Травяное гнездо

– Вы особенный случай, мы вас долго ждали, – ответила Нюра.

Я не спросила, почему «ждали», поскольку они все приставали ко мне с вопросами, и невозможно было сосредоточиться на ком-то одном. Наконец, Нюра скомандовала отступить, ведь гостье, то есть мне, нужно отдохнуть после дороги. Я благодарно улыбнулась.

По сравнению с другими деревенскими домами мой дом выглядел современно. На втором этаже располагалась спальня и кабинет с террасой. На первом этаже – большая гостиная, совмещенная с кухней. Пространство гостиной и кухни разделял большой стол из массива. Я сразу решила, что писать буду за кухонным столом, отсюда дом был виден целиком, а за окном открывался вид на сад. Возле дивана стоял камин и книжный шкаф. Почти все книги рассказывали о жизни советских вождей.

Тяжело опустившись на диван, я шумно выдохнула – вместо того чтобы писать о таких вот важных событиях, бороться с несправедливостью и злом, мне придется прозябать в дурацкой деревне.

Поэтому медлить никак нельзя! Нужно поскорее разобраться со статьей и вернуть свою жизнь обратно!

Я вскочила с места и вышла из дома.

Если не считать сторожки через дорогу, то в метрах пятистах от моего дома никто не жил. Проулок упирался в лес. Если же на развилке повернуть налево, то через двадцать шагов начиналась улица, где жила Нюра.

Вся деревня – не больше ста домов, однако домики были разбросаны до чрезвычайности далеко друг от друга, оттого улица растягивалась, и создавалось впечатление, будто она больше, чем есть на самом деле.

Как же из деревни мог пропасть человек, да еще так, чтобы никто не знал, куда он делся? Неужели местные обитатели настолько замкнуты и разобщены? Куда ты делся, Новиков Борис Романович?

– Вот так удача, а я к тебе как раз шла!

Оглянувшись, я увидела Нюру.

– Ко мне? Зачем?

– Прогуляться позвать. Осень нынче теплая, посмотришь на речку нашу. А то не знай приедешь ли еще когда.

Приезжать сюда я больше не собиралась, поэтому от возможности погрузиться в колорит провинциальной жизни не стала отказываться.

Да и с местными подружиться будет полезно. Глядишь, и статью быстрее напишу.

Проработав столько лет в журналистике, я усвоила: прежде, чем начинать разговор на интересующую тему, нужно расположить собеседника, поэтому я в красках расписала Нюре важность своей миссии, попутно соврав, какие надежды возлагает на меня редактор. Обычно людей, далеких от журналистики, занимают тонкости профессии, но Нюру я не впечатлила. Она заявила, что Новиков либо уехал на ПМЖ в другие края, либо затерялся в глуши, а я глупыми поисками ничего не добьюсь. Хотя уже стало ясно, что строгость Нюры больше напускная, спорить с ней я все равно не решилась, лишь, как можно деликатнее, попыталась развеять ее настрой. Отчего ей довольно быстро наскучила моя история, и она сменила тему.

– Во что ты веришь? – спросила она.

– Вы про религию?

– Не знаю. Отвечай по-своему.

– Я верю в существование большего, но не могу описать его форму, – я задумалась на секунду, – да это и неважно. Главное – суть. Большему подвластны смыслы. Только оно знает конечную точку.

– Большее. Хорошо как сказала. А люди, что ль, не знают эту точку твою?

– Не знают, – я коснулась шеи, кожу весь день щипало. – Нам не суждено понять.

– Вера без любви не работает. – Нюра остановилась. – Ты смотри, как разлетались сегодня.

Я подняла голову, десятки птиц кружили над нами, но птицы взволновали меня меньше, чем небо – голубой нежный мякиш.

А в Питере непроглядное свинцовое полотно. Как такое возможно…

Нюра потянула меня за руку, потому что я едва не наступила на большой муравейник.

– Ты под ноги-то смотри, чуть живность не прибила!

– Извините.

– Пришли.

Мы спустились с холма к неглубокой, почти изжившей себя реке, названной в честь деревни – Кандалкой. Речка даже осенью была теплой. Песок под водой золотистый, и силуэты маленьких коричневых рыбок хорошо видны над ним. Шагни, и рыбки десятками стрел вырвутся из-под ступни, нарисуют фантастические узоры.

– Купаются здесь? – спросила я.

Подоткнув за пояс подол юбки, Нюра нагнулась к лопухам, растущим вдоль берега.

– Раньше дети купались, а старики про воду не думают.

– Отчего так получается, интересно?

Она не ответила, присматривалась к лопухам.

Мы шли по воде медленно, словно старались не тревожить это место. Небо отражалось и колыхалось на поверхности воды. Иногда встречались ямы, где вода поднималась по пояс, неясно из-за чего образовывались ямы, но в них можно было даже искупаться, что я и сделала.

– Там ужи! – крикнула Нюра и хохотнула, видимо, подумала, что хорошенько напугала меня. А сама на берег вышла, делом увлеклась – землю-песок в банку укладывала.

Очень скоро я замерзла и выбежала из воды.

– И что вы с ними делать будете? – спросила я, имея в виду банки с песком.

– Ох, и любопытная ты, Санька. Умная шибко видно!

Я рассмеялась.

– Вы меня спрашивали, во что я верю. А во что верите вы?

– Во многое. В Матерь-Сва верю.

– Это кто?

– Богиня. Большая птица. В ней сила неба и земли. Матерь-Сва во всем, что нас окружает – в каждом дереве, лепестке цветка, вот в песочке, например.

– Не слышала про нее никогда. А в Бога вы верите?

– А как не верить?! И спрашивать такое нельзя!

Чистота реакций в ней поражала, как будто обошла ее мимо давно уже выведенная, всеми отрефлексированная, препарированная мораль. Для Нюры все было черным или белым, и никаким больше.

– Но как два бога могут существовать одновременно? – уточнила я.

– А чего такого?! Она же птица. Птицы, рыбы, звери – все это создал Бог. И все они во многом подобны людям. Вселенская соединенность. Матерь-Сва – лучшее тому доказательство, она и птица, и человек. В ней небесный огонь и земная сила. Она добрая и воинственная. Поэтому покарать может, если кто злое удумает или навредить захочет.