Понедельник. №4

Восточное лето

Мне стало совсем привычным восточное долгое лето,
Стекающий струйкой пота невыносимый зной,
Беззвёздные душные ночи – жары неизбежной гетто,
И пальмы – зонты над пыльной, распаренной мостовой.

Но с этой привычкой споря, мне сон воскрешает память:
Хрустально-прозрачное утро снежинкой стучится в окно,
И запах рождественской ёлки, и белая, снежная заметь,
И вытканное перламутром оконное полотно.

Денис Камышев, Ашдод

Родился в 1970 году в семье журналиста и актрисы.За плечами сложная жизнь.Бывший рабочий сцены, массажист, контрабандист, водитель израильского армейского спецназа, шаман.Репатриировался в Израиль в 1993 году из г. Норильска.

Живет в г. Ашдоде.

Учится в театральной студии при театре «Ешь», под руководством режиссера В. Левина.

Книга «Клетка» издана на профессиональной издательской платформе «Амазон» в 2014 году.

Писака

Солнце уже шарило слепыми лучами по окнам, в поисках радующихся просыпающемуся светилу оптимистов, «жаворонков», страдающих бессонницей стариков, ночных охранников, зевающих во всю свою рабочую пасть, проституток и нервно стучащего по «клаве» писателя, запивающего свою жизнь крепким черным чаем.

Я обложился картами Припяти и творил шагающего через «зону отчуждения» близорукого интеллигентного мальчика, желающего хоть немного пожить еще – до окончания очередной главы.

Его теребила изменчивая флора, прожорливые агрессивные твари-мутанты и моя подруга, которой я мешал спать громким стуком по запорошенной пылью клавиатуре, мой вытекающий из головы насморк, надсадный кашель рудокопа и прочая хрень.

Мальчик стрелял на шорох из старенького «калаша», был трогательно неумел и осторожно пуглив. И было жалко мутантов – они, как и я, просто хотели жрать. Я заглушил голод бужениной, покормил своих мутантов и… устал.

Безликие мертвые дома с фотографий, пустынные площади, голодная самка тщеславия, пожирающая мою душу. Не успел, не достиг, не стал тем, не буду этим. Я словно покинутый людьми город, зарастаю травой и деревьями. Понимаю, что уже не смогу рассмешить ту синеглазую девочку из восемьдесят пятого года, да и девочки той больше нет. Умирают любимые актеры, целый пласт эпохи, словно оползень, канул в Лету. Сын уже не запомнит их имена. Не будет читать стихи тонконогому «жеребенку» с распущенными льняными волосами, дабы покорить её трепетную тонко чувствующую натуру.

Я хотел бы называть себя писателем, но хочется есть, размножаться и жить. Все чаще предаю белые листы, написанные в Word, ради двенадцатичасового рабочего дня, ради ее новых сапог, ради счастья быть таким, как все. Ну вот, опять завыл старым барбосом за бесцельно прожитые годы…

Мятое пластилиновое лицо подруги обещало репрессии и отлучение от тела. Секс – мощный рычаг управления для достижения поставленных перед ракетами целей. Я исправно болею, печально кашляю и привычно прибиваю себя к кресту семейного мученика. Только моя дорогая не подоткнет заботливо одеяло и не принесет горячего чаю на смертный одр.

«Смертельная болезнь» протекала тихо и незаметно. И только ворох использованной туалетной бумаги говорил о том, что я еще жив, и я еще здесь.

Я из тех, кому лень чистить зубы по вечерам. Свою лень я позиционирую в гражданский протест против общепринятых гигиенических движений продвинутого гегемона. Я из тех, кто любит пиво и удивляется, что в результате этой страсти уже выглядит на свои пять бутылок «Балтики». Я из тех, кто провожает масленым, кошачьим взглядом молоденьких и упругих девиц, вздыхая, вспоминая свою непорочную комсомольскую юность. Я из тех, кто не путает поэта Рембо с героем Сталлоне, но кроме имени и принадлежности к поэтическому цеху, не знает о нем ничего.

Я из тех, кто улыбается, когда хочется плакать, и плачет, когда нужно улыбаться.

Я из тех, кто за минуту до оргазма любит, но освободившись, стремительно ненавидит ее за свою похоть.

Я из тех. То есть из этих. И мне… Просто, нравится писать. Это как сам процесс, который не ради рождения ребенка, а по потребности физиологии. Я жонглирую словами, иногда нахожу удачную форму, в которую заключаю созданные образы, словно моментальные фотографии. Я лечу на придуманных крыльях, и мне кажется, что в этот момент я – Ильф и Петров. Един в двух лицах. Эта страсть и называется графоманией. Когда сказано всё, а чаще сказать-то нечего, но хочется еще мазок добавить на литературный мольберт, а получается, что берешь мазок из однозначного места, анализируешь этот мазок и понимаешь, что взято именно оттуда. И занимаешь чьи-то глаза и часть мозга, ответственного за чтение витиеватой лепнины образов, которая, словно воздушные шары, заполняет сознание человека, чтобы затем лопнуть, стерев из памяти смысл, но оставив странный эффект присутствия. Присутствия ничего. То есть был, заходил на минутку, оставив гаденький запах уныния или животную радугу смеха и… нет его. Еще тлеет дорогой вонючий табак в его стильной писательской трубке, и твидовый английский пиджак висит на спинке стула; чашка с черным горьковатым кофе еще не остыла. А это всего лишь иллюзия. Но я пишу и продолжаю получать свой личный писательский оргазм. Так скажите мне честно, что я все-таки гений. Не нужно оваций, Пулитцеровской премии. Просто признайте меня – пока я жив, пока здесь, с вами! Ваш современник!

– Мусор вынеси, писака! – рубанула меня моя лучшая половина в ухо, и я покорно взошел на свою мусорную Голгофу.

    28.11.09 год.

Дневники Дьявола

Для меня странен сам по себе вопрос, верю ли я в Бога. Это все равно,что спросить, верю ли я в дыхание. Как можно не верить в то, что является частью тебя самого?

Денис Камышев

Еще до грехопадения Адама и Евы, обвив тугими кольцами теплый шершавый ствол древа познания, наблюдал я сквозь сочную листву за играми двух голых недоумков, вкусивших впоследствии (не без моей подачи) известного яблока, которое сейчас красуется на логотипе «Apple». Яблоко оказалось кислым и, кроме изжоги и таинства жидкого стула, никаких иных сокровенных знаний в себе не несло. Тем не менее, любопытную парочку наказали – изгнанием из Рая, за совершенно нормальное желание: обрести свободу выбора – иллюзию, которую позже представили потомкам, как победу демократических сил. Кого и где победила демократия, история, к сожалению, умалчивает.

Чтобы оправдать собственную сексуальную невостребованность, религиозные фанаты (которые в те времена были круче нынешних футбольных) придумали байку. Якобы после вкушения «беспонтовой фрукты» Адам и Ева неожиданно осознали отсутствие на них трусов, и к ним немедленно пришли стыд и другие глупости. В частности, к Адаму пришла эрекция – не даром врачи говорят, что тут все дело в голове.

Тут мне почему-то представился пожилой дядька в засаленном костюме с мокрыми подмышками и потертой папкой в лопатообразной руке, беспрестанно утирающий потную лысую голову несвежим платком. Индивид бодро прошлепал по райским кущам и при этом вступил в импрессионистское коричневое испражнение райского зверя. Матерясь и шаркая испачканной сандалией по траве, он приблизился к смущенным от своей наготы людям. Протянув ладонь для рукопожатия… сообразил, что их руки прикрывают срамные места, отдернул конечность, схватившись за папку.

– Стыд Яков Михалыч, – представился он. – По решению правления садово-хозяйственного объединения «Рай», в частности, его директора Бога Г. В., вы должны покинуть наши чертоги.

Ну, не бред? Если Отец Всего Сущего Бог Г. В. (Господь Всемогущий) создал по своим чертежам Адама и Еву разнополыми, наверняка Он преследовал определенную цель, ибо сказано в святом писании, что все, созданное Господом, имеет место быть в Его Божественном плане. Мог же он их создать без отверстий и выпуклостей, без нервных окончаний и эрогенных зон? Мог, но создал именно такими, какие они есть – по своему образу и подобию. А по законам театра, если ружье висит в первом акте на стене, то в третьем обязательно выстрелит. И Адам таки дал залп, сделав неоценимый вклад в человечество. Так какого святого чинуши от религии втирают пастве, что секс – это грех? То есть божественный план их уже не впечатляет?

Религия – величайший обман, всемирный «лохотрон», старинное «кидалово», придуманное без участия Бога людьми – для управления теми, кто не вполне осознал законы окружающей материи. Сколько подлости и беспредела с Божьим именем на устах творилось и творится: крестовые походы, «джихад» и растление не знающих запаха женщины юных семинаристов.

«Усмиряйте плоть свою!» – заботливо вкладывает плеть и вериги в руки монахов мой агент, который искренно верует, что работает на Бога.

Дьявол – рогатое, уродливое существо с гнилыми зубами, направляющее поток грешников в кипящий котел для осмысления грехов своих.

То есть я, Люцифер Везельвулвович Дьявол, генеральный директор концерна «Ад» с филиалом в «Чистилище», наказываю человечество за неправедность, то есть соответственно являюсь карающей рукой Господа, стою на охране рубежей Его заповедей и фактически являюсь Его заместителем по работе с кадрами – то есть с вами, дорогие мои грешники. Ибо никто не безгрешен.

Значит все мы работаем на одного босса. Тогда какого ангела, меня все ненавидят? Я нашептываю вам, какие классные сиськи у той брюнетки, я предлагаю вам покурить, выпить, расширить сознание с помощью дополнительных средств. Я говорю вам, что секс – это лучшее изобретение Господа. И чё?

Я рогатая скотина, охотник за душами и упырь. Обидно.

Каждый человек действует согласно собственной градации моральных ценностей, и странно обвинять в собственных проступках какого-то левого рогатого пацана из преисподней, который типа «ваще не при делах». Свою нереализованность, леность, маниакальные садистские наклонности и неполноценность почему-то приписывают козням Дьявола. Когда представители обеих сторон шепчут вам свои директивы по разные стороны от ваших растопыренных ушей – это нормально. Но если это придуманные невидимые друзья у ребенка, психологи говорят – болезнь!

– Ты возжелал невесту до венчания? – ужасается священник на исповеди.

Прихожанин – истинный христианин и правильный пацан из итальянской мафии восклицает в страхе:

– Это Дьявол сбил меня с пути истинного!

(Ага, на грузовике я его сбил). И теперь уже он относится к сексуальным отношениям как к чему-то гадкому, постыдному, запретному, пришедшему с темной стороны его души. Страх порождает пренебрежительное отношение к женщинам. И теперь, почесав свою старую рогатую голову, говорю я вам (особенно тем, кто любит Бога): «Люди, любите друг друга! Любите жизнь во всех ее проявлениях, любите секс – это божественный подарок человечеству. Любите себя, ибо Бог в каждом из вас, а значит через любовь к себе и другим вы познаете любовь к Богу. И если рядом с вами пованивает серой, знайте: я тут ни при чем. Я всего лишь генеральный директор концерна „Ад“ с филиалом в „Чистилище“. И мне уже давно пора в отпуск».

    21 февраля 2012 года.

За шаг до жизни

Он шел по многолюдной улице, не обращая внимание, на автомобили и суетящихся прохожих. Молодость целовалась в сквериках, какала в подгузники, играла в футбол на школьном дворе. Старики умилено кормили глупоглазых голубей вместе с бегающими за летучими засранцами карапузами. Мир катился своим чередом к неопределенному глобальными Глобами (Павел и Тамара Глоба – астрологи) концу света. Только для него этот конец уже наступил. Молодой бородатенький «Айболит» скорбно поведал, что томография показала опухоль в его уставшем от боли мозгу.

Разверзлись беременные дождем небеса. Живые поспешили скрыться от влажной шрапнели в подъездах домов, а он все шел сквозь разрезаемый серебристыми струями воздух, никуда. Он вспоминал вкус клубники, первый поцелуй, первый страх под огнем пулемета, первый крик сына. Безумно жаль уходить из теплой, порой жутковатой в своей жестокости, реальности. Странно наблюдать за людьми, за их постоянной борьбой животного и человеческого начала. Наблюдать за мечущимся собой, в поисках той же истины. Все кончено. Все решено. И он, наконец, расправит белоснежные крылья и воспарит в глубокую небесную синь, сбросив пиджак измотанного тела на спинку божественного стула существования.

Он зашел в помеченный кошками подъезд, вызвал скрежещущую клеть лифта и, вознесся на свой пятый этаж. В квартире было тихо. Ходики неумолимо отстукивали время, добродушно гудел холодильник в кухне. С улицы слышались гудки автомобилей и детский визг. Он не торопясь выпил чаю, достал из ящика стола черно-белые кусочки прошлого, долго вглядывался в лица родных и близких. Позвонил сыну.