Лишена родительских прав?
За что?
Суды при разводе у нас всегда благоволят матерям…
Понятней от этого не стало от слова совсем.
Какого хрена происходит в ее жизни?
Все объяснить без сухих фактов может только Яна.
Но не объяснит же!
Она в глаза мне боится посмотреть!
Сюда устроилась без документов, под чужой фамилией…
Тарас – это у нас, значит, муж…
Ты его боишься, что ли?
Снова вынимаю телефон, набираю своего человека.
– Данные мне скинь на Ларина Тараса Владимировича.
Глава 7
Яна
Эсма вернулась с больничного, и мне дали пару выходных. Идти некуда. Дома своего нет. Я собираюсь увидеться с дочерью. Нет, Тарас не позволит. Но я знаю расписание Машеньки. Я сама ее записывала на танцы. Она очень любит танцевать. И я молюсь всем святым, чтобы ее расписание не поменяли. Мне нужно увидеть дочь. Я сдыхаю от тоски. Каждый день хочется в петлю, держит только дочь. Мне нужно обнять ее, прижать к себе, вдохнуть ее запах, расцеловать, и самое главное – сказать, что я рядом, что я не бросила, люблю ее и скоро заберу. Чего бы мне этого ни стоило.
Я заберу дочь!
Настроение с утра паршивое. Впрочем, как и каждое утро до этого дня. Открываю глаза, и хочется выть от тоски и безысходности. Мне ничего в этой жизни не нужно: ни богатства, ни карьеры, не любви и женского счастья. Мне нужна только дочь, ради которой стоит жить.
Собираю себя, уговаривая подняться с кровати, и иду в душ. Быстро моюсь, сушу волосы феном. Я давно не наношу макияж и не пользуюсь никакой косметикой, только крем на лицо и руки, и то для того, чтобы не сушило кожу. Не хочу быть красивой, мне все равно, как я выгляжу. Это все не имеет значения. Заворачиваюсь в полотенце, выхожу из ванной.
– Ой! – вздрагиваю от неожиданности, стягивая полотенце на груди.
В моей комнате стоит Эсма. Странная, страшная женщина. Коренастая, с черными глазами и заострёнными чертами лица. Алина за глаза называет ее ведьмой, на полном серьёзе. Никогда не верила в эту мистику, но здесь трудно поспорить. От этой женщины действительно исходит аура холода, мрака и чего-то темного. Я до конца не понимаю, кто она в этом доме. Домоправительница. Всей прислугой занимается она. Как только женщина вернулась с больничного, сразу отлучила меня от кухни, она очень ревностно относится к еде и всему, что с ней связано.
– Что вы здесь делаете? – возмущаюсь я.
– Ты плохо почистила ковер в гостиной. Переделай! – распоряжается она. Да господи ты боже мой! Там стерильный ковер. Невозможно плохо его почистить супермощным современным моющим пылесосом.
– У меня выходной, – стараюсь говорить спокойно, но выстраиваю границы.
– Выходной у тебя начнётся, как только ты доделаешь дела. Почисть ковер еще раз прямо сейчас! – настаивает она.
Сжимаю губы, чтобы не послать ее матом. Не могу я прямо сейчас. Танцы у дочери заканчиваются через час, мне нужно успеть купить ей подарок. Нет, моя дочь ни в чем не нуждается. Тараса нельзя обвинить в скупости. Но мне хочется, чтобы у Маши что-то было от меня, что каждый день будет напоминать ей, что я не забыла, не бросила и очень ее люблю.
– У меня важная встреча, я могу опоздать. Я почищу ковёр еще раз вечером.
– Ну если встреча дороже, чем работа, – взмахивает рукой и покидает мою комнату.
Женщина, которая получает власть в какой-то сфере, беспощадна. Я не знаю за что, но Эсма невзлюбила меня с первого взгляда. Я все делаю не так и переделываю по несколько раз. Вчера я стирала белье три раза. Потому что ей оно показалось недостаточно чистым. И невозможно объяснить, что стираю не я, а машинка и средства, которые мне предоставили. И уволиться тоже не могу. Мне пока некуда идти.
Быстро одеваюсь, натягивая черные брюки, персиковую блузку, наспех собираю волосы вверх, закидываю в сумку телефон, кошелек, накидываю пальто и выбегаю из комнаты. Бегу назад в хозяйский корпус, по дороге вызывая такси.
Нахожу Эсму с пылесосом в гостиной. Оцениваю загрязнённость ковра и ничего не нахожу. Он как новый.
– Пожалуйста, дайте мне шанс переделать все через пару часов. Мне с дочерью нужно встретиться, – по-человечески прошу ее я. Женщина сжимает губы, задумываясь.
– Привет, – к нам выходит Алина, супруга хозяина. – Что происходит? – прищуривается, посматривая на Эсму.
– Ничего, – тушуюсь. Я не привыкла жаловаться. Мне не нужна ничья жалость.
– Иди, – разрешает мне Эсма, кивая. Выдыхаю.
– Спасибо, хорошего дня, – киваю Алине и убегаю.
– Яна, стой! – идет за мной Алина. Оборачиваюсь.
– Достает тебя ведьма? – шепотом спрашивает она.
– Ну… Мне кажется, она мной недовольна, – пожимаю плечами.
– Не обращай внимания. Если что, говори мне. Она не имеет права тебя уволить, – хитро улыбается Алина. – Ты мне нравишься и единственный человек в этом доме, который мне по душе.
– Спасибо, – киваю. – Я очень тороплюсь. Такси приехало, – мне неловко, но время идет.
– Да, конечно, беги, – улыбается Алина. Мы хорошо общаемся. Супруга хозяина милая, добрая девочка, немного наивная, но в этом возрасте ей положено быть такой.
Убегаю. Сажусь в такси, пытаясь выдохнуть.
Выхожу возле студии танцев, посматриваю на часы, у меня есть еще двадцать минут. Забегаю в ближайший детский магазин, рассматриваю игрушки. Машка любит мягкие, она спит с ними, обнимая, укрывая одеялом. Покупаю забавного длинного, как сосиска, кота, со специальным наполнителем, с которым удобно спать, обнимая, закидывая ноги. Ей понравится. Запаковываю его в подарочный пакет, выхожу. Дышу. Волнуюсь. Сердце колотится в панике. Дочь для меня – все, но неизвестно, что ей наговорил про меня Тарас.
Я бы хотела посмотреть, как танцует моя дочь, но в студию меня не пустят. Строгий пропускной контроль из списка, которого меня исключили. Прохожу в здание, присаживаясь в холле. Жду. Еще пять минут, и я увижу Машу. Самое страшное – не встреча с дочерью, а отпустить ее после.
Глотаю воздух, как загнанная собака, не в силах справиться с волнением.
Из залов начинают выбегать детки с мамами или нянями. Я всех их знаю, я часто приводила сюда дочь сама. Все таращатся на меня с удивлением, кто-то сочувственно кивает, кто-то цокает с пренебрежением. Это все последствия развода. Меня вычеркнули из этого общества. Тарас постарался очернить меня как можно публичнее. Но мне все равно на их косые взгляды, глубоко плевать, кто я в их глазах и во что они верят, главное, чтобы мне поверила дочь. Ищу глазами Машу. Она копуша, долго собирается, поэтому выходит самая последняя. Рядом с ней женщина. Не знаю такую. У нас была другая няня, которую нанимала я. Эта же намного старше. На вид строгая, чопорная.
– Машенька! – поднимаюсь с места, бегу к дочери.
– Мама! – дочь сначала тормозит в растерянности, а потом кидается в мои объятья. Хватаю ее, поднимаю на руки, прижимая к себе, целую в волосы, висок, щеки, носик.
– Машенька, маленькая моя! Девочка моя! – стараюсь не плакать, не пугать ребенка, но губы дрожат.