Наследие призраков
Она не успела договорить, в паб начали подтягиваться первые посетители на традиционный воскресный ланч.
– А! Мисс Блэкмор, – услышала Амели за спиной голос, принадлежащий краеведу-любителю Джонатану Крейну, – решили к нам присоединиться на Brunch?28
– Нет, благодарю, у меня был завтрак, а для обеда еще слишком рано.
– Как вам в замке? Привидения не беспокоят? – и не дожидаясь ответов на свои вопросы, историк тут же продолжил. – Вчера мадам Лавиния спрашивала меня, встречал ли я в своих изысканиях по истории нашего края что-то связанное с деятельностью Тайного Ордена. Откровенно говоря, нет. Но у неё было видение, что этот Орден как-то связан с замком Блэкмор. И вообще, в последнее время духи слишком часто стали её навещать. Она даже по ночам просыпается от этого.
– Джонатан! Откуда у вас такие пикантные подробности про ночные подъемы? А? – хитро улыбаясь, подколола историка Амели.
Мистер Крейн густо покраснел и опустил глаза ниже плинтуса.
– Ладно, ладно, – дружески похлопала она его по плечу. – Я так полагаю, это тайна для всех остальных. Я имею в виду ваши с ней отношения. Обещаю, я буду нема, как рыба, – сказала она уверенным, серьёзным, но театральным голосом.
– Вы бы поговорили с ней, – слегка заикаясь, предложил Джонатан. – Она не шарлатан какой-то, она занимается исследованием мистических явлений. Её книги есть даже на Amazon29.
– Ну, если даже на Amazon, это серьёзно, – еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, сказала Амели и, пританцовывая, начала насвистывать мелодию саундтрека к фильму Ghostbusters30.
– Кстати, мистер Крейн, заходите ко мне на чай как-то, расскажите что-нибудь интересное об истории края. Мне, действительно, интересно.
– Спасибо, Эми, зайду. Обязательно зайду.
И продолжая напевать:
If there's something strange
In your neighborhood
Who you gonna call?
Ghostbusters!31
она покинула «Льва и Корону» и направилась в местную церковь.
В душе тусклым огоньком теплилась надежда найти там записи начала 18 века, эдакое подобие современных актов гражданского состояния. И чудо свершилось. В принесённой викарием массивной книге она нашла запись:
«Воскресенье, 15 сентября 1709 года – Хьюго Блэкмор, 1-й барон Бассет обвенчан с леди Камелией, дочерью барона Арседен из Корнуолла».
Вернувшись домой в приподнятом настроении, Амели поднялась на второй этаж и, медленно идя по коридору, читала надписи на портретах потомков сэра Ричарда. Никакой леди Камелии или Камиллы не было. Были разные Поппи, Холли, Иви и даже Джасмин, жёны баронов Бассетов на протяжении трёх веков. Амели остановилась у портрета Хьюго Блэкмора.
Лицо его было тонко очерчено, высокие скулы и прямой нос придавали аристократичности, а густые, слегка вьющиеся волосы цвета каштана, ниспадающие на плечи, добавляли ему романтического обаяния. Нельзя было сказать, что он был красив, но было в нём что-то, что мгновенно привлекало к нему внимание. Глаза Хьюго, цвета глубокого аквамарина, излучали ум и страсть, а пронзительный взгляд, казалось, заглядывает в самую душу смотрящего на него. Богатый бархатный камзол глубокого бордового цвета обрамлял статную фигуру. На запястьях переливалась кружевная отделка, добавляя изысканности, а на груди – золотой медальон с изображением герба вверху, короны внизу и вензеля с буквами «AMА».
Амели уставилась на подвеску и пыталась предположить, что может означать это «АМА». Она прошлась по галерее еще раз, пытаясь найти этот предмет старины на других портретах. Ничего.
«Почему ни у кого его нет? Это же явно семейная реликвия, – удивлялась она. – Куда он пропал на три столетия?»
В конце концов, она, не найдя никакого логического ответа, пошла в комнату, принадлежащую покойному сэру Ричарду. Казалось, здесь всё осталось со времён его предков. Тяжёлые портьеры, украшенные золотыми узорами, были слегка приоткрыты, впуская в комнату легкий солнечный свет. Старинная мебель из красного дерева выглядела громоздко, но величественно. На одной из прикроватных столиков она заметила фотографию в изящной резной рамке. На ней были двое, стоящие в лучах заката на берегу моря, сам барон Бассет, молодой и статный, и прижавшаяся к нему молодая женщина. Она стояла спиной в пол-оборота к фотографу, положив голову на грудь Ричарда и обнимая его шею одной рукой. Улыбка на лицах, запечатлённых в тот момент, как будто освещала этих людей изнутри, создавая вокруг атмосферу счастья. Барон Бассет даже в простой хлопковой рубахе и парусиновых брюках выглядел истинным джентльменом, а поза молодой женщины, чьи волосы цвета вороного крыла светились в лучах заходящего солнца, излучала неподдельную нежность и влюблённость.
С любопытством Амели подошла ближе и, взяв фотографию, стала рассматривать детали: небрежно завязанные в низкий пучок волосы, обнаженная шея, на которой покоилось золотое украшение, необычно повешенное на спину, а не на грудь. Это был медальон с буквами «АМА». У Амели что-то неприятно засосало под ложечкой. Она пристально смотрела на изображенную на фотографии женщину, и снова, как и тогда, в коридоре, она показалась ей знакомой. Вернее, что-то внутри подсказывало, что она когда-то встречалась с этим человеком. Она мысленно пыталась «развернуть» женщину к себе лицом, но безуспешно. Поставив рамку обратно на столик, Амели повернулась и оказалась стоящей напротив огромного зеркала на стене.
Его рама была выполнена из темного дерева, усыпанного глубокими насечками и виньетками, что вполне соответствовало комнатному стилю с его старинной элегантностью. Женщина подошла к зеркалу. Её удивила кристальная чистота зеркальной поверхности. Обычно старинные стёкла потемневшие, словно грозовые облака. А это своей чистой, отполированной, гладкой поверхностью словно обнимало всё пространство, отражая в лучах света предметы интерьера. Вспомнив рассказ Миссис Харпер о таинственном зеркале в замке, способном не только показывать отражения, но и глубинные секреты душ, Амели приблизила лицо к стеклу и начала корчить рожи. Она весело засмеялась и подумала: «Сколько же людей смотрелись в это зеркало. И если бы оно и вправду могло читать сакральные мысли, сколько бы интересного оно могло поведать о том, что скрыто за его блеском. Если оно и вправду старинное, а не подделка под старину».
Внезапно яркий луч солнца упал на зеркальную поверхность. Амели удивлёнными и, между тем, завороженными глазами смотрела на зеркало. У неё создалось впечатление, что эта узкая полоска света словно старается проникнуть в стеклянные грани. Зеркало словно оживало. Глядя на эту чарующую мистику, Амели почувствовала легкое расслабление и тепло, разливающееся по всему телу.
Она больше не видела своего отражения. Вместо него сначала появилась небольшая туманность, а потом… яркая вспышка на краю этого облака, переливаясь и искрясь, начала увеличиваться и приобретать форму человеческого тела. В отражении появилась женщина. Но её облик был размыт. Пара прозрачных, с лёгким свечением глаз, напоминали свет далёких звёзд, потерянных во Вселенной. Они смотрели с таким выражением, будто искали что-то давно утерянное, какие-то призрачные нити, связывающие её с настоящим. Призрак и живой человек смотрели друг на друга. Амели затаила дыхание. Да что там Амели, казалось, вся комната стала полна ожидания.
Амели не испугалась. Она находилась в каком-то ступоре и смотрела на теневое облако с удивлением, с каким смотрят на знакомого, с которым давно не виделись, и неожиданно встретились.
– Леди Камилла?! – то ли спрашивая, то ли утверждая, прошептала Амели.
Тень в зеркале вытянула руку, указывая на стену. Амели повернула голову в указанном направлении. Там висела картина. Когда женщина снова посмотрела в зеркало, призрак исчез, и поверхность снова стала отражать комнатный интерьер.
«Вы принадлежите роду Блэкмор»
Амели подошла к картине и заглянула за неё. Лёгкая улыбка тронула её губы. Она сняла картину с гвоздя, за ней оказался сейф. Женщина положила раму на кровать и, вернувшись к тайнику, уставилась на кнопки для кода.
– Итак, – потирая руки, тихо произнесла она себе под нос. – Дата рождения достопочтенного сэра Ричарда?!
Пальцы быстро, словно печатая на компьютерной «клаве», набрали композицию чисел. Ничего. Женщина вернулась к прикроватному столику и, взяв рамку, вытащила из неё фотографию. Увидев календарное время, когда было сделано фото, она радостно улыбнулась. Вернувшись к сейфу, она набрала код. Снова ничего.
Амели, покусывая губы, изучала кнопки. Какие-то блестели, словно их никогда не трогал человеческий палец, какие-то были не то чтобы стёрты, но немного засалены от касания. Женщина ощущала, как волнение накатывает на неё волнами.
– А если…, – нерешительно произнесла она, и со словами «бред конечно», набрала комбинацию, составляющую её день рождения.
Нажатие последней кнопки вызвало звуковой отклик. Сейф издал тихий щелчок, и его дверца медленно приоткрылась. Амели издала победный вопль и затем, затаив дыхание, стояла и какое-то время смотрела на дневники, старые фотографии и письма, лежащие внутри тайника.
Наконец, она забрала всё содержимое и вывалила на кровать. Повесив картину обратно на стену, новая хозяйка Блэкмор-холла уселась поудобнее на кровать и открыла один из дневников.
«Сегодня рассказал Лилиан о своих видениях. Она считает, что призрак – это всего лишь красивая легенда, которую я использую, чтобы произвести впечатление на неё. Но это не так. Я просто уверен, что я тот, кто в конце концов освободит леди Камиллу. И я так рад, что мой выбор и выбор леди Камиллы совпали. Но как это объяснить Лилиан, что она не просто «любовь всей моей жизни», она избранная. А её глаза полны недоверия, и она называет всё это моими фантазиями. Я не прошу её поверить в призраков, я лишь хочу, чтобы она поняла своё предназначение.
Амели перелистала несколько страниц.
«Отец и слышать ничего не хочет о Лилиан. Как он не понимает, этот старый дурак, что я просто не могу жить без неё? Каждый день, проведённый в Блэкморе, напоминает мне о ней. А отец только сердится, когда я произношу её имя, как будто это проклятие. Но разве возможно забыть того, кто заполнил твою жизнь светом? Я знаю, что Лилиан никогда бы не ушла, если бы у нас была хоть небольшая надежда на будущее. Я бесхарактерный осёл! Я должен был бороться за своё счастье. Я не могу позволить, чтобы страхи моего отца встали между нами. Я должен действовать, прежде чем станет слишком поздно. Завтра же отправлюсь в Париж».
При упоминании о столице Франции сердце Амели пропустило несколько ударов, и что-то из груди рухнуло вниз. Она отложила дневник и, испытывая волнение, взяла старые фотографии. Море, пляж и всё та же молодая женщина, стоящая то спиной, то на склоне горы, то где-то в далеке.
– Лицо…, – причитала себе под нос Амели. – Чёрт возьми, должно же быть где-то твоё лицо.
Париж, Монмартр, узкие улочки с уличными художниками. Наконец, у неё в руках оказалась фотография, на которой женщина позирует рисовальщику. Она заснята в профиль, но на ватмане, закреплённом на мольберте, отчётливо видно её лицо. Это было лицо матери Амели. Во всяком случае, так говорила её бабушка, показывая на вот такой же эскиз, висящий на стене в квартире на Монмартре.
«Вы принадлежите роду Блэкмор», – тут же всплыло у неё в мозгу. Амели собрала дневники и фотографии в стопку и хотела уже идти к выходу, как из одного из дневников вылетели фотографии и рассыпались, словно веер на полу. Она присела и, собирая их, в её глазах повисло недоумение и… страх. На фотографиях была она в разные годы своей жизни. Каждая картинка словно оживала, раскрывая кусочки её прошлого, знакомые и одновременно забытые. На одной из них она стояла на фоне старого дома в Марселе, под солнцем, которое заливало всё вокруг золотым светом. На другой – смеющийся подросток с яркими глазками, полными надежд и мечтаний. Вот она в парке с беззаботной улыбкой и окружённая друзьями, среди которых Дидье и Гийом. По краям снимка косились тени от деревьев, и Амели вдруг показалось, что они нависли над ней, словно предвестники будущих перемен.
Она неприятно передернула головой и, собрав всё в стопку пошла к себе в комнату. Через несколько минут она была в библиотеке и заказывала себе билет в Париж. Она должна была поговорить с бабкой. Мысли кружились в её голове, как воробьи в клетке, не поддаваясь ни логике, ни здравому смыслу.
Уинтерс доложил о приходе «краеведа-любителя».
«Как нельзя кстати, – решила Амели. – Что-то мне подсказывает, что Лили Грей и моя дорогая маман одно и то же лицо».
Джонатан Крейн оказался презабавным собеседником. Он был болтлив, и, казалось, его совершенно не интересует, слушают его или нет. Он говорил в собственное удовольствие. Слова вертелись у неё на языке, как мотыльки вокруг огня. Он с легкостью переключался с одной темы на другую, не оставляя Амели времени на раздумья над его словами. Он рассказывал о деревне, о раскопках, которые он проводил на территории замка и в саду. Именно там он и нашел семейную реликвию, золотой медальон с буквами «АМА», который красуется на портрете первого барона Бассета.
– Вы нашли медальон в саду? – удивлённо воскликнула Амели.
– Да. Именно там, когда производил раскопки в развалинах храма, – гордость за себя сочилась в каждом его слове.
– Почему вы считаете, что это был храм?
– Размеры соответствуют скорее храму, нежели простой беседки. Небольшому, но всё же храму. Да и сэр Ричард так его называл.
– А как вы думаете, любезный Джонатан, есть ли книга по истории постройки Блэкмор-холла? – Амели смотрела на краеведа прищуренными глазами.
– Если она и есть, то только здесь, в библиотеке. Если хотите, я мог бы поискать её для вас, – сделав немного наивную гримасу и со стеснением в голосе, сказал Крейн.
– Неплохая идея. Я могла бы нанять вас на время на должность библиотекаря. Мне действительно нужны будут кое-какие книги, и, полагаю, они здесь есть. Но сама я буду искать их до второго пришествия, – хохотнула хозяйка.
Лицо мужчины засветилось восторгом, словно ему позволили прикоснуться к чему-то святому.
– Послушайте, а кто такая Лили Грей? Почему меня спросили, не родня ли я ей? Я так поняла, она вышла замуж и уехала во Францию?! – подкинула новую «кость» для разговора Амели.
– Точнее будет сказать, она уехала в Париж и там вышла замуж. Знаете, Эми, мир полон тайн, и иногда лучший способ разгадать их – это просто задать вопрос. А вот секреты… Они, как старые друзья, любят таиться в тенях, – с загадочной улыбкой неопределенно ответил Джонатан.
– Что вы имеете в виду?
– Поговаривали, у них были отношения. У этой Лилиан и сэра Ричарда, еще до его женитьбы на Роз-Мари. Но, говоря, по совести, никто их никогда вместе не видел, я имею в виду, как пару.
– И она никогда больше не приезжала потом в Блэкмор?
– Мы её не видели. Я хорошо помню её, я был тогда мальчишка-подросток. И как все юнцы моих лет, я был влюблён в каждую красивую молодую женщину, – с тоской в голосе, скорее по прошлому, чем по своим чувствам, сказал Джонатан.
– Почему же она уехала, если у них были отношения? Даже по нынешним меркам выйти замуж за барона – это удача. А уж в те годы! Молодой Блэкмор была великолепная партия.
– Отец сэра Ричарда был «очень старая школа», – начал объяснять историк-краевед. – Для него традиции – это было как закон. Среди аристократов уважение к местным обычаям и семейным ценностям считалось неотъемлемой частью жизни. А для сэра Уильяма правила, установленные предками, олицетворяли собой высшую истину. Он всегда гордился своими корнями, уходящими глубоко в историю, и всегда подчеркивал важность их сохранения. И понятно, что увлечение его сына девушкой «не нашего круга», как он сказал про Лилиан, не вызывало одобрения с его стороны. В его душе боролись два чувства: между родительской гордостью за сына и глубокой тревогой о его выборе. Лилиан, хоть и обладала обаянием, но она принадлежала к другому миру. И сэру Уильяму это было не по нутру. Лилиан просто не вписывалась в то будущее, которое он видел для своего сына.
– А что же сэр Ричард? – Амели слушала Джонатана с большим вниманием. Ей действительно хотелось понять, что послужило разрывом между двумя влюблёнными.
– А что он?! Это было начало 70-х. Мир сходил с ума в своём бунтарстве. Повсеместные движения за права человека, феминизм, различные экологические движения, забастовки, я уже не говорю о войнах за независимость и революции. Именно в то время Шотландия и Уэльс получили частичное самоуправление. Это вольномыслие коснулось даже королевскую семью. Чего стоит только развод принцессы Маргарет и графа Сноудена. Я полагаю, каждый раз, когда сэр Ричард сталкивался с выбором, внутри него разгоралась борьба – следовать ли своим инстинктам или поддаться давлению закона, установленного отцом. Впрочем, именно этот развод в монаршей семье и поставил точку в отношениях сэра Ричарда и Лили Грей. После того, как Лили уехала во Францию, он еще пытался её вернуть, но после развода принцессы Маргарет он постепенно смирился. Он не хотел, чтобы все видели в его браке с Лили откровенный мезальянс32, такой же, какой был и у Маргарет с Армстронг-Джонсом. Через несколько лет сэр Ричард женился на Роз-Мари, младшей дочери графа Лонсдейла. Таким образом, «старая школа» победила.
В библиотеке повисла печальная тишина.
– Да вы можете и сами лицезреть даже сейчас последствия, так сказать, консервативного воспитания сэра Ричарда – переднички на прислуге, перчатки на мажордоме и вечерние чаепития. Всё это наследие традиций. Как вы понимаете, влияние отца на сына было огромным. Чего не скажешь о сыне самого сэра Ричарда.
– У него есть сын? – Амели удивлённо распахнула глаза. – Но почему не он унаследовал замок и титул? – немного заикаясь, поинтересовалась она.
– Тут ситуация «в семье не без урода», – ехидно съязвил Джонатан. – Уж не знаю, от кого он перенял бунтарский дух, но упертостью он точно был в деда. И никакие разговоры «о правильности бытия» не увенчались успехом. Молодой Блэкмор разительно отличался от своих прародителей. Он начихал на традиции, у него не было авторитетов, что вызывало смятение среди местных аристократов. Его никуда не приглашали, опасаясь последствий его проделок. Короче, его никто не мог укротить, даже полиция.
– О, дело доходило даже до этого? – качая головой, переспросила Амели.
– Мне кажется, снобизм окружающих лишь подогревал его бунт. Чем больше его попрекали, тем скандальнее было его поведение. Его жизнь в Блэкмор-холле закончилась после того, как он изнасиловал дочь Уинтерса. Ей было лет шестнадцать тогда. Сэр Ричард выгнал сына и назначил приличное жалование управляющему, плюс открыл ему счёт с пенсионным накоплением.
– И где сейчас этот «борец-вольнодумец»? – в голосе Амели звучала искренняя заинтересованность.
– Он плохо кончил, как и вся эта «золотая молодёжь», живущая за семейные деньги и прожигающая жизнь. Алкоголь и наркотики довели его до могилы.
– Печально, – вздохнув, сказала Амели и подумала о своём сыне, учащемся в Сорбонне.
– Скорее, поучительно, – поправил её краевед.
– А что стало с дочерью Уинтерса?
– Она покинула Англию. Кто-то говорил мне, что она перебралась в Штаты. Я не так близок с Уинтерсом, чтобы разговаривать на такие темы, – с неприязнью в голосе ответил Джонатан. И Амели сразу уловила дуновение антипатии, исходящие от него.
– Я заметила, что Уинтерс очень нелюдим и, как бы это поточнее и помягче сказать…, не любит людей.
– Ха, это вы в точку, Эми! У него такой вид, что он бы предпочел провести время с удавами, чем с кем-либо из нас, – усмехнулся Джонатан, потирая подбородок.
– Ну, ещё неизвестно, как бы мы повели себя, оказавшись на его месте в таком случае с хозяйским сыночком. Всё это довольно скорбно, – тихо произнесла Амели, стараясь смягчить разговор. – Может быть, поэтому он так закрыт?
Джонатан только усмехнулся.
– Может быть. Если честно, я бы на его месте после того случая оставил службу у Блэкморов.
Амели задумалась. В чем-то он был прав. Но ей казалось, что под холодной оболочкой Уинтерса скрывается нечто большее. Возможно, это только маска, которую он носит, чтобы защитить себя от мира.
– Откуда вы знаете такие тонкости о семье, Джонатан? – пристально смотря на краеведа, осведомилась Амели. – Вы говорили, что в деревне только подозревали об отношениях сэра Ричарда и Лили Грей.
– Во время проводимых раскопок мы очень сблизились с господином бароном. Он мне и поведал эту историю, а также много интересного об истории их рода и …привидении Блэкмор-холла.
– Так оно всё же существует? – Амели задала этот вопрос просто потому, что не хотела верить, что в зеркале она видела призрак, и это не была игра её воображения.
Плата за молчание
Амели сидела в кресле самолёта, уносящего её в Париж. Она смотрела в иллюминатор, за которым раскинулась бескрайняя синь. Каждый вздох наполнял её дух ожиданием каких-то откровений и неожиданностей. Она понятия не имела, как начать разговор о наследстве, о Блэкмор-холле, о сэре Ричарде, а главное, о Лили Грей.
Вокруг неё звучали приглушенные голоса пассажиров, смешиваясь с тихим жужжанием двигателей, проходили стюардессы, предлагая напитки и закуски, но ее мысли словно застряли где-то между таинственным прошлым и размытым настоящим.
«Это, деточка, портрет твоей мамы, – закрыв глаза, вспоминала она рассказы бабушки. – Вы ехали в автомобиле, потом авария, Анн скончалась на месте, а ты, волей Бога, осталась жива. Тебе и трёх лет не было еще. Бедная сирота. Твой отец даже не видел тебя, он только знал, что ты должна родиться. Он погиб в Северной Ирландии, в этих ужасных столкновениях между британскими войсками и республиканскими группировкам. Они с Анн хотели пожениться после твоего рождения. Но не судьба!»
«Господи! Я жила в постоянном обмане, – неприятное чувство сжимало грудь Амели. – Почему Анн, если её имя было Лили?! А, скорее всего, по второй части от имени Лилиан. И почему я Ришар, а не Грей?! Вы принадлежите роду…, – она открыла глаза и поёрзала в кресле, – к какому, к чёрту, роду?! У меня и родителей-то нет. Бабка одна. Хотя?! – перебила она сама себя. – Если моя мать действительно Лили Грей, а отец – Ричард Блэкмор, кто тогда эта мадам Ришар?»
Совсем запутавшись, Амели достала кожаную тетрадь сэра Ричарда и погрузилась в чтение, надеясь хоть немного прилить свет на своё происхождение.
Случайно нашел дневник отца и прочитал о себе нелицеприятные вещи. Он обзывает меня влюблённым простофилей, который помешался на чувствах. Я всегда считал связь с отцом особенной, но теперь она, кажется, трещит по швам, как старая, насквозь прогнившая, деревянная лодка. И он всё это прикрывает заботой обо мне. Оказывается, его пугает не наше с Лили различие в происхождении, а моё возможное разочарование от этого различия в будущем. И всё, что он желает, это предостеречь меня. А в сущности, какие разочарования меня могут ожидать?! Мы любим друг друга. Но разве любовь не преодолевает преграды, которые ставит общество? Разве не в этом её истинная сила? Я смотрю на Лили, и в её глазах вижу отражение своих чувств, нашу общую мечту о будущем, где различия между нами становятся не препятствием, а источником духовного богатства. Каждый разговор, каждое мгновение вместе убеждают меня, что реальность может быть ярче и сильнее любых предубеждений.
А если отец прав?! Он старше, у него жизненный опыт! Ведь вполне вероятно, что в будущем огонек нашей любви может потухнуть в серых буднях. Как это произошло у отца с матерью. Что и привело её к печальному концу. Возможно, со временем различия в происхождении, во взглядах и привычках станут причиной разочарования. Но я хочу верить, что наше с Лили счастье стоит всех возможных разочарований, которые могут прийти.
***
Мой мир рухнул! Я потерял Лили, наверное, навсегда. И виной в этом ни отец, ни условности и реалии нашей жизни. Виновата эта злосчастная легенда о привидении Блэкмор-холла. Да, её знал каждый в деревне и округе, вся история замка связана с этой легендой, но никто и никогда не видел призрака леди Камиллы. Я был реалистом и никогда не верил в сверхъестественное.
И почему она явилась именно нам?! Она была настолько реальна – её глаза, полные грусти и сожаления, казались пронзительными. Каждое её слово о её разбитых мечтах стало отголоском моих собственных мыслей о возможном разочаровании. А Лили была словно зачарована тем, что рассказывала леди Камилла.
Я вспомнил, как в детстве, глядя на звёзды, представлял себе другие миры. Но при виде призрака я действительно почувствовал, как реальность ускользает от меня. Леди Камилла рассказывала, как она ради своей любви поставила всё на кон – мужа, семью, детей. И они оба заплатили за любовь и предательство своими жизнями и навсегда осуждены блуждать в тумане вечных надежд. Её история была как холодный ветер, пронизывающий до костей.
