Корейская монета счастья

– А что я такого сказала? Ладно, побегу за билетами на электричку и позвоню маме: она просила держать её в курсе дела.

Наташа, глядя в след Луковой, спросила:

– Что за наряд, цвет волос, очки с обыкновенными стеклами? Почему ты мне ничего не говорила? Может, объяснишь, что всё это значит?

– Ты психолог – вот и разбирайся. Мне надоело с ней возиться: я сыта по горло её выходками. А не говорила, потому что у тебя своих проблем хоть отбавляй. Она придуривается. Хорошо, что пить не начала (но ещё не вечер). И чушь постоянно несёт – слушать невозможно.

– Жукова, у тебя что-то случилось?

Юля отвела глаза и прикурила сигарету:

– Что? Заметно?

– Заметно.

– У Севки другая женщина.

– Приехали… Как ты узнала?

– Несколько дней назад позвонила его однокурсница (она тоже в прокуратуре работает) и сказала, что у него затянувшийся роман с её подругой. Видно решила старые счёты с ней свести. Говорит, что он уже готов поставить меня в известность и уйти с вещами. А сегодня приполз под утро и завалился спать. От него духами за километр разит. Последние полгода он нередко являлся за полночь, но всегда придумывал разные убедительные истории в оправдание, а в этот раз отмолчался, как будто меня и нет вовсе.

– Весело. И что делать собираешься?

– Буду ждать, когда уйдет.

– И ты ничего ему не сказала?

– Нет. А зачем? Разве мои слова могут что-то изменить? Они его заставят разлюбить ту бабу и вновь полюбить меня? Ты же психолог с дипломом. Может, владеешь какой-нибудь заумной методикой возврата любви?

– Нет. Не владею, – вздохнула Наташа, – даже не знаю, что тебе посоветовать. Неожиданно всё это.

– Для тебя, разумеется, неожиданно, а я чувствовала, что этим закончится. Чувствовала, и продолжала жить, как умею. И не жалею – буду считать, что это заслуженная расплата за ошибку молодости: я использовала Жукова, а теперь он со мной поквитался. Так что, всё закономерно, хоть и невыносимо тяжело. Я одного хочу: чтобы он исчез поскорей – мне тогда сразу станет легче. Ну, хватит об этом. Лучше расскажи, как жилось у отца. Мне показалось, что тебе у него нравится – думала, решишь навсегда остаться.

– Да как жилось… сложно. Очевидно, родственные чувства необходимо регулярно подогревать общением, а мы за столько лет, не видя друг друга, потеряли что-то главное. Пытались, конечно, построить заново отношения, но с трудом получалось. Хотя я ему очень благодарна: он сделал всё возможное, чтобы вывести меня из-под удара – теперь я обеспеченная, бесплодная, с дурным нравом вдова. Женю не вернёшь, но нужно продолжать жить. Я сейчас это делаю со спокойной душой, с концентрацией на текущем моменте: «вчера» кануло в Лету, «завтра» не наступило – имеет смысл только «сегодня».

К столику, вызывающе виляя бедрами, приближалась Лукова.

– Девочки, нам пора: электричка через десять минут. Мама предупредила, чтобы мы были осторожны на кладбище: там очень часто происходят страшные случаи. Интересно, что она имела в виду?

– А мама не боится, что я тебя окончательно испорчу среди могил, и ты превратишься в вампира? – съязвила Юля.

– Не начинай, а то я сейчас слезу пущу от горьких воспоминаний о тяжелом детстве, – огрызнулась Лукова, – кулёк с хлебом отдай и не хмурься: на высушенную грушу смахиваешь.

– Да пошла ты! – рассмеялась Жукова.

Подруги сдали Наташину сумку в камеру хранения, и, сев в электричку, отправились на кладбище. Сквозь запылённые окна вагона жарило солнце – мимо пролетали пригородные посёлки с невзрачными домами, утопающие в цветении фруктовых садов.

– Какой замечательный день, – Лукова положила голову Юле на плечо и закрыла глаза.

– Да, уж – лучше не бывает…

Наташа с улыбкой рассматривала подруг:

– Пойдём сегодня в кабак и напьёмся.

Лукова приоткрыла один глаз:

– Придётся больничный брать.

– Мне ещё собаку купить надо, – вспомнила Юля, – дома напьёмся.

– И я станцую! – Маруся зашлась истерическим смехом.

2

Девушки с раннего детства были, как говорится, «не разлей вода»: вместе ходили в детский сад, в школе учились в одном классе. Попытки сверстниц присоединиться к их компании единогласно пресекались: эти трое никого не впускали в свой маленький мир, что подогревало интерес к их союзу и тайную зависть – по школе постоянно гуляли сплетни и фантастические истории. Юлю с Наташей считали высокомерными и избалованными фуриями из обеспеченных семей, а Марусю – их преданной служанкой и шутом: без «царя в голове» – странной и взбалмошной.

Юля росла в семье врачей – дальнейшая судьба её была предрешена: учёба в мединституте и клятва Гиппократа. Как гром среди ясного неба явилась новость перед выпускным вечером:

– Мы уезжаем в Америку – ты не будешь поступать в этом году. С завтрашнего дня начнёшь заниматься с преподавателем английского языка, пока мы не получим визы, – объявил отец – заведующий роддомом.

– Езжайте хоть на Луну, предатели Родины, а я выхожу замуж за Севу Жукова, – спокойно ответила дочь, развалившись в кресле и подпиливая ногти.

– Только через мой труп! – закатив глаза, взвизгнула мать, врач – кардиолог, – я не для того тебя родила и потратила семнадцать лет жизни, чтобы ты мне подсунула свинью в лице этого распущенного нарцисса: его бабушка с ложки кормила кашей до двенадцати лет – ты тоже собираешься ему сопли вытирать до старости?

– Свадьба в ресторане «Братислава» в начале августа – завтра звоните Севкиным родителям и договаривайтесь, кого вы хотите напоить в этот торжественный день. Наряды и кольца Жуков берёт на себя, за стол платите вы – готовьтесь, и без лишнего драматического экстаза, – Юля швырнула пилочку на журнальный стол и удалилась, хлопнув дверью.

Поздно вечером, когда все уже спали, она перенесла из прихожей телефон в свою комнату, и, спрятавшись под одеяло, набрала номер Севы:

– Слушай, Жуков…тут такое дело…

Наутро студент юрфака, сев за руль новенькой «Волги», отправился на поиски свадебного костюма.

Родители Наташи развелись, когда девочке исполнилось двенадцать лет. Неожиданно ей объявили, что по большому блату куплена путёвка в Артек, и дочь в слезах умоляла достать ещё две, чтобы главную здравницу страны могли посетить вместе с ней Юля и Маруся. Папа (следователь по особо важным делам) прятал глаза, и, вздыхая, объяснял, что это невозможно. Вера Александровна (доцент кафедры психологии) холодным взглядом смотрела на рыдающую дочь и на смущённого супруга.

– Наташенька, собирайся. В следующем году я постараюсь достать путёвки, и вы поедете отдыхать все вместе.

Когда Наташа вернулась из лагеря, отца в городе уже не было. Мать с бледным лицом долго объясняла, что так бывает: вечная любовь встречается только в кинофильмах и о ней пишут книги писатели, совершенно не имеющие представления о реальной жизни.

– Обманываться не стоит, милая моя, и я не осуждаю его: нельзя постоянно есть овсяную кашу, когда где-то рядом тебя с удовольствием накормят куском сочного жареного мяса с ароматными приправами. Если надоест мясо – можно стать вегетарианцем и есть клубнику с малиной. Ты поняла меня, девочка? – Вера Александровна строго смотрела в испуганные глаза дочери.

– Я вас ненавижу! – крикнула Наташа и ушла из дома. Она три дня пряталась в полуразрушенном флигеле на соседней улице, куда ей носили еду, избегая слежки, Маруся с Юлей. Вскоре их поймал участковый – Наташа вернулась домой с пневмонией и весь август пролежала в постели, глядя в стену. Первого сентября она вышла во двор и объявила своим подругам, снимая пионерский галстук и пряча его в портфель:

– Вы как хотите, а я замуж не пойду: после школы отправлюсь с экспедицией на Северный полюс и останусь там до самой смерти.

Её свадьба состоялась в лучшем ресторане города. Женя Ким владел сетью подпольных швейных цехов по всей стране и занимался незаконными валютными операциями. Окончив университет и получив из рук мамы диплом психолога, Наташа бездельничала, и, обожая мужа, мечтала о сыне. Наступившая долгожданная беременность неожиданно обернулась для супругов трагедией: что-то пошло не так – после потери ребенка возникла угроза жизни роженицы, и девушку прооперировали, тем самым подписав пожизненный приговор: бесплодие. Через год скоропостижно умерла Вера Александровна, а спустя несколько недель Женю Кима обнаружили застреленным в его машине на трассе далеко от города.

Маша Лукова жила с мамой. Валентина Ивановна, имея врожденный вывих бедра, работала в администрации канатного завода. Тихая, непривлекательная женщина с грустными серыми глазами всегда улыбалась, и даже когда сердилась, на её лице угадывалась еле заметная усмешка. Кто был отцом Маруси, оставалось тайной: эта тема никогда не обсуждалась и только один раз бабушка, намазывая реденькие волосы внучки репейным маслом, вздохнув, тихо сказала: