Артефакт. Ритуал на крови

Мысль додумать я не успел – уснул, а когда проснулся, солнце уже вовсю светило в открытое нараспашку окно, а на табурете у койки стоял кувшин с водой и лежал кусок горячего хлеба. И в комнате я был один.

Быстро приведя себя в порядок, я прошёл на кухню, где ждал завтрак. Или обед? Тот же хлеб, что лежал сейчас у меня в кармане, творог в глубокой чашке, обильно политый чем-то сладким, вкус чего я не распознал, нарезанное большими ломтями вяленое мясо и кувшин с молоком.

– А есть горячая вода? – спросил я, выглянув в зал.

– Умыться?

– Хотел чаю налить.

– Чаю?

Холли прекратила натирать стойку и удивлённо посмотрела на меня.

– Извини, до вас же его ещё не довезли.

– Что это?

– Это заваренные на кипятке травы.

– А, – потянула она, – шалфейная настойка. Подожди.

Я вернулся за стол, и через пару минут Холли поставила передо мной большую кружку с жидкостью, очень сильно пахнущей мёдом и… шалфеем. А о чём я подумал, когда услышал название? Вот только она тоже была прохладной, а хотелось чего-то горячего. Но, похоже, придётся перетерпеть.

– Тебе нужна помощь? – спросил я у Холли, которая теперь стояла рядом со мной и смотрела, как я жую мясо, запивая его настойкой.

– Нет, мне Фиби поможет.

– Тогда я пройдусь. Хочу посмотреть на ваш город. Ты не против? —показал я ей на вчерашний жилет, который одел и сегодня.

– Нет. Тебе не сто?ит ходить в балахоне.

Балахон! Точно! А я вспоминал, как эта накидка-мантия называется.

– Подскажи ещё, как дойти до церкви?

– К отцу Калебу? Выйдешь, поверни направо. Там до площади, и увидишь.

– Спасибо!

Встав, я, не осознавая, что делаю, наклонился и поцеловал Холли в щёку. Она почти не отреагировала, только пожала плечами, а после отвернулась, подошла к печи и начала что-то в ней ковырять большой кочергой. Что ж, видимо, ночью всё-таки ничего не произошло. Или произошло, но я не понимаю, что и как на это реагировать. В любом случае пиво у неё очень уж крепкое, и пить его я больше не буду – память мне нужна.

Я бывал в старой Европе, а ещё изучал историю и поэтому представлял, как должен выглядеть этот городок, но всё равно то, что видел, было неожиданно и неприятно. Нет, в моём веке по всему миру тоже хватает грязных улиц, заваленных мусором и нечистотами, но они всё это, как правило, ожидаемо, с учётом уровня развития государства и народа. Здесь же… Мне приходилось идти, не разглядывая здания и людей, а смотря под ноги, чтобы не наступить на что-то, что потом будет невозможно отмыть, и придётся либо вонять вместе с сапогами, либо выбрасывать их и тратить деньги на новые.

Кстати о них. Что там, в горном Китае, что сейчас, как я предполагаю, в западной Англии, их у меня не было. И если в лесу платить ни за что не требовалось, то в городе почти всегда есть необходимость в приобретении каких-то вещей. Или информации. Первые вполне можно получить в порядке обмена, а вот со второй такое обычно не проходит. И как быть?

А информация мне сейчас была ох как нужна. Если я правильно понял, Ху меня сюда отправил, чтобы я решил проблему с той кликой, которая поселилась в аббатстве. И в первую очередь – с Этельвердом. Справедливый, так он себя называет. Вроде как, только он честно и без каких-либо грешных мыслей чинит суд над людьми божьими в этом месте. Послушал я вчера отца Калеба и других, кто сидел с нами за одним столом.

Справедливый! Повесил местного коневода только за то, что лошадь, которую он несколько лет назад продал, родила мёртвого жеребёнка. А жеребёнка этого нынешний хозяин лошади продал ещё в утробе и денег несостоявшемуся владельцу возвращать не собирался, обвинив во всём коневода. Он, мол, с ведьмой связался и специально так сделал, чтобы пришлось новую кобылу у него покупать. А ведьмой назвал сестру коневода, которая вдовая жила в деревушке неподалёку и помогала людям в хвори целебными сборами да заговорами. Сестру ту, кстати, утопили. Публично. И это была не единственная история.

Сколько смертей на руках этого аббата, я даже считать не стал, не моё дело рядить, сам не святой. Но я всегда прежде разбирался, что принесёт моя работа, и отказывался, когда видел, что ничего хорошего. Этот же… С другой стороны, если я правильно понял, сейчас как раз начинается то самое время, которое у нас называют охотой на ведьм, и мораль тут совсем не та, что у нас. Мир не тот.

– Алекс!

Я поднял взгляд от земли и увидел отца Калеба. Он помахал мне рукой, приглашая войти в церковь – старую, из серого камня, почти до половины высоты здания, покрытого мхом. На островерхом коньке был закреплён чуть наклонившийся вбок деревянный крест, потемневший от влаги и времени. Окон с этой стороны я не увидел.

– Добрый день, отец Калеб!

Я наклонил голову, отдавая дань уважения этому человеку, и прошёл мимо него в притвор.

– Хорошо чувствуете себя? – спросил он, обходя меня и идя дальше.

– Да, – соврал я.

Голова всё ещё гудела, а половину из того, что отец Калеб рассказал вчера, я и не помнил.

– Присядем, —указал он на одну из скамей, рядами стоя?щих в нефе.

Я сел, чуть поёжившись. Здесь было пусто и гулко, так, что казалось, даже дыхание отдаётся в стены, заставляя воздух гудеть. И только колонны по периметру создавали завершённость этому месту.

– Говори.

– О чём?

– Ну, ты же не просто так пришёл сюда.

Я задумался. Действительно – зачем? Чтобы разобраться с аббатом, причём сделать это без осечек, нужно составить план, а для него требуется информация. Та самая, о которой думал, когда размышлял об отсутствии у меня денег. Та самая, которую бесплатно могут дать лишь те, кто тоже заинтересован в освобождении аббатства от Этельверда. Но это освобождение… оно предполагает смерть, в ином случае, скорее всего, станет лишь вре?менным, а значит – убийство, которое грех. Смертный грех. И могу ли я об этом сказать священнику?

– Отец Калеб, – я внимательно посмотрел в его глаза, и он не отвёл взгляд, показывая, что готов слушать, – я убийца.

На это моё заявление отец Калеб лишь удивлённо приподнял бровь, и я продолжил:

– Я сейчас вам расскажу историю, и, возможно, вы сочтёте меня сумасшедшим, но просто поверьте – это правда. Расскажу, а после попрошу о помощи. Это будет ваше решение, и если вы откажетесь, я буду искать её в другом месте и больше об этом с вами не заговорю.

– Рассказывай, – кивнул он. – А я сам решу.

– Я родился восемнадцатого декабря одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года в городе Нежнине, являющемся областным центром в Российской Федерации. РФ, если коротко. Вырос в полной семье, у меня есть сестра и два племянника. Я окончил школу – это место, которое у нас обязательно посещают все дети с шести до восемнадцати лет. Изучают там грамоту, математику, историю и другие науки. Потом служил в армии. Сначала это была обязательная служба, а затем я заключил контракт. Договор, – поправился я, не зная, поймёт ли это слово отец Калеб, – и служил своему государству. Потом договор закончился, и я начал решать проблемы людей. В том числе убивать. За деньги. Это и у нас считается грехом, – тут же сообщил я, – но когда ты ничего другого не умеешь…

Я замолчал вспоминая. Отец Калеб тоже молчал. Я предполагал, что, услышав дату моего рождения, название страны, он начнёт смеяться и точно решит, что его собеседник – умалишённый, но никакой реакции на это не последовало. Он просто слушал.

– Пять месяцев назад я получил новый заказ. Не на убийство, нет, мне нужно было найти артефакт, который исполняет желания. Да, я знаю, точнее, знал в тот момент, что это всё полная чушь, и таких просто не существует. Тогда же я познакомился с девушкой, которая, я очень на это надеюсь, когда-нибудь согласится стать моей женой. – На этом месте отец Калеб улыбнулся и чуть заметно кивнул. – Она тоже искала артефакт. Её родители погибли за полгода до нашего знакомства, и она очень хотела их вернуть. И мы его нашли. Нам помог один китаец. Я не знаю, знакомы ли вы с этим народом, они живут очень далеко от вас. Очень.

Я покачал головой, думая, как объяснить расстояние, и отец Калеб положил руку на мою, лежащую сейчас на колене.

– Я знаю о людях с востока.

– Ну вот, – облегчённо выдохнул я, – и родители Марты вернулись. Они живы. А я – тут. Не понимаю, для чего, но тот же китаец отправил меня сюда. И из всего, что узнал за вчерашний день, я могу предположить только одно: надо решить вопрос с вашим аббатом. – В ответ на непонимающий взгляд отца Калеба, я зачастил: – Единственное, что у вас здесь не так, не считая мелочей, которые не связаны только с этим местом и существуют почти везде, это то, что делает Этельверд и его люди. Он же, по вашим же словам, заменил всех послушников, проводит закрытые мессы, не пуская на них никого, кроме тех, кто ему прислуживает. И ещё эти пропажи людей и убийства, которые начались с его назначением. Я просто не представляю, для чего ещё меня могли отправить сюда.

Он молчал, и я встал, не в силах больше сидеть – нужно было шевелиться, что-то делать, а не ждать, пока мне вынесут приговор. Я пошёл вдоль прохода между скамьями к распятию. Простому, довольно грубо исполненному, но мне показалось, что именно это придало ему настоящей силы, заставившей встать перед ним на колени. Я не крестился, не бухался лбом в пол, не целовал крест. Я просто смотрел на него, почти не моргая, пока мне на плечо не легла горячая ладонь.