка. Вдруг так стало жалко мужика. Он ведь руководитель отличный. Малость косноязычен, конечно, и требовательный как прапорщик в военчасти перед комиссией, но справедливый и честный, по-нашему с Ликой мнению. А мы-то не раз его, мнение, высказывали друг другу за рюмкой чая. Особенно после очередного офисного переполоха. Жил себе дядька, работал, офисом командовал, и на тебе: убийство. Средь бела дня. Да ещё подчинённые, в разуме которых ты был уверен, думают, что ты убийца, и являешься по их душу. В обморок практически падают и норовят глаза выцарапать, мол, я не сдамся без бою! И следователь туда же, наручниками бренчит, намекает, как тут не отчаяться? Я, против воли, прыснула в кулак. Бедный Пал Палыч, еле успел скрутить меня, вопя на всю округу: «Вы что себе возомнили, Малинина?». Спасался как мог, от маникюра уворачивался, по пути объясняя, что делал возле дома моего.
Чайник засвистел, по-хулигански лихо. Шеф вздрогнул.
– Да чем я могу помочь, Пал Палыч? – я разливала кипяток по кружкам. —Вам с сахаром? А сколько? Вы тоже считаете, что полицию вызвал преступник? Так ведь я с вами была, и чем сотрудники занимались, запертые в зале, скорее Лика может рассказать.
Кстати… а я-то, балда, чего её об этом не спросила сегодня? Уж она должна была всё заметить, всё приметить и на подкорку занести.
– Пригласить к нам? —я очнулась —начальник, судя по всему, не в первый раз ко мне обращается. – То-то она обрадуется, то-то ей делать нечего, – ирония из меня изливалась, что каша из горшка.
– Только Лики не хватало, – прокомментировал из комнаты отпрыск. Смыться-то тактично, он смылся, но превратился в одно большое ухо.
– А вам слово не давали, пятый микрофон, не нарушайте регламент, —огрызнулась я. И удалилась гордо в зал переговоров, в туалет в общем. Понятное дело, что Пал Палыча теперь с места не сдвинешь, пока не окажем помощь. Ишь, угнездился на табуретке, мрачный взгляд в стену. А чай стынет. Кому наливала?
Лика, конечно, встала в стойку: ничего себе дела закрутились. Её мёдом не корми, дай только поучаствовать. Не важно в чём, лишь бы жизнь бурлила. Прямо-таки с похвальным комсомольским энтузиазмом согласилась присвистеть, приехать словом.
– Ты знаешь что? Прихвати-ка ты Анатолия Михалыча с собой, – попросила я. Не знаю зачем, но, если интуиция говорит: надо – значит, надо.
Я вернулась в кухню. Пал Палыч посмотрел тяжело и спросил:
– А куда флэшку дели, Дарья Александровна? – и уточнил:
– Ту самую, что в руке убитого была. Мою, то есть. Где она?
Глава 7.
– В Караганде, – буркнула я, порядком струхнув: всё-таки заметил тогда мои манипуляции у тела курьера. Не зря шефские хлеба жуёт, что и говорить. – Без адвоката отвечать отказываюсь. Вот приедет Смирнова, тогда и разберёмся. По ходу пьесы. Что дели и куда.
– Я знаю, кто убил! – завопила Лика с порога. – Ой, издрасьте, – узрела она Пал Палыча, и снизила голос, если это вообще возможно про Лику. – Я знаю, кто убил! То есть, кто вызвал полицию, что в принципе – одно и тоже!
Подруга выскочила из туфлей и галопом прогарцевала к столу.
– А чего вы тут, плюшками балуетесь? – она цапнула печенье, хлебнула чаю из моей кружки, кивнула шефу. – Здрасьте поближе. То есть, я думаю, что вызвал, потому что у него единственного оказался телефон. Не сдал вам в сейф, Пал Палыч, – наябедничала Лика. – Только сначала ходите Вы!
Шеф переводил взгляд с одной на другую, очевидно мучился, кого прибить из нас первой: меня с флэшкой или новоявленную миссис Марпл, слишком бодрую и жизнерадостную для старушки.
– Поясните по буквам, Смирнова: куда ходить и зачем? И кто не сдал телефон?
– А где Михалыч? – прошептала я, пока Пал Палыч развивал мысль о двух не слишком толковых женщинах и дурдоме, из которого они сбежали. Чего это Лика без рыцаря в погонах явилась. Ведь русским языком просила, прийти с ним!
– Задерживается, – ответила мне. – Глава дурдома-то вы, по Сеньке и шапка, – парировала шефу. У того и глаз задёргался. – А ходить не «куда» и «зачем», а «чем». Как в картах. Образно говоря. Что ж вы такой прямолинейный, Пал Палыч? – вздохнула Лика. – Короче. Сперва – вы нам, инфу, а потом – мы. Утром – деньги, вечером – стулья.
Тот устало вздохнул, посмотрел на меня с надеждой, я отвернулась: он с подчиненной совладать не может, а я с подругой так тем более. Да и стулья, то есть, ответы, очень интересуют.
– Шантаж чистой воды, – пожаловался он кружке с чаем.
– Нет, просьба, в которой трудно отказать, – не согласилась Лика.
– Спрашивайте, – вроде как сдался Пал Палыч. Ой, не верю я этой «акуле империализма»! Но любопытство не спрячешь в кулаке.
– Вы слышали о разработке препаратов с мелатонином? —обратился шеф ко мне. Почему-то. А ведь к Лике, как к сотруднице лаборатории – и сподручнее, и логичнее.
– Ни сном, ни духом, – ответила я.
– Темень дремучая, – подтвердила подруга мои слова.
– А с ДГЭА? Дегидроэпиандростероном? Прародителем гормонов?
– Издеваетесь? – я на размер глаз никогда не жаловалась, но после такого страшного надругательства над интеллектом, боюсь, что они, глаза-то, достигли небывалых размеров.
– Ну, прастерон, – пихает в бок меня Лика: мол, совсем, что ли неуч.