Моё сводное наваждение

Глава 8

Любовь

Какая же я глупая…

Мирон взял меня с собой, чтобы лишний раз поиздеваться. Не иначе. И друзей подговорил. А как еще объяснить их неожиданное навязчивое внимание? Марина явно не из тех, кто захочет дружить с такой, как я. Она раскрепощенная, уверенная в себе, красивая. Какое ей дело может быть до меня, если это не подстава? Филипп и Арсений уж слишком выпячивают свой интерес. Разве могу я им всерьез нравиться, когда их другу не нравлюсь совсем?

– Мирону повезло с сестренкой, – обняв меня за плечи, шепчет Арсений, и я по инерции смотрю в сторону сводного брата. Мы встречаемся глазами, и он тут же переключает внимание на блондинку рядом с ним. Наверное, между ними что-то есть. Он ей так улыбается… Как никогда не будет улыбаться мне. А Арсений тем временем продолжает: – Такой сладкий персик.

Мне вмиг становится нестерпимо неуютно, и я решаю, что вежливости на сегодня достаточно. Скидываю руку Арсения и быстро иду куда глаза глядят. Найду укромное местечко и посижу там. Подальше от всех этих притворщиков. Подальше от Мирона, которому плевать на мои чувства. На меня саму.

Какая же я глупая…

Почему мне так важно ему нравиться? Он же не сделал мне ничего хорошего! Ни разу не проявил ко мне доброту! Даже забирая меня с урока балета, вел себя отвратительно. Хватит! Не хочет со мной общаться, и не надо!

Я открываю дверь в оранжерею и оборачиваюсь, убеждаясь, что меня никто не видит. И тут же врезаюсь в кого-то. Сильные руки подхватывают меня за талию, не позволяя упасть, а над головой звучит веселый голос:

– Прости, не заметил тебя. Тебе говорили, что ты невероятно маленькая?

– Я и сама это знаю, – бурчу я на волне своего плохого настроения и распрямляюсь, высвобождаясь из чужих рук. – Наверное, поэтому мама настояла на том, чтобы я занималась балетом. Видимо, думала, что это поможет мне вытянуться.

Я говорю сама с собой, отдаляясь от места столкновения, даже толком не взглянув на парня. И совсем не ожидаю, что он меня услышит и тем более рассмеется.

– Стой. Как тебя зовут, огонек?

Я замираю на месте и разворачиваюсь к шагающему ко мне парню. Он улыбается. И выглядит гораздо старше собравшихся здесь ребят. Такой же самоуверенный, как Мирон, но не настолько красивый, как мой сводный брат.

– Люба, – смущаюсь я под его пристальным взглядом.

– А я Виталий, старший брат Марины. Откуда знаешь мою сестру?

– Эм… Мы с ней познакомились только что. Я пришла сюда со своим сводным братом. Мирон. Его ты наверняка знаешь.

– Знаю. Не повезло тебе с братцем, – вновь смеется Виталий.

– Почему?

– Он всегда такой подозрительный, отталкивающий. Одним словом, неприятный человек. Присядем? – указывает он скамью рядом со мной. – Значит, занимаешься балетом по принуждению? А чем бы хотела заняться вместо него?

Я несколько секунд в замешательстве смотрю на усевшегося на скамью парня. Ему правда интересно? Никого и никогда это не интересовало.

– Смелей, огонек, – хлопает он ладонью рядом с собой. – Я не кусаюсь, и мы просто поболтаем. Я еще ни разу не встречал на вечеринках Маринки того, кого интересно было бы послушать.

Ситуация необычная. Да, Виталий брат Марины, но он старше и вряд ли крепко дружит с ее друзьями, учитывая то, как отозвался об одном из них, Мироне. И я впервые разговариваю с парнем, который если и слышал обо мне, то не знает близко, однако, кажется, хочет это исправить. Насколько искренен его интерес? Впрочем, разве важно это сейчас, когда я хочу отвлечься от преследующих меня волнений и расстройств? Совершенно нет.

– Я обожаю петь, – решаюсь сказать я, присаживаясь рядом с Виталием.

– И как? Получается?

Даже очень. В специальном караоке-приложении я, можно сказать, популярна. Подписчикам нравится мой голос. А мне это приятно. Никто из них не знает, кто я такая, как выгляжу и чем живу, они просто любят слушать, как я пою.

– Немного, – улыбаюсь я. – Одно время я ходила на занятия по вокалу, но мама решила, что это пустая трата времени, и перевела меня на уроки по фортепиано. Я бы, конечно, предпочла и дальше ходить на вокал.

– Но твоей маме лучше знать, что тебе нужно, да?

– Да…

– Вот бы и Маринке такую мать. А то наша позволяет ей все, что та хочет. И что путного из нее вырастет? Ее же ничего не интересует, кроме собственной внешности, мальчиков и популярности. И взять тебя: скромная, приличная девочка. Сколько тебе лет, кстати?

– Совсем скоро исполнится восемнадцать.

– Ого! Думал, тебе не больше шестнадцати.

Я неловко улыбаюсь, а затем мы оба смотрим в сторону открывшейся двери. На ее пороге стоит Мирон. Сначала он смотрит на меня, и на его лице словно проступает облегчение, а затем он видит Виталия, вот тогда черты его лица совершенно точно каменеют.

– Иди сюда, фенек, – почти рычит он.

Сначала я пугаюсь и уже хочу встать, но на мое колено ложится теплая ладонь Виталия, удерживая на месте. Я немного теряюсь от этого жеста и слышу, как парень отвечает Мирону:

– Я только-только познакомился с твоей сестрой. Не мешай нам общаться, я же не мешаю тебе общаться с моей.

О-о, судя по интонации Виталия, у Мирона и с Мариной что-то есть? Наверное, не зря она так сладко о нем отзывалась. Возможно, он неравнодушен ко всем девушкам здесь. Исключая меня.

– Фенек, – зло усмехается Мирон. – Ты зря решила, что я буду искать тебя по всем углам, когда соберусь домой. Так что в твоих же интересах не отходить далеко от меня.

– Я ее провожу, если понадобится, – хмыкает Виталий, раскидывая обе руки по спинке скамьи.

Мне не нравится, как темнеет взгляд Мирона. Как сжимаются его челюсти. И то, как ведет себя Виталий, мне тоже не нравится. Словно я из девушки, которую хотелось узнать получше, превратилась в повод позлить Мирона. Так не пойдет. Я не собираюсь быть ни девочкой, над которой смеются друзья Мирона, ни причиной для драки с ним же.

– Я запомнила дорогу, Мирон, – поднимаюсь я и шагаю в сторону выхода. Жаль, что и он там стоит. – Прямо сейчас и отправлюсь домой, чтобы тебе не приходилось искать меня по углам.

Сейчас мой рост играет мне на руку, и потому я быстро проскакиваю мимо сводного брата, намереваясь поскорее добраться до главных ворот. Но далеко уйти я не успеваю. Буквально через минуту Мирон обхватывает своими горячими пальцами мое запястье и дергает меня к себе, в следующий миг вынуждая прислониться спиной к стеклянной стене оранжереи. Руку мою он не выпускает, а свою свободную упирает ладонью в стекло у моей головы. Склоняется близко к моему лицу и шипит:

– Что, я нарушил ход твоей игры?

Сердце барабанит так громко, что я едва слышу его слова. Его невероятные глаза, которые сейчас горят пламенем, слишком близко. Я чувствую на коже его теплое дыхание. Соображать становится очень сложно. И я зря опускаю взгляд на его чуть приоткрытые губы…

– Не понимаю, о чем ты, – заставляю я себя поднять взгляд выше.

Глаза Мирона вспыхивают, он тоже смотрит на мои губы, да так, что у меня начинают дрожать ноги, а во рту вмиг все пересыхает. Это что-то невозможное! Он обвиняет меня непонятно в чем, а у меня все мысли о том, что будет, если он меня… поцелует. Но ведь это невозможно! Или…

Нет.

Мирон словно просыпается и с некоторым удивлением смотрит мне в глаза. Впрочем, это чувство он быстро прячет за злостью:

– Ты насквозь лживая, фенек.

Я?! В груди, как ураган посреди поля, поднимается возмущение.

– Ты не имеешь никакого права так обо мне говорить! – шиплю я, как совсем недавно шипел он. – Я не сделала тебе ничего плохого!

– Пока не сделала.

– Да что… Так неправильно! Знаешь, я хотела, чтобы мы подружились, но теперь четко осознаю, что это невозможно. Отпусти меня!

– Чтобы что? – усмехается он, и не думая меня отпускать. – Чтобы ты прибежала домой вся такая несчастная оттого, что я заставил тебя идти пешком? Пожалуешься Андрею, что я позвал тебя с собой и бросил? Это ты задумала, фенек?

– Твои абсурдные предположения лишний раз доказывают, что ты совсем меня не знаешь. Я не планировала ничего такого!

– А что ты планировала?

– Ничего!

Мы оба тяжело дышим, словно пробежали не один километр. Оба со злостью смотрим друг на друга. Я никогда и ни на кого так не злилась! Меня пугают мои чувства. То, что он на самом деле может так думать обо мне. Он! Тот, кто подговорил друзей подшучивать надо мной! Ужасно несправедливо!

– О, вы еще тут? – переключает наше внимание на себя Виталий. – Все в порядке, огонек? – подмигивает он мне и, не дожидаясь ответа, уходит. А я пользуюсь тем, что Мирон отвлекся, и выскальзываю из его рук.

Внутри меня все кипит и бурлит. Я бы с удовольствием наговорила всяческих гадостей этому самоуверенному идиоту, если бы умела. Как же все интересно выходит! Он ждет от меня подвоха тогда, когда сам готов устроить его мне! Невыносимый, заносчивый и эгоистичный баран! Да! Вот он кто!

Я возвращаюсь к бассейну, чтобы знакомой дорогой пройти к воротам, но тут…

– Ты не вернешься домой без меня! – снова ловят мое запястье горячие пальцы Мирона. Вновь он меня дергает к себе. А мы, между прочим, находимся в самой гуще людей, на скользкой дорожке у бассейна. От резкого разворота меня немного заносит, и я буквально врезаюсь в его грудь, цепляюсь пальцами за футболку на его спине, но и сам он меня подхватывает за талию, обнимает, не позволяя упасть. Пугается не меньше моего и обескураженно выдыхает: – Черт, фенек, прости…

Я поднимаю лицо, тоже немного шокированная его извинениями и… нашими тесными объятиями. Что в груди, что в мыслях настоящий хаос. Я вновь зачем-то смотрю на его виновато поджатые губы, и сердце, словно внезапно сошло с ума, оглушительно барабанит в ушах.

– Ты… – произносит он, касаясь ладонью моей щеки, отчего каждый мой нерв буквально начинает визжать. Но тут Мирон быстро отдергивает руку и, прокашлявшись, грубовато спрашивает: – Не ушиблась?

– Нет, – отвечаю я, делая шаг назад, и, прежде чем развернуться, предупреждаю: – Не смей больше меня так хватать. Впрочем, как и вообще меня касаться.

С меня достаточно вежливости, особенно по отношению к нему!

Я делаю несколько шагов вдоль бассейна, но тут – уже третий раз за вечер – в кого-то врезаюсь. Хотя нет, сейчас абсолютно точно врезаются в меня! И на этот раз никто не спасает меня от неминуемого падения… в воду!

Я не успеваю зажать нос и даже вскрикнуть, как толща воды смыкается над моей головой.

Хорошо, что я умею плавать. И вот интересно, тот, кто меня столкнул, подумал об этом?

Пусть комбинезон и обувь, пропитавшись водой, моментально тяжелеют, я все же умудряюсь быстро вынырнуть на поверхность. Откашливаюсь. За то время, что я была под водой, у бортика собралась небольшая компания. Кто-то смеется, кто-то интересуется, в порядке ли я.

И я в порядке! Немного испугалась, наглоталась воды и ужасно зла!

– Прости, Люба. Я тебя не заметила! – насмешливо произносит блондинка, которая стояла тогда в компании Мирона.

Очевидно, она меня и столкнула.

Сам он, кстати, присаживается у края и протягивает мне руку, выглядит при этом сердитым.

Но я зла намного больше!

Я не обращаю внимания на его желание мне помочь и сама выбираюсь из бассейна. Распрямляюсь, чувствуя, как по телу стекает вода, дышу тяжело, но нахожу силы крикнуть в лицо Мирону:

– И кто теперь лживый?! Все еще я? Нет, Мирон. Лживые здесь – это ты и твои друзья! И никто больше!

Ребята вокруг начинают смеяться, а особенно громко хохочет блондинка, которая меня спихнула, но мне впервые плевать на то, кто и что думает. Столько унижений за один вечер, в который я наивно надеялась завести друзей, хотя бы одного друга – Мирона. И пусть я никогда бы не смогла стать душой компании, но простой человеческой вежливости заслуживала! А он все испортил!

Распихивая локтями смеющийся народ, я хочу уйти подальше от этого сборища жестоких идиотов. Пытаться нравиться кому-то? Глупее занятия не сыскать на всем свете! Мама ошибается, настаивая на том, что девочкам обязательно нужно быть послушными и кроткими. Этого никто не ценит! Как не ценила она этого во мне сама. Потому что ни мое послушание, ни моя готовность уступать ей во всем не помешали ей уехать к своему любовнику и оставить меня в доме, где мне никто не рад!

Остываю я, лишь выходя из ворот. Конечно, так думать неправильно. Папа и Никита мне рады. Нельзя обвинять их в том, что я не нравлюсь Галине и Мирону. Даже они сами в этом не виноваты – просто мы разные. И этого никак не исправить.

Я обхватываю плечи руками, вспоминая дорогу в особняк отца. Ветерок холодит мокрую одежду, вызывает мурашки на коже. Надеюсь, я не простужусь, пока доберусь до своей комнаты, где есть ванна и горячая вода. Как же нестерпимо хочется смыть с себя хлорку из бассейна и весь этот день.

Я узнаю машину Мирона, и в груди вновь вспыхивает злость. Хочется пнуть по колесу, хоть как-то выплеснуть эту отравляющую сердце ярость. Но я не позволяю себе пасть еще ниже. И тут габаритные огни машины мигают, а следом я слышу голос ее хозяина:

– Садись в машину, Люба.

Резко оборачиваюсь. Он что, шел за мной все это время? А я была так увлечена своими мыслями, что не слышала его шагов? Впрочем, очень удачно, что он открыл машину – моя сумка с телефоном осталась как раз в ней.

– Я только заберу свои вещи, – тихо предупреждаю я, открывая дверцу. Подхватываю сумку и уже хочу захлопнуть дверцу, но Мирон не позволяет, встав рядом со мной:

– Не дури, фенек. У тебя уже зубы стучат, а что будет после получасовой прогулки в мокрой одежде на свежем ночном воздухе?

– Если ты переживаешь, будто скажу папе, что я простудилась из-за тебя, то ошибаешься.

– И пусть я на самом деле буду виноват? Ты странная, фенек.

– Почему фенек? Тебе кажется, что у меня огромные уши? Почему ты вообще позволил себе дать мне прозвище?

– Что, огонек звучит лучше? Называть тебя так? – сужает он глаза.

– У меня есть имя, – твердо говорю я.

– Любовь, – кивает он. – Садись в машину, Любовь, и мы поедем домой.

– Не обязательно бросать своих прелестных друзей из-за меня.

– А это решать уже мне. Садись. Пожалуйста.

– Ладно, – сдаюсь я под напором его невозможных глаз, которые, кажется, горят раскаянием.

Может, мне показалось? Но и его «пожалуйста» прозвучало достаточно искренне.

Плюс я замочу его кресло – тоже своего рода отмщение.

Да, мой сводный брат вынуждает меня быть злорадной.

Едем мы обратно в напряженном молчании, я словно чувствую кожей плотный туман нашего недоверия по отношению друг к другу и потому, как только машина останавливается на парковке недалеко от фонтана, сразу же выскакиваю из салона и быстро иду в дом.

Мирон нагоняет меня у двери в мою комнату – в очередной раз, – но теперь аккуратно и нежно, обхватывая мое запястье:

– Люб, я хотел…

Не обращаю внимания на подскочившее к горлу сердце и выдергиваю свою руку из его пальцев:

– Еще как-нибудь меня унизить? Хватит, Мирон. Давай просто договоримся не трогать друг друга. Ты не задеваешь меня, а я – тебя. И все будут довольны, верно?

Я не жду его ответа, открываю дверь и закрываю ее перед его носом. На замок. Правда, хватит. Это все слишком выматывает. Заставляет испытывать такие эмоции, которые я бы предпочла не ощущать.

Я еще долго и бездумно сижу на краешке кровати, а затем иду в душ. Он-то и приводит меня в чувство окончательно. А укладываясь спать, я вижу, как индикатор на моем телефоне сигнализирует о входящем сообщении:

Я сажусь в кровати, чувствуя некоторое волнение:

Глава 9

Любовь

В тот вечер я еще долго не могла уснуть. Сначала у меня не было особого желания общаться с Виталием, но в конце концов он меня разговорил. И… мне понравилось с ним болтать! Возможно, потому что он действительно хотел меня узнать, но, как бы я ни старалась, не переводил тему разговора на себя. Шутил, паясничал и всегда возвращался к моей жизни. Лично я считала ее скучной, но его интерес словно и для меня делал ее занимательнее.

Мы общались с ним и весь понедельник тоже.

А во вторник, после занятия по английскому языку, я набираюсь храбрости и звоню Ксении.

– Люба! – звонко отвечает она. – Я ждала твоего звонка!

– Привет, Ксюша, – смущаюсь я и быстро спрашиваю, чтобы не передумать: – Ты не занята? Хочешь сходить со мной в кафе? И возможно, прогуляться по магазинам?

– О, я с удовольствием!

Мы договариваемся встретиться в ЦУМе и прощаемся до встречи.

И просто потрясающе проводим время!

В кафе мы долго разговариваем, узнавая друг друга, шутим. Ксения очень легкая в общении, и ее легкость передается и мне. На этой волне я даже делюсь с ней своими переживаниями по поводу переезда к отцу, она в ответ делится своими. Складывается ощущение, что мы с ней знакомы не один день, а долгие годы. Наверное, так и бывает, когда встречаешь своего человека.

А затем мы отправляемся по магазинам.

Я наконец покупаю себе джинсы с дырками на коленях, ради чего и затеяла это мероприятие, которое обернулось таким чудесным образом.

Вот только… хорошее настроение немного омрачает разговор за ужином.

– Люба, – обращается ко мне папа, подкладывая себе в тарелку салат из руколы и креветок. – На днях я задумался вот о чем: тебе скоро исполнится восемнадцать, и ты сможешь получить водительские права. Своя машина – это очень удобно. Мирон не даст соврать. Ты хотела бы научиться водить, Люба?

– Наверное, – негромко отвечаю я.

Идея и правда хорошая, но вызывает опасения. Я – и за рулем машины? Наверняка это сложно!

– Я могу начать ее учить, – вдруг предлагает Мирон папе. – Как ты учил меня.

– О, дорогой, я не уверена… – начинает Галина, но папа ее перебивает:

– Отличная идея, Мирон! Что скажешь, Люба?

Я смотрю на Мирона, который, сделав дело, скучающе ковыряется вилкой в салате, и не понимаю его поступка. Казалось, он прислушался к моим словам, и мы с ним держали дистанцию.

Ну и зачем он это предложил?

Перевожу взгляд на папу, его глаза азартно блестят, он хочет, чтобы я согласилась.

И я, разумеется, соглашаюсь:

– Хорошо, спасибо.

После той памятной воскресной вечеринки я ужасно стыдилась своей несдержанной ярости, очень переживала, что Мирон расскажет нашим родителям, что я сорвалась и накричала на него. Но все обошлось, а я пообещала себе, что впредь постараюсь не допускать новых поводов кого-либо расстроить.

– Первый урок завтра днем, – сообщает Мирон и поднимается. – Спасибо за ужин, буду у себя в комнате.

Вскоре и все остальные заканчивают с ужином, и мы с Никитой отправляемся смотреть мультфильм. Все это время я думаю о Мироне, пытаюсь понять причины, побудившие его сделать такое странное предложение. Но добиваюсь лишь того, что заранее начинаю переживать и тревожиться.

Нет, что же он все-таки задумал?

Этот вопрос мучает меня и перед сном, не дает уснуть. Я еще долго верчусь из стороны в сторону, пока наконец не засыпаю.

Поутру я вспоминаю, что сегодня у меня по плану занятие по фортепиано, которое проходит вечером, так как Школа искусств, та самая, в которую поступила Ксения, проводит внеклассные уроки исключительно по вечерам.

И я вдруг думаю, что тоже могла бы туда поступить, если бы не мамина прихоть дать мне бизнес-образование, которое обеспечит мне безбедное существование. С удовольствием стала бы эстрадной певицей, будь эта профессия надежной, а я – посмелее и поувереннее в себе.

А затем я снова возвращаюсь к мыслям о Мироне…

Собираясь на завтрак, я трусливо надеюсь, что он отменит урок по вождению. Или вовсе о нем забудет. Передумает. Решит не тратить на меня свое время.

Но Мирон, явившись под самый конец, сухо назначает время занятия, выпивает кофе и уходит.

А когда оно настает, он входит в гостиную, где я, жутко волнуясь, его ожидаю.

Мы не оставались с ним наедине с моего позорного воскресенья, и мое сердце начинает набирать обороты. Щеки и шея горят от его пристально-насмешливого взгляда. Ладони потеют. Интересно, он когда-нибудь перестанет так на меня действовать?

Сегодня на нем толстовка и черные джинсы, на голове, как всегда, беспорядок. Но что-то в нем, на мой взгляд, неуловимо изменилось. Из его глаз словно исчезло недоверие.

Но с чего вдруг?..

– Тебе очень идет синий цвет, фенек, – кивает он на мою новенькую футболку с забавным рисунком ярко-оранжевого солнца. – Как, впрочем, весь этот бунтарский образ.

Да, на мне те самые джинсы, а волосы я собрала в небрежный высокий пучок. Кажется, я вовсе не старалась специально впечатлить его своим новым внешним видом, но подсознательно, наверное, надеялась на это. И теперь не могу понять, говорит он искренне или в очередной раз издевается.

Ответить я не успеваю, потому что в гостиную в сопровождении горничной входит… та, кого я вообще не ожидаю сегодня увидеть.

О ужас.

Я подскакиваю с дивана и еле выдавливаю из себя:

– Бабушка?

Она молча осматривает меня с головы до ног и слегка морщит нос:

– Что с тобой сотворили за эти несколько дней, Люба? Разве в этом доме не принято выглядеть прилично? – А затем она переводит взгляд на Мирона и так же цепко оглядывает его: – Пожалуй, мне все ясно. Ты, должно быть, Мирон, сын жены Андрея. И этой дамочке, по всей видимости, плевать, как выглядят ее дети.

Бабушка снова брезгливо морщится и с уверенностью, не свойственной гостям, проходит к одному из кресел, чтобы усесться в него с прямой спиной.

– Дорогая, присаживайся напротив, – обращается она ко мне. – Я уже распорядилась насчет чая.

У меня глаза готовы вылезти из орбит, но я смотрю в пол и послушно иду к другому креслу. По пути вспоминаю про Мирона и бросаю на него короткий взгляд. Он с недоумением смотрит на мою невозмутимо-наглую родственницу.

Всему виной аристократические корни, которыми мои бабушка и мама очень гордятся. Все, что осталось у них от благородных предков.

Но кто бы мог подумать, что визит бабушки «спасет» меня от двух часов в обществе Мирона.

– Люблю чай, – вдруг улыбается Мирон и проходит к дивану. – И буду рад составить вам компанию.

– Что вы, молодой человек, это совсем не обязательно, – немного раздраженно замечает бабушка.

– Не обращайте на меня внимания, общайтесь с любимой внучкой. Вы, наверное, очень соскучились по ней. А я правда жесть как люблю чай.

Услышав слово-паразит, бабушка морщится, а я понимаю, что Мирон сказал его специально, и хочу улыбнуться.

Но что он задумал?

– Что ж, Люба, – бабушка отрывает неприязненный взгляд от Мирона и смотрит на меня. – Расскажи, пожалуйста, как твои дела. Сразу замечу, что твоей матери будет очень интересно узнать, по какой такой причине ты стала позволять себе так выглядеть.

Я не хочу, но ругаюсь. Мысленно, разумеется.

Минут двадцать она заваливает меня вопросами о моей успеваемости по внеклассному обучению. Я терпеливо и послушно рассказываю о том, что все в порядке. Что прилежно изучаю иностранные языки, внимательно слушаю наставления преподавателя по балету, а сегодня на фортепиано буду разучивать новую, достаточно сложную композицию. Мне не очень комфортно рассказывать о том, какая я никчемная, при Мироне. Особенно неловко становится, когда бабушка почти после каждой моей фразы напутствует меня лучше стараться.

В какой-то момент бабушка и вовсе забывает о присутствии Мирона, начиная расспрашивать меня о том, как я здесь устроилась, нормально ли меня приняли и достаточно ли просторна моя комната. Или делает вид, что не замечает моего сводного брата. Я так не умею, но и правду рассказывать не хочу. Потому тихо отвечаю, что у меня все отлично. Кроме того, я уверена, что бабушке не очень и нужна моя откровенность – ведь у нее и своих забот хватает.