Хроники Нордланда. Цветы зла

– И как ты собираешься это провернуть?

– Брат говорил, что одного из Дикой Охоты, Вепря, он взял живьём, и тот сейчас сидит в нашей тюряге. Этот Вепрь, я его знаю. Мне кажется, что с ним можно договориться, денег ему пообещать, и переправить на север, там, говорят, полукровка может в стражу наняться, или в дружину князя какого. Вепрь отморозок, но не дурак. Он может согласиться… Он знает какой-то тайный проход в Сады Мечты, через бухту и пещеры. И мы всё это можем провернуть тайно. Я ещё Нэшу хочу предложить деньги, если он поможет. Я же не совсем дурачок деревенский, да. Я думал: если мы с моря туда подплывём, как бы рыбаки там, или контрабандисты, заберём втихомолку девушку и дёру в Таурин, там рядом?.. Но для этого нужно судно нанять такое, чтобы никак с нами не связано было.

– Неплохой план. – Подумав, признал эльф. – Слабое звено – люди. Этот Вепрь и этот Нэш. Нэш может не согласиться, это опасно. Насколько я понял, само существование этого места держится в страшной тайне; те, кто посещает его, боятся огласки своих занятий хуже чумы и огня. Значит, и охраняется оно соответственно, и живых охранники не оставят, если что случится. Я прав?

– Да. Жизнь там вообще не имеет никакой цены. – Мрачно признал Гэбриэл. – Там о том, как, когда и кто сдохнет, говорят, как о погоде. Я послал Иво, чтобы Нэшу весточку послал; он через какую-то там Марту, сестру трактирщицы, сегодня должен отправить письмо с приглашением. Через три дня в Старом Месте, ему времени хватить должно.

– С Вепрем я тебе помогу. – Неожиданно сказал Терновник. – Я могу выяснить его мысли и возможности, и подсказать тебе, на что именно надавить, чтобы он согласился и не предал.

– То есть, ты со мной? – С облегчением уточнил Гэбриэл.

– Одна из самых нелепых странностей людей, – после небольшой паузы заговорил эльф, неторопливо, словно нехотя, – это разговоры об «общем благе». Нет, чтобы стараться наладить свою жизнь здесь и сейчас. Нет! Они суетятся и пекутся о тех, кого знать не знают, о тех, кто ещё не родился и неизвестно, родится ли вообще. И ради этого нелепого «общественного блага» приносят в жертву что угодно и кого угодно. За будущих абстрактных людей и вещи они готовы копья ломать, отдавать жизнь, как они это называют… А коснись конкретных людей и вещей – и то некогда, то никак, то «нецелесообразно». Твой брат считает, что спасение этой девушки и её ребёнка нецелесообразно, мне же ближе твой порыв. А что касается того, чтобы это никак не связали с Хлорингами… Ты сказал, что она – эльдар?.. Это замечательно. Если за нею придёт эльф, то есть, я, то выйдет, будто её всё-таки сумели найти её эльфийские родственники. И вы будете совершенно ни при чём.

– Всё равно брат меня не отпустит. – Пожал плечами Гэбриэл. – А отец и подавно. Но я должен, понимаешь?.. Если она там умрёт, я тоже жить не смогу. Мне и так хреново, и с каждым днём всё хреновее.

– Я понимаю. – Неожиданно мягко ответил Терновник.

«А Солнышку я даже заикнуться не посмею. – Подумал Гэбриэл. – Она от одного слова «Длинная» в осадок выпадает, а если я скажу, что собираюсь забрать её и сюда привезти… Подумать, и то страшно!».

Весь замок стоял на ушах: до торжества в честь возвращения Гэбриэла осталось меньше шести часов. И, как оно водится, всё было не готово, многое – на грани провала. Слуги и служанки носились, как сумасшедшие, дамы рыдали, ругались, стенали и срывались на служанках. Габи, которая по идее обязана была организовывать этот приём, как хозяйка дома, палец о палец не ударила, и всем занимались Глэдис, Тиберий, Альберт Ван Хармен и Бонифаций Гриб. Чтобы не тревожить его высочество, все они то и дело обращались к Гарету, который сам впервые занимался таким приёмом, и которого никто не учил этим вещам – этим традиционно занимались женщины. Салфетки, цветы, посуда, флаги, нагадившая на скатерти собака, – Гарет потихоньку свирепел и через раз поминал нехорошим словом кузину.

– Может, её заставить? – Удивился Гэбриэл.

– А толку? – Огрызнулся Гарет. – Она устроит истерику. Ты её не знаешь! Будут слёзы, сопли, угрозы немедленно уехать к маме, вы меня ненавидите, вы меня не понимаете, ла-ла-ла… Избалованная она у нас. Не понимаю, как тётя ухитрилась воспитать такое чудище?.. Уж у тёти Алисы подобные приёмы проходят безупречно! Чтобы она так оскандалилась?.. А что самое противное, Младший – если приём удастся, будут хвалить её!.. Ну, что ещё, Груздь?

– Меня зовут Гриб, милорд! – Обиделся маленький кастелян.

– Ага. – Фыркнул Гарет. – Я запомню. Так что там?..

Габи догадывалась, что должна заниматься делом, и что её наверняка упрекнут в том, что она никак не участвует в подготовке приёма. На этот случай у неё уже была отмазка: головная боль. Она так старательно изображала больную вот уже несколько дней подряд, что голова у неё разболелась в самом деле, и Габи с утра полулежала в кресле в своей приёмной, вынося мозг всем, кто попадал в поле её зрения. Верные фаворитки донесли ей, что его высочество подарил даме Манфред прекрасную эльфийскую шляпку, и Габи злилась на дядю: мог бы и ей что-нибудь подарить к приёму! Какая-то пигалица безродная будет щеголять в новой шляпке, а она, графиня, пойдёт в старье!

– Я никуда не пойду, у меня болит голова! – Огрызалась она на все вопросы своих дам, и те просто умирали от страха: ведь если не пойдёт Габи, не могут, по этикету, пойти и они!.. Это был первый подобный приём для большинства её придворных, ведь с начала болезни его высочества и до этого дня, почти три года, никаких праздников, никаких пиров и приёмов в Хефлинуэлле не было! Девушки с утра побывали в бане, отмывшись до скрипа кожи, сделали новые причёски, надели всё самое лучшее, чистое и модное, что могли… И ждали на грани истерики, как распорядится их судьбой их вздорная госпожа. Просить они боялись: Габи могла отреагировать на просьбу ещё хуже, чем на требование.

Желая поддержать Алису, её новые подруги помогли ей, чем могли: Мина одолжила ей жемчужную брошь, Аврора – изящный браслетик, Юна – отделанный жемчугом поясок на платье. А вот обуви на маленькую ножку Алисы ни у кого не нашлось, и она почти час заливалась слезами над своими поношенными туфельками и отказывалась наотрез идти на приём, пока подруги не убедили её, что на туфельки никто и не посмотрит, и их совершенно не видно будет под платьем. Да и вообще: все будут смотреть на её шляпку! Немного успокоившись, Алиса включилась в сборы наравне с другими, помогая, хлопоча, переживая и предвкушая.

Чем ближе к вечеру, тем сильнее был накал страстей, но наконец, стараниями Глэдис и остальных, всё было готово. Хефлинуэлл преобразился: На стенах и башнях снаружи вывесили разноцветные флаги и вымпелы, внутренний двор, при Глэдис и так чистый, вымели и даже вымыли, так же украсив флагами. В Рыцарском зале спустили с помощью лебёдки четыре огромные люстры: обручи со светильниками, которые почистили, заправили нефтью, которую в Нордланде называли «каменным маслом», – все до единого подожгли и подняли повыше, так, что зал был ярко освещён впервые за много лет. Всё золотое, бронзовое и серебряное начистили и отполировали, отполировали плиты пола, установили столы: отдельный стол на возвышении для его высочества и его семьи, два стола для самых знатных гостей, и столы, поставленные буквой «п», для гостей попроще. Все столы накрыли скатертями, тяжёлыми, из вытканной золотом парчи, поверх постелили скатерти поменьше, только на столешницу, из плотного белого льна – чтобы уберечь дорогую парчу от пролитых вин и подлив. Всё было украшено цветами и венками из пахучей зелени – для красоты и аромата, всё сверкало, блестело, радовало глаз. На хорах настраивали инструменты музыканты, дворецкий его высочества, Уильям Берстоу, давал последние наставления слугам. Волновались все: как-никак, первый приём после стольких лет! Люди так давно ждали, когда наконец оживёт Хефлинуэлл и вновь откроет для гостей свои двери, что сейчас торопились сюда, как на великий праздник, нарядные, оживлённые, предвкушая не только пир и танцы, но и знакомство с загадочным сыном-потеряшкой. В преддверии Рыцарского Зала люди собирались, здоровались, переговаривались. Все были уверены, что теперь всё изменится к лучшему. Кто-то говорил, что появится сам его высочество, которому намного лучше, и развеет все вздорные слухи о том, что его давно и в живых-то нет, а вместо него правят эльфы. Возможно даже, что его высочество вновь возобновит свои субботние обеды, на которые приглашались не за титул и богатство, а за знания, ум, умение красиво говорить и возможность показать себя: спеть, сыграть, рассказать собственные стихи, показать собственные произведения, представить его высочеству свои научные идеи и достижения. Гадали, будет ли фейерверк – кто-то ляпнул, что будет, и теперь все сгорали от нетерпения: эльфийских фейерверков здесь тоже не видели много лет. Практически все радовались за его высочество: его в самом деле очень любили.

Ожидание затягивалось. Габи не была бы собой, если бы не устроила очередной демарш. Пришлось Гарету идти в Девичью башню и даже рявкнуть на сестру:

– Быстро, дура, собралась и пошла! – Он был вне себя. Ему и так здорово потрепали нервы с этим приёмом, а тут ещё эта идиотка выделывается! Он так редко позволял себе подобное в отношении Габи, что она испугалась по-настоящему, притихла и кивнула, правда, взглядом, полным влаги, показывая ему, как он жесток и несправедлив. Но Гарет был слишком зол:

– Не пойдёшь сию минуту – за волосы поволоку, ясно?! Ты мне ещё объяснишь потом, почему ты палец о палец не ударила, пока мы готовились! Я что, бабские обязанности должен исполнять?! На хрена ты здесь вообще?! Не выводи меня, Габриэлла! Тебя и так здесь балуют и пылинки сдувают – хоть видимость-то создай, идиотка! Гости уже собрались – ты опозорить нас с отцом хочешь?!

– Мне нечего надеть… – Пискнула Габи, но в ответ услышала такое страшное:

– Быстро, ПОШЛА!!! – Что съёжилась и кивнула несколько раз.

Её дамы, одетые, нарядные, бледные от волнения, ждали в приёмной. Кто-то что-то подслушал, и по приёмной зашелестели изумлённо-злорадные шепотки, мгновенно стихнувшие, когда появился Гарет. Эльфийские глаза его ещё сверкали красным огнём, но улыбнулся он дамам ласково:

– Ваша госпожа уже готова и сейчас выйдет. Встретимся на пиру, красавицы мои! – Взгляд его скользнул по напрягшейся и чуть живой от волнения Мине, и ей досталась одобрительная полуулыбка, мимолётная – в следующий миг он уже смотрел на Алису. Та, в новой шляпке, бледная, но с румянцем на щеках, с огромными сияющими глазами, была так хороша, что он уже в который раз пожалел о том, что её любит его брат. Если бы не брат, Гарет сделал бы всё, чтобы завоевать сердце этой феечки. Не колеблясь, как и брат, отдал бы жизнь, только бы эти глаза посмотрели на него так, как смотрят на брата! Нет, он не влюблялся в неё – об этом Гарет запретил себе и думать, и суровой рукой вырывал из сердца все ростки восхищения и зависти… И всё же совсем не восхищаться и не завидовать не мог.

Что-то, видно, в его глазах промелькнуло помимо его воли, потому, что Мина испытала болезненный укол ревности и обиды. Но она и в самом деле была существом незлобивым и мягким – на Алису у неё и мысли обидеться не появилось. Гарет ушёл, и уже буквально через десять минут вышла Габи, бледная, дёрганая, всем своим видом обещая, что мало никому не покажется… Но воспитана она, тем не менее, была правильно: войдя в зал, она придала своему лицу правильное выражение и нацепила вполне очаровательную улыбку, приветствуя гостей. Элиотские кармелитки не зря ели свой хлеб: их воспитанница умела себя держать, если было надо.

Алиса, войдя со своими подругами, на миг замерла, прижав к груди кулачки с переплетёнными пальчиками: как это было красиво! Могла ли она, сирота, которой Драйвер уготовил роль одноразового инкубатора для своего наследника, мечтать о чём-то подобном, если бы судьба не подарила ей Гэбриэла?! Горячая волна восторга и благодарности затопила Алису, она с трудом удерживала слёзы. И даже не подозревала, какой прелестной кажется со стороны! Все её переживания насчёт туфелек, единственного приличного платья и чужого пояса, который ей не очень нравился, были напрасны – этого почти никто не видел.

Здесь столпилось столько народа, что Гэбриэлу показалось – сюда съехался весь город. Все были так красиво одеты! Всё было так торжественно! Он взглянул с галереи, не видный пока собравшимся, увидел Габи, Алису, и сердце его забилось сильнее. Возле Алисы стоял какой-то щёголь и что-то говорил ей с противной (на взгляд Гэбриэла) улыбочкой. Гэбриэл напрягся.

– Не волнуйся. – Положил ему руку на плечо Гарет. – Тут ничего страшного нет. Сейчас Тиберий напомнит всем, что у отца было два сына, близнецы, напомнит, что один из нас был потерян, расскажет, как отец тебя искал, и как ты нашёлся. Историю, надеюсь, официальную свою ты помнишь?

– Помню. Но, по-моему, она дурацкая.

– Вот и отлично. Все подозревают, что ты был бандитом на Севере, и после этого приёма только укрепятся в этих подозрениях, но меня, лично, это устраивает. Тебе говорить ничего не придётся. Мы с тобой выйдем, поприветствуем всех, я поулыбаюсь за нас двоих, примем поздравления и подарки.

– А подарки на хрена?

– Все они чего-нибудь от нас хотят. – Хмыкнул Гарет. – Подарок – способ напомнить о себе, обратить на себя внимание. Твоё теперь – в том числе. Пошли, младший. Началось.

Алиса волновалась даже сильнее, чем волновалась за себя. Всё менялось так стремительно! Тот Гэбриэл, которого она полюбила, отходил всё дальше, их наивная мечта о жизни в лесу, о маленьком счастье, тоже растаяла. Впереди было что-то неведомое, новое, даже немножко страшное. Глядя на людей, которые собрались приветствовать её Гэбриэла, она понимала, что они такие важные, такие богатые, с такими важными и спесивыми лицами, но всё таки ниже, чем он… И ей так странно было знать это! Но самая большая странность была всё-таки в том, что она, Алиса, вообще никто по сравнению с теми, кто собрался в главной зале Хефлинуэлла, но что-то значит для Гэбриэла! Неужели это правда?!

– Дама Алиса. – Ей поклонился уже знакомый мужчина, из тех, кто встретил её и Нэша во дворе в самый первый день. – Как приятно вас видеть. Вы меня не помните?.. Я сэр Юджин Моор, из личной охраны его высочества.

– Я вас помню. – Ответила Алиса, опуская глаза.

– Только умоляю вас, не прячьте свои прекрасные глазки! – немного развязно воскликнул сэр Юджин, завладевая её рукой. Алиса попыталась отнять руку, но он сжал её сильнее:

– Что вы, дама Алиса! Можно звать вас просто Алиса? Вы такая миленькая!

– Пустите меня. – Сказала, замерев, Алиса.

– Я так… что?

– Пустите меня. – Повторила Алиса, чуть дрожа. Дёрнула руку. – Если вы не перестанете вести себя так со мной, я пожалуюсь на вас его высочеству.

– Вот как мы заговорили? – Сэр Юджин, тем не менее, руку её отпустил. – Зря вы так. Я ведь ничего плохого не имел в виду.

– Просто мне неприятно, когда со мной так ведут себя. – Алиса вздёрнула подбородок, хоть внутри неё всё дрожало. – Проявляйте больше уважения, сэр.

Сэр Юджин чуть нахмурился, глядя на неё с непритворным удивлением. Он, подобно большинству придворных, подумал, что Алиса – просто маленькая дурочка, хорошенькая, но беззащитная. Бесприданница, так себе одетая, скромненькая… Но такая хорошенькая! Лакомый кусочек для первого, кто урвёт. А она, ты посмотри-ка, как умеет отпор дать! Или ей головёнку вскружило, что её принц обласкал? Но, так или иначе, а подход следовало менять, чтобы кто-нибудь его не опередил. Обидно будет, если этот сочный лакомый кусочек достанется кому-то другому! А желающих уже было предостаточно, и Юджин отлично это знал. Поэтому остался рядом с Алисой, попросив прощения, изобразив раскаяние и предложив ей рассказать о гостях. Он был остроумным, хоть и злым, и Алисе против воли стало интересно с ним. Он так расписывал ей горожан, что она даже не удержалась и несколько раз прыснула, опуская голову, чтобы скрыть улыбку озорного ангела, которая так красила её. Юджин был очарован. Девочка оказалась с характером, но это было даже лучше – интереснее. Теперь главное, как он думал, было – оградить её от остальных охотников. И он не отходил от неё, включив обаяние и остроумие на полную катушку. Естественно, такое внимание одного из самых популярных кавалеров двора другим дамам очень не понравилось.

Его высочество встретили шумно и так восторженно, что какое-то время решительно невозможно было ни говорить, ни даже кричать: люди хлопали, выкрикивали приветствия и поздравления, большинство – искренне счастливые от того, что видят его, что он прекрасно выглядит и совсем не кажется больным. Принц Гарольд Элодисский улыбался им, подняв руку, и пытался как-то утихомирить своих подданных, но это было не просто и произошло далеко не сразу. После того, как наступила относительная тишина, вперёд выступил Тиберий и, как и говорил Гарет, напомнил собравшимся грустную историю герцогини Лары и её младшего сына, Гэбриэла Персиваля. Теперь, сообщил он, наконец-то стали известны подробности этой грустной истории. На леди Лару и её свиту напали разбойники, соблазнившись богатством кортежа. Все были убиты, кроме ребёнка. Когда разбойники поняли, на кого напали, они страшно испугались и уничтожили все следы преступления, но ребёнок оказался жив, и они пожалели его. Мальчика увезли на север, и отдали в дальний монастырь, сказав, что это подкидыш, полукровка без рода и племени. Мальчик вырос, не помня о своём высоком происхождении, ничего не зная о том, что у него есть семья. Рос он на ферме, занимался лошадьми, и вот совершенно случайно попал в Гранствилл, где его сразу же признали из-за его сходства с братом.

– Сходство таково, – продолжил Тиберий торжественно, – что не может быть никаких сомнений в их родстве. И сейчас вы, господа, сами убедитесь в этом! Его светлость, герцог Элодисский, граф Гранствиллский и Сандвикенский, граф Ашфилда, старший сын его высочества, принца Элодисского, Гарет Агловаль Хлоринг, и его младший брат, граф Валенский, Гармбургский, Лионесский и Хорсвиллский, эрл Ейсбурга и Омбурга, Гэбриэл Персиваль Хлоринг!

Братья вышли под нестройный гул голосов, который почти мгновенно стих. Они действительно были похожи, так сильно, что разные причёска и одежда только подчеркнули их схожесть. Алиса не могла не гордиться своим Гэбриэлом, который в этот миг не уступал брату ни осанкой, ни значительностью. Простая одежда необычайно ему шла, он выглядел очень стройным, очень красивым, очень… гордым. Она вдруг подумала, что он всегда был таким. Даже в Садах Мечты, среди грязи и постоянного унижения, он ухитрялся не терять этого достоинства. Алиса понимала, как никто, что сейчас он смущён, многого в себе стесняется, что эта церемония ему в тягость… Но ни одна его черта не выдавала этого смятения! Он держался безупречно. Гарет отвечал на поздравления за себя и за брата, благодарил за подарки: гильдии ювелиров, меховщиков, банкиры, представители городской ратуши во главе с фохтом, окрестные дворяне, хозяева маленьких замков, – все торопились выразить своё восхищение и дарили подарки. Гэбриэл получил от ювелиров рыцарскую цепь из золота, эмали и гранатов, с его собственным гербом: орлом и мечом; меховщики подарили роскошную мантию, кузнецы преподнесли доспехи, фохт – серебряный кубок с гербами, украшенный алмазами и аметистами, кто-то ещё преподнёс кинжал такой великолепной работы, что Гэбриэл потом просто из рук его выпускать не хотел… За приёмом последовал ужин, торжественный, богатый, с музыкой, огромным количеством блюд и вин, с танцами и играми. Гэбриэл заметил, что тот же кавалер постоянно ошивается возле Алисы, и сказал об этом брату. Тот кивнул:

– А ты как хотел? Она прелестна. Я предупреждал тебя, что желающих завладеть её вниманием будет хоть отбавляй.

– Кто это?

– Юджин Моор. Записной волокита, тот ещё ходок… Обожает бесприданниц и сирот.

– Почему?

– За них вступиться некому. Была пара гнусных историй, после которых девушкам пришлось уходить в монастырь.

– А ты почему ничего не сделал?

– Потому, младший, что эти дурочки так на него запали, что не захотели жаловаться на него. Не виноват он, и точка. Не он это пузо им приделал, и всё.

– Пузо при… А! – Гэбриэл сообразил сам. – И что теперь с ними?

– А что? Живут в монастыре. Детишек определили в приют.

– И он нацелился на мою Алису?!

– Боюсь, что да. – Вздохнул Гарет. – Но ты не волнуйся. – Он встал, допил вино. – Я пойду, приглашу её на танец. Заодно выясню, что он ей наплёл, и как она сама к этому относится.

– Почему я не могу пойти?

– Потому, что танцуешь ты, как цапля. – Гарет засмеялся. – Я что-нибудь придумаю, младший. Не переживай!

– И тогда я опрокинул его в грязь. – Закончил сэр Юджин очередной рассказ о своих победах. – Его конь оказался так себе клячей, я продал его… Знаете, этот слюнтяй умолял меня подождать, пока он не соберёт денег и не выкупит свою конягу, дескать, это его друг! Конечно же, я ждать не стал. Было забавно слушать, как он сначала умоляет, а потом проклинает меня!

– А мне кажется, что это отвратительно. – Решительно произнесла Алиса. – Вы могли бы проявить сочувствие и позволить ему выкупить своего коня.

– Вы такая смелая маленькая леди! – Изобразил восхищение сэр Юджин. – И добрая. Мне, может быть, в самом деле не хватает доброты… Но это от того, что я никогда не ощущал на себе благотворного влияния какого-нибудь ангела… вроде вас. Вы позволите в следующий раз обратиться к вам за советом? Клянусь, что непременно последую ему!

– Я… – Алиса запнулась, встала и поклонилась: к ним подошёл Гарет.

– Дама Алиса. – Он тоже поклонился ей. – Позвольте вашу руку. Сейчас будет танец, я буду счастлив, если вы составите мне пару в нём.

– Это честь для меня, милорд. – Алиса подала ему свою руку, такую маленькую в его ладони! Сэру Юджину осталось только поклониться: такой соперник был ему не по зубам. Он остался стоять и смотреть, как танцуют Гарет и Алиса.

А посмотреть было, на что! Он был такой высокий, мужественный, сильный, она – такая маленькая, хрупкая, женственная. Но двигались они удивительно гармонично, словно одно целое, две части одной сущности. Алиса порхала вокруг своего высокого партнёра, словно фея, невесомая и изящная, с такой грацией, что ею залюбовались все. Гарет, чья эльфийская кровь особенно видна была именно в движении, не уступал ей в ловкости и грации, и танец их был по-настоящему, завораживающе красив. Даже Гэбриэл, не сводящий с них глаз, не ревновал и не злился, понимая, что злиться тут не на что.

– Это было истинное удовольствие! – Признался Гарет, когда музыка стихла. – Рыжик, ты чудо.

– Вы тоже! – Смутилась Алиса. – Знаете, я танцевала только с Мадмуазель, и даже не подозревала, что танцевать с партнёром – мужчиной так приятно!

– Этот хлыщ, Моор, тебе не надоел?

– Надоел. – Призналась Алиса. – Он сначала был такой неприятный, но когда я попросила не приставать ко мне, он сделался почти милым, и теперь я не знаю, как избавиться от него, чтобы не нагрубить.

– Ты заставила Моора стать милым?! – Изумился Гарет. – Рыжик, ты ещё большее чудо, чем я думал! Ты храбрая маленькая фея, и я восхищаюсь тобой. Храбрость и гордость в таком хрупком существе заслуживают уважения большего, чем в самом сильном воине. Я понимаю, почему Младший так любит тебя. А от Моора я тебя спасу, это не сложно. Пойдём, я усажу тебя рядом с отцом.

– Но там место не для такой, как я! – Испугалась Алиса. – Там госпожа графиня…

– И ты. Официальная часть кончилась, Габи танцует, и отец будет счастлив твоему присутствию. Я уже не говорю про Младшего – он уже готов огнём дышать, глядя на Моора. – Гарет подвёл Алису к столу принца, и тот радушно приветствовал Алису, усадив её рядом с собой.

– Гэбриэл, – обратился к нему, – садись рядом. Угости Алису виноградом, вот этим, чёрным. Вы великолепно танцевали, я такое получил удовольствие!

– Удивительный был контраст, – согласилась, впрочем, довольно холодно, Габи, которая как раз вернулась к столу. – Но танцуете вы прекрасно, должна признать. Гарет вообще талантливый, у него всё хорошо получается, а с таким партнёром любая дама будет чувствовать себя принцессой.

– Такой красавице, как Алиса, – возразил принц Элодисский, – не трудно почувствовать себя принцессой даже и без Гарета. Правда, Алиса?

– Что вы. – Алиса чуть покраснела. – Я ужасно стесняюсь.

– И правильно. – Строго произнесла графиня. – Скромность – лучшее украшение простой девушки!

– Алиса не заслуживает ни малейшего порицания, она прекрасно воспитана, умна, тактична и скромна. Представь себе, девочка читала Овидия! И не только читала, но и составила собственное, и очень оригинальное, мнение о нём.

– Простите, – чуть покраснела Алиса, – но могу я вас попросить…

– Да? – Повернулся к ней принц.