Мои крылья

– Илия…

– Прошу тебя, Маргус, я готова на все, – я погладила его по щеке, не обращая внимания на жаб, на других стражников. – На все, что захочешь…

– Иными словами, ты готова стать моей любовницей? – Он встряхнул меня, как фруктовое дерево, и я почти явственно услышала, как что-то осыпается.

Гниль.

Моя гниль. Это я во всем виновата. Не уследила. Не уберегла. Испугалась. Мне нужно было самой пойти на главную площадь, самой сделать отчаянную попытку спасти демоницу, даже зная, что ничего не выйдет. Тогда бы мой сын не был в темнице, а тихо спал в своей комнате. Тогда бы с ним все было в порядке. Любая мать сделала бы это для сына, а я – трусиха. Я просто трусиха, мне даже страшно ответить на вопрос Маргуса, потому что внутри все противится тому, чтобы стать его женщиной. Но что такое спать с нелюбимым ради того, чтобы твой сын спал спокойно?

– Да, – ответила я, посмотрев в глаза Маргусу. – Да, я согласна. Только, пожалуйста, помоги спасти сына!

Не знаю, что Маргус надеялся во мне рассмотреть, но всматривался в меня очень долго. Пристально. Цепко. Мне мерещилась нотка сожаления в его взгляде, но, возможно, мне и впрямь только мерещилось. Слез больше не было – плакать некогда, время слабости в прошлом, но глаза болели, и я зажмуривалась, чтобы успокоить их и затем видеть четче.

– Маргус? – вцепилась в его синий мундир.

– Это невозможно, Илия, – он вздохнул и уже не взглядом, а словами выразил сожаление. – Мне жаль, но я не могу помочь твоему сыну.

– Маргус, но он ведь ребенок! – безысходность душила, но я гнала ее от себя вместе с паникой. Не время. Не время! – Стэнли не виноват. Он не хотел…

– Он виноват, Илия, – возразил жестче Маргус, – и он хотел освободить демона.

– Но…

– Иди домой, Илия.

– Домой? Без сына? Маргус, у тебя самого двое детей. Неужели ты смог бы спокойно сидеть дома, зная, что они в беде? Прошу тебя…

Напоминание о детях не смягчило Маргуса. Он поджал губы, рассматривая меня, словно удивляясь, что я в курсе или что посмела затронуть святое, и сказал:

– Илия, если ты не уйдешь, тебя могут тоже арестовать, – он покосился на снующих поблизости жаб герцогини. – Иди домой. Я знаю, что ты не уснешь, но лучше тебе хотя бы сделать вид. Единственное, что я могу, – сказал он значительно тише, – передать твоему сыну, что ты волнуешься за него.

– Волнуюсь? Нет, не надо, не говори ему этого, – шепотом ответила я. – Скажи, что я люблю его.

– И ты пойдешь домой?

– Да, – кивнула я, – домой.

– Хорошо, я передам твоему сыну то, что ты просишь.

Маргус отпустил меня, и я поплелась в сторону дома, догадываясь теперь, что за мной могут приглядывать, дабы убедиться, что не планирую таких же глупостей, как и мой сын. Нет, я не такая смелая. Я шла домой. Я даже покорно зашла в свою комнату и опустилась на кровать. Свет не зажигала. Пусть тот, кто следит за мной, думает, что я легла спать или люблю в темноте поплакать.

Мне нужна была только минута, одна минута, чтобы решиться и сорвать с шеи цепочку с треугольным кулоном. Тотчас же меня накрыла темнота, но не из-за постыдного обморока. Просто в Сайле, городе моего детства, сейчас тоже ночь, и хотя меня перенесло не на улицу, а в родительский замок, никто сегодня не ждал моего возвращения и не держал свет впустую.

Оглядев свою бывшую комнату, припорошенную густой пылью, я убедилась в своем предположении: не ждали. И не только сегодня, а никогда.

Но я здесь…

Не верилось, что я снова в замке, который безумно любила, в замке, в котором выросла и из которого меня должны были отдать жениху…

На ностальгию не было времени, и я вышла из комнаты, ступив в темный коридор. Направо – за десять лет я не успела забыть, где находятся покои отца. Еще раз направо, еще раз.

Шла и удивлялась: ни одного стражника, минимум охранных заклятий, только ленивый не проникнет в замок. Ничему-то прошлое не научило. Впрочем, отец до конца был уверен, что я сама во всем виновата, и что обязана понести наказание.

Отбросила воспоминания, как старую паутину. Злость не давала сосредоточиться. Мне нужна помощь, а не всплеск семейной войны.

Вот комната отца.

Вошла без стука и остановилась на пороге. Отца в комнате не было, и он не спал. Дверь в его кабинет была приоткрыта, оттуда лился свет, и я видела, что он сидит у стола, что-то сосредоточенно пишет. Ничуть не изменился – темноволосый, моложавый, без проблеска седины. Казалось, что не было десяти лет, и что я все еще молодая семнадцатилетняя девушка, которая просто зашла пожелать отцу доброй ночи. И вот сейчас он почувствует мое присутствие, обернется, и складки между бровей разгладятся, а его губы улыбнутся мне…

Мужчина, сидящий за столом, перестал писать, поднял голову, словно задумавшись, а потом обернулся.

Несколько минут он смотрел на меня, наверное, не в силах поверить, что это действительно я, что все-таки посмела явиться, несмотря на изгнание. Но он сам оставил мне шанс…

– Папа, – скорее скрип зимнего узора на стекле, чем мой голос.

Мужчина поднялся и сделал шаг навстречу.

– Илия?

– Папа, – прохрипела я, а потом не удержалась и, несмотря на то, что он сказал, что не хочет видеть меня, что отрекается, что меня для него больше нет, бросилась к нему совсем как в детстве, и обняла. Его руки опустились на мои плечи и прижали к себе.

– Илия. Ты.

– Я.

Сегодняшний день оказался щедрым на слезы, и снова я прижималась к мужской груди, ища поддержки и понимания. Мой отец очень сильный. Он поможет. Когда он рядом, я чувствую, что возможно все, даже чудо. А мне просто необходимо всего одно чудо сегодня!

– Вернулась, – отец приподнял мое лицо, рассматривая такими же голубыми глазами, как у меня.

– Папа, – я обняла ладони, которые обнимали мое лицо, – папа, мне нужна твоя помощь!

– Вот, значит, как… – он убрал свои руки, вернулся к столу, рассматривая бумаги, над которыми работал до моего появления.

Он обернулся, но ненадолго – видимо, только для того, чтобы я по отрешенному взгляду все поняла. В нем больше не было даже искры радости, удивления. Только упрек, разочарование, что я снова не оправдала надежд. Но я, как и много лет назад, не чувствовала вины за собой.

Отец отвернулся, предпочтя мне бумаги, предпочтя мне работу, долг, привычную жизнь. Как и тогда, много лет назад, он молчал, замкнувшись на все замки, а я должна была пытаться найти к нему ключик, пытаться уговорить, пытаться сделать так, чтобы он хотя бы посмотрел на меня!

Тогда я не стала умолять его, просто просила, но сейчас от отца зависело самое дорогое, что у меня есть. Раньше речь шла всего лишь о моей жизни и погубленной репутации. Сейчас в помощи нуждался мой сын.

– Папа, пожалуйста, – попросила я, – помоги спасти Стэнли.

– Стэнли?

Он притворился, что не знает, о ком речь. Ему было проще думать, что у него никогда не рождался внук. Потому что внук получился не достойным Илланиара альх анкер Свалье. Но гордость – последнее, о чем я думала в эту минуту.

– Это мой сын, – пояснила я, раз папа забывчивый. – Пожалуйста, помоги… Если ты не поможешь, Стэнли казнят…

– Вот как? Казнят? – Он так и не обернулся. – Твой сын вырос преступником? Не удивлен. С такой наследственностью, как у него…