Наследие призраков

Когда леди Камилла замолчала и медленно стала исчезать, растворяясь в воздухе, наполненном тишиной, я отчетливо чувствовал, что невидимая грань между нашими мирами стирается. Мы сидели с Лили в комнате, полной старинных вещей, но в ней явно присутствовал кто-то ещё – кто-то, кто когда-то жил и любил, но уже не мог больше касаться этой земли.  Мне пришло в голову, что леди Камилла осталась в нашем мире и не покинет его, пока мы не выполним её волю, которую она пока не озвучила. Это была абсурдная мысль. Но она заставила меня осознать: иногда нужно позволить себе верить, даже если на первый взгляд это кажется нелепым. Лили сказала, что против наших отношений все, даже призрак замка. И если с живыми можно бороться и что-то им доказывать, то с мертвыми это было бы глупо. Я не знаю, почему она так решила. Потому что мне показалось, что леди Камилла как раз за нас. Но, Лили Грей ушла из моей жизни.

Почему ОНА явилась нам, и в самый неподходящий момент?! Клянусь, я найду способ противостоять этой тени из прошлого. Я найду способ заставить вернуться её туда, откуда она пришла. Я верну Лили, я не позволю мёртвым решать судьбы живых.

… Мадам Ришар сидела на своем балконе, окруженная цветами, которые с любовью она выращивала на протяжении многих лет. С высоты третьего этажа она любовалась живописным видом на базилику Сакре-Кёр, которая величественно вздымалась над городом. Заметив подходящую к дому Амели, пожилая женщина помахала её рукой. Её губ коснулась лёгкая улыбка, а в глазах, глубоких и проницательных, сочетавших в себе мудрость, нежность и легкую печаль, заиграл огонёк радости.

Амели зашла в квартиру и тут же почувствовала запах свежеиспечённого Тарт татена33.

– Как чувствовала, что кто-то сегодня меня навестит, испекла пирог, – обнимая внучку, вместо приветствия сказала мадам Ришар.

Ей было глубоко за восемьдесят. Ее серебристые волосы аккуратно были собраны в пучок, а тонкие морщины на ее лице могли рассказать о любви, потере и страсти к жизни, впрочем, как у любой француженки её лет.

– Гийом звонил, «плакался», говорил, что ему тяжело без тебя, – делая эспрессо, говорила бабушка.

–Ха, знаешь, почему звонил? – отрезая кусочек яблочного пирога, ехидно ответила Амели. – Узнал что-то интересное обо мне. Что-то, ради чего можно засунуть свою ревность в зад и молчать в тряпочку.

Мадам Ришар лишь вопросительно посмотрела на внучку, но ничего не спросила.

– Ты когда была в Англии последний раз? – с места в карьер спросила Амели бабку.

– А что я там забыла?! Мы с Николя предпочитали Европу, а не страну этих снобов, считающих, что они пупы земли, – с неким призрением в голосе ответила женщина.

Амели, пристально глядя на бабку, изучала её лицо, словно видела его впервые.

– Я получила в наследство недвижимость там, – не сводя глаз и наблюдая за её реакцией, лишь сказала она.

Мадам Ришар выглядела так, что могло показаться, что сейчас перед ней проносится вся её жизнь.

– Значит, Ричард Блэкмор умер, – глубоко вздохнув, абсолютно спокойным голосом сказала она. – А причина? Он же не был еще стар? И насколько я знаю, здоровье у него было отменное.

Амели смотрела на бабку недоумевающими глазами. Старая француженка выглядела обыденно, словно говорила о соседке снизу, а не о незнакомце из другой страны. И тут же Амели упрекнула себя за то, что она даже ни у кого не поинтересовалась причиной смерти барона. Что это было?! Сердечный приступ, несчастный случай или «косая» просто пришла за ним?!

– Так ты его знала? – наконец придя в себя после минутного замешательства, растерянным голосом спросила она. – Но я никогда не слышала от тебя имя Ричард Блэкмор.

Мадам Ришар встала и, подойдя к окну, молча смотрела вдаль несколько минут. Амели тоже не нарушала тишину, понимая, что пожилой женщине нужно время на переосмысление и принятие решения: рассказывать или оставить все как есть.

– Это был май 1982 года, – тихим голосом произнесла пожилая женщина. – Мы с мужем путешествовали по Провансу и Лазурному берегу. В тот день мы возвращались из Канн в Марсель, и где-то в районе Мандельё-ла-Напуль нас обогнал Renault на сумасшедшей скорости. Мы тогда еще подумали, что это полный идиотизм ехать на такой скорости по извилистым дорогам. Тем не менее, водитель, казалось, не ощущал ни страха, ни опасности, словно этот извивающийся серпантин был для него лишь игрой. Когда мы проезжали мимо скалистых обрывов, мой муж Пьер опять что-то сказал о безрассудном гонщике. И в этот момент перед нашими глазами оказался этот злосчастный Renault, врезавшийся в скалу. Мы подбежали к авто. Женщина, сидевшая за рулём, была мертва, а что было с девочкой на заднем сидении, мы не знали. Пьер пытался открыть заднюю дверь, но она была заблокирована. Я посмотрела на мужа, глаза его были полны растерянности и страха. Мы понимали, что, если девочка жива, но без сознания, каждое мгновение может стоить ей жизни. Я уже хотела ехать за помощью в ближайшую деревню, как из-за поворота вывернул шикарный серебристый Porsche. Автомобиль резко затормозил, и из него вылетел молодой мужчина. Его лицо было перекошено от ужаса. Он бросился к переднему сиденью, схватил женщину за плечи и, глядя в её потускневшие глаза, смотрящие в никуда, тряс её, звал по имени и что-то причитал по-английски. Казалось, он не понимал, что вообще происходит и что женщина мертва. Сердце моё колотилось и разрывалось от боли, глядя на это. Вокруг стояла мертвая тишина, только звуки его истеричных криков разрывали бесконечное молчание. Они до сих пор стоят у меня в ушах. «Лили! Лили!» – повторял он, как будто надеялся, что имя – это заклинание, которое вернёт её к жизни. Пьер подошёл к отчаявшемуся мужчине и сказал, что нужно вызвать полицию и скорую, возможно малышка жива и ей нужна помощь. Словно очнувшись от безумного кошмара, англичанин взглянул на Пьера. Его глаза были полны отчаяния и страха, на лице прокатилась волна эмоций, и он издал протяжный звук, будто раненый зверь, которому в душу вонзили огромную острую иглу.

В этот момент ребёнок открыл глаза. Мы все звучно выдохнули. Девочка улыбнулась, и в этот момент мне показалось, что она маленький ангел, посланный мне небесами немного украсить мою серую, бездетную жизнь. Она смотрела на меня, и её взгляд стал источником тепла в моём замороженном после многих выкидышей сердце.

«Я не знаю, что мне делать, – долетели до меня слова с сильным английским акцентом, – у девочки никого нет родных, а я.., – он замолчал, а потом уверенно добавил, – я не могу, не имею права взять её.»

Я посмотрела на мужа. Наверное, мой взгляд был очень красноречив, потому что Пьер, ничего мне не сказав, предложил англичанину, что мы возьмём ребенка и воспитаем, как своего.

Этот пахнущий деньгами месье был безумно рад и сказал, что мы не будем ни в чём нуждаться. Он обеспечит безбедную жизнь нам и девочке, при условии, что мы будем хранить в тайне правду о том, что действительно произошло на шоссе. Через два года Пьер скончался от сердечного приступа. Потом я сошлась с Николя, и, естественно, он ничего не знал о случившемся на Лазурном берегу.

С этими словами мадам Ришар повернулась и, посмотрев на Амели немного грустными глазами, растянула губы в нежной улыбке, словно их коснулся первый солнечный луч в пасмурный день, и ласково произнесла:

– Так ты стала моей внучкой. Сэр Ричард справил нужные документы, и Эмили превратилась в Амели Ришар с выдуманной историей о родителях. Я полагаю, твоя мать Лилиан была возлюбленной этого богатого английского барона, по каким-то причинам не пожелавшим на ней жениться. Я никогда не спрашивала его об этом. На самом деле, я его видела после этого случая всего один раз, он приезжал на твой выпуск в Сорбонне. Но хорошие деньги от него приходили на мой счёт регулярно, а я, как мы и договорились, отправляла ему твои фотографии и хранила молчание.

На мгновение время для Амели остановилось. Все тревоги и неизвестность, которые мучили её в последние несколько дней, рассеялись, как дым. Тишина, которая кружила вокруг, напоминала мелодию, специально написанную для этого момента. Момента перерождения, момента осознания, кто она есть на самом деле. У неё было чувство, что жизнь начинается заново, и каждое последующее мгновение будет как бесценный дар, который нужно будет бережно хранить в сердце.

Она закрыла глаза и вдохнула глубокий воздух, наполненный ароматом кофе и выпечкой, ароматом дома. Она поймала себя на мысли, что подумала о Блэкмор-холле как о «доме» с его утренними разговорами за чашкой кофе с кухаркой, с прогулками по саду с Эриком. И даже «Корона» с ее полупьяными завсегдатаями и всезнающей сплетницей миссис Харпер входили сейчас для неё в это понятие «ДОМ».

… Она возвращалась в Англию. Она знала, впереди её ждёт незнакомый путь, но теперь он был не пугающим, а завораживающим. Сейчас она была абсолютно уверена, что действительно она часть рода Блэкмор и замок по праву принадлежит ей.

What the hell?34

– Мадам, наши новости за последние два дня, – поприветствовав хозяйку и, забирая у неё дождевик, отчитывался дворецкий. – Звонил какой-то Митчел Грегори, представился…, -Уинтерс на мгновение замолчал, словно вспоминая, и уверенно произнёс, – представился ивент-менеджером35. Он оставил свои данные. Я сказал, что если вы сочтёте нужным, то свяжетесь с ним. Миссис Рид поехала к дантисту, ей удалили зуб, и я заказал доставку еды из «Льва и Короны» к ужину. И, наконец, мистер Харрингтон, архитектор из Лондона, ожидает вас в библиотеке. Я предложил ему чай, но, увидев глобус с бутылками, он отказался. Полагаю, мадам, он предпочитает напитки покрепче. Надеюсь, он не опустошит наши винные погреба, пока будет заниматься реконструкцией.

Примечания