Кочумай, Кочебей. Старая история из жизни детективного агентства

– Почему? – еще более жестко потребовал Пит.

– Я была с сыном! А он был… с Ленкой. Ленку они с Булатом и не поделили. Вы что, и про это писать собираетесь? Сегодня все так и рвутся заглянуть к другому под одеяло. А вы знаете, молодой человек, что это – неприлично? —всерьез поинтересовалась Татьяна.

– Знаю, – Пит сбавил тон, – Я просто хочу понять, кем был все-таки ваш Кочубей, при одном имени которого люди до сих пор либо плачут, либо смеются.

Хозяйка дома задумалась, потом негромко заговорила, словно сама с собой.

– Он мог бы мне позвонить, но не стал… чтобы я с ума не сошла… он знал, что я просто рехнусь… а вырастить Дениса могу только я… это он тоже знал… А потом позвонили, сказали, что он в больнице… Ну, по пьянке чего не бывает…

– Кто же вам позвонил? – напомнил Пит о себе.

– Ленка… Она и позвонила…. Она и хоронить помогала… Хорошая девка, наша, настоящая. Славка если в кого влюбится, можно клеймо ставить: золотая!

У Пита слегка поехала крыша. Ему даже слышать никогда не доводилась, чтобы так говорили о «другой» женщине. Ему казалось, что это невозможно биологически: понять и простить измену мужа. А уж нахваливать его любовницу… Разве так бывает? Неужели возможны на самом деле такие отношения и такая любовь? Если это возможно в том самом треклятом андеграунде, он был не прочь записать адресок – так, на всякий случай, вдруг утопиться захочется.

– Интересно, – сухо обронил Пит. – Но, как вы думаете, почему их не могли разнять? Получается, Булатов убил…

– Булатов не убивал, – спокойно сказала Таня. И расхохоталась. Правда, невесело. – Булат? Ногами? Кучубея?!! Бред собачий.

– Но Кочин сказал об этом перед смертью…

– Он пошутил!

– Ничего себе шуточки!

– Да нет, ничего вы не понимаете! – рассердилась она. – Или я не могу объяснить… Я поэтому тогда и не пошла в милицию. Что я скажу?.. Это какой-то обыгрыш… Славка играл словами, изменял их, вносил новый смысл… Булата он видел, может, они и подрались… За Ленку? Как же! Святое дело – дать друг другу по морде… Как дети, честное слово!.. Но «булат» – я думаю, что это все-таки нож… Как там у Пушкина? «Все куплю, сказало злато, все возьму, сказал булат…» Славка любил Пушкина цитировать… Да и в милиции могли что-то перепутать, там тоже деятели хорошие… Но ведь его не ножом? – наклоняясь к Питу, спросила Таня, словно в его глазах она могла прочесть ответ на мучившие ее вопросы.

– Вы знаете эту историю лучше меня, – отстранился Пит.

– Да… – протянула Таня. – Почему вас, спрашивается, это может интересовать? Но знаете, популярные лекции об андеграунде я вам читать не буду.

– Но вы можете подтвердить, что ваш муж был значительной фигурой в андеграунде?

Таня пожала плечами.

– Об этом надо спрашивать не меня. Что вы напишите? «Вдова Кочина считает, что он был значительной фигурой в среде андеграунда…» Попробуйте только, я вам первая глаза выцарапаю.

– А кто может это сказать? Булатов?

– Не знаю… Я даже не знаю, как сейчас Игорь живет. Но я схожу, обязательно. Говорят, от него жена ушла. Странно: ждала-ждала, а когда он вернулся… Устала, наверное, так бывает, – Таня обращалась не к Питу, а к портрету Кочубея. Наверное, она могла так сидеть и разговаривать целыми днями.

– Среду андеграунда, – авторитетно начал Пит, – оценивают в корне неверно. Ваш муж, в частности, пострадал все-таки не от советской власти. Его убили просто в пьяной драке, – Таня дернулась. – Извините, конечно. Чтобы писать об этой среде, я должен понять, а понять я не могу… Я не могу понять, – взорвался он, – почему вы обрекли себя на постоянное присутствие в своем доме и в своей жизни человека, которого восемь лет нет в живых?!

– В этом доме живет его сын… «А ей остались сыновья с его чертами…» – неожиданно сильно и красиво пропела она. – Кочубея можно встретить один раз в жизни. Или не встретить – никогда. Таких, как вы, ходит миллион – ни жарко, ни холодно… Извините, я не хотела вас обидеть.

– Это не обидно, не расстраивайтесь. А кто и когда делал этот портрет, вы не знаете?

– Сашка, дружок его снимал. У него на шкафу и валялся, а трубочку свернутый. Потом Ленка нашла и мне принесла.

– Значит, это он так на друга смотрит? – вырвалось у Пита.

– А может, корова шла? – с вызовом бросила Татьяна. – Он коров сильно уважал…

Пит вышел от Кочиной сердитым. Чем—то она его все—таки зацепила, непонятно только, чем. Уж очень сурова, непритязательна и… ни единой живой искры в глазах, в сердце… В общем, как—то это было не весело, хотя на особое веселье Пит и не рассчитывал. Он сел в машину и поехал в контору.

Офис, как теперь принято обозначать служебные помещения, располагался на набережной знаменитого питерского канала в полуподвальном помещении и состоял всего из одной большой неровной комнаты, не считая кладовки и туалета. Железная дверь снаружи не имела никаких опознавательных знаков. Зато невысокое полукруглое окно выходило на канал. Когда они случайно наткнулись на этот двор, на эту дверь и забитую хламом кубатуру, Кир сказал, что он будет жить – здесь. Комната была пятиугольная, со стенами разной длины и невысоким скошенным потолком.

– Это будет контора под названием «Пять углов», – тут же начал сочинять Кир, – я поставлю здесь диван, кресло, компьютер и буду смотреть в окно на башмаки прохожих. А? Нравится?

Но выяснилось, что даже существовать здесь сложно, потому что практически нечем дышать, особенно летом. Милке, которая жила в двух шагах от конторы, летом разрешалось приходить сюда дважды в день. Зимой она могла высидеть часов пять—шесть, не больше. Правда, однажды они все трое сидели тут почти безвылазно чуть ли не трое суток – остались живы, конечно, но и повторить этот подвиг не стремились. Если разобраться, ничего хорошего, кроме питерской самобытности, в помещении конторы не было. Но и менять ее не было ни времени, ни желания.

Пит вошел, осмотрелся, заметил на факсе скрученное в трубочку сообщение, оторвал бумагу, положил на стол, разгладил и внимательно прочитал. Потом скинул куртку и включил компьютер.

Он набрал номер телефона и подождал, пока ему ответят.

– Владимира Васильевича, будьте добры… Владимир Васильевич, вас беспокоит Олег Матвеевич Петров из агентства «КП». Мы получили ваш запрос, что я и подтверждаю. Завтра вам сообщим, принимаем ли мы его к работе. До завтра ваше дело терпит? Вообще, мне кажется, что вы уже сейчас можете начинать готовить иск для представления его в арбитраж, но если вы хотите получить более подробную информацию, придется поработать…. Сейчас не могу сказать, сколько на это потребуется времени. Подождите до завтра? Договорились? О'Кей!

Пит положил трубку. Вечером Кир сам решит, что с этими господами делать. Не исключено, что у него найдутся ответы на все вопросы – база данных была в отличном состоянии. Милкиными трудами! Он включил модем и набрал на компьютере текст запроса. Пора было, наконец, узнать адрес Булатова. Светлана Викторовна то ли забыла, то ли не захотела его дать – надо же, в конце концов, отрабатывать пять тысяч долларов. Хотя Пит не был уверен, что эти деньги они получат. Русские эмигранты слишком неохотно расставались с вожделенными «зелененькими», а у Светланы Викторовны к тому же деньги не ее, а неведомого мужа. Весьма сомнительно, что разумный американец – а на русских женщинах женятся только очень разумные американцы – готов финансировать столь абсурдную авантюру.

Пит не хотел себе признаться, что ему просто не хочется влезать в эту давнюю историю, которая никак не может изменить день сегодняшний. Кончено, любопытно исправить следственную ошибку (если таковая имела место) и доказать, что отсидевший свой срок человек невиновен. Однако, интерес этот чисто теоретический, кому от этого легче станет жить? Не вернуть ни Кочина, ни семи тюремных годов Булатова… кстати, почему он так мало сидел, за убийство—то? Это – прошлое, а прошлое изменить нельзя, каким бы ужасным и несправедливым оно ни было. Пит был готов сражаться с сегодняшним злом, выводить на чистую воду тех, кто обирает и без того загибающуюся страну. Готов был рисковать – как тогда, в первый раз, когда они вылезли из казалось бы безнадежного положения. Или как в настоящем сражении с подпольным миллионером, который долго и безнаказанно совращал девчонок, превращая их в проституток, но в конце концов поплатился за это двадцатью годами тюрьмы. Не без их с Киром участия.

Но андеграунд?.. Это какой-то миф. Пит был согласен, что материал интересный. Как газетный материал. Для серии очерков или даже для книги. Но возвращаться на десять лет в прошлое, чтобы разобраться во взаимоотношения этих не от мира сего людей?.. Нет, это никак не входило в его задачу. Пит посчитал бы себя свободным от обязательств заниматься этим делом. Но четыре года назад он признал для себя старшинство Кира. В уставе частного детективного агентства «Кириллов & Петров» (сокращенно «КП», допускающее любую расшифровку) все права были расписаны поровну между двумя партнерами, хотя деньги принадлежали Питу, вернее – его матери. Небольшие первые деньги, которые были вложены в уставный фонд. Но «мозговым центром» этого безнадежного предприятия был, конечно, Кириллов. И не только потому, что он был когда—то учителем и наставником Пита. Он придумал это агентство, у него были связи, чтобы его оформить и узаконить. Интеллектуальный капитал Кира, вложенный в тот же самый уставный фонд, был неизмеримо больше реальных денег. Так считал Пит, и это было справедливо. Пит когда—то признал, что Кир имеет право «командовать парадом», потому что всю жизнь командовали им, Кирилловым. Пит спокойно отдал в его руки стратегию и планирование, анализ и оценку ситуации. Он знал, что решение, которое принимает Кир, на несколько порядков более результативно, чем любое другое, даже если на первый взгляд кажется просто бредовым. Кир сидел в Особняке и думал, Пит – действовал. Он принимал решения в рамках той задачи, которую ему ставил Кир. Иногда для этого приходилось брать себя за горло, как, например, сейчас. Но правила своей игры они определяли вместе с Киром, и Пит считал себя обязанным играть по этим правилам.

Глухое раздражение перекатывалось где-то глубоко внутри, и Пит не желал извлекать его на свет божий. «У меня давно не было женщины, – подумал он. – Надо было ехать вместе с Милой в отпуск. Испугался? Испугался…»

Чтобы скоротать время, он включил кофеварку. Когда кофе набулькался в стеклянный сосуд, Пит налил себе чашку и стал пить мелкими глотками, поглядывая на экран компьютера. Наконец, тот запиликал и выдал сообщение.

– Станкостроителей, – с ненавистью произнес Пит. – Первая квартира… значит, и этаж первый, – он выключил модем и набрал номер телефона. – Кир, это я. Я хочу искупаться.

– Приезжай, – услышал он ровный голос Кира.

– Да, тут пришел запрос по поводу субаренды… на Кирочной… полторы тысячи квадратов… обычная афера, по-моему: аренда, субаренда и так далее.

– Приезжай, – повторил Кир. – У нас сегодня шашлыки.

Глава 3

Пит выскочил из дома в одних плавках, глянул на Кира, который в ватнике колдовал возле мангала, вылетел за калитку и в спокойном темпе побежал, рассчитывая свои силы километра на два.

Он бежал. Потому что с самого детства считал необходимым поддерживать свою физическую форму – это было убеждение, которое заложил в его подкорку отец. Потом его вколотили еще глубже на занятиях американской школы детективов. В их с Киром «двойке» Пит был – мускулами, мотором, а Кир – мозгом, локатором, сенсором. На Западе «двойки» соединялись совершенно по другим признакам, поскольку два человека всегда работали вместе, сами себе они принадлежали только в свободное от работы время. Во время же оперативно—розыскных мероприятий способности одного умножались на два – в этом был смысл. Там считали, что если больше и мощнее, то и эффективнее. Смешно, конечно. И что такое эффективность? От слова «эффект», видимо…

Дважды в неделю Пит занимался в большом тренажерном зале с хорошими мастерами своего дела, здесь, в Особняке, у него тоже было нечто вроде небольшого тренажерного зальчика, куда иногда с любопытством заглядывал Кир, словно не понимая, кому и зачем нужны все эти странные железяки. Но больше всего Пит любил длинные пробежки и купание в озере – он нырял в любую погоду, в том числе и зимой в прорубь. Еще Пит любил сауну и парикмахерские салоны. Вкусы Кира были прямо противоположны.

Пока Пит мучил свое молодое тело всякими гимнастиками, Кир, сибаритствуя в мягких домашних тапочках хорошей кожи, в велюровой куртке с атласными отворотами на рукавах, раскладывал в гостиной Особняка на овальном столике карельской березы любимые пасьянсы «Могила Наполеона» или «Бриллиант в оправе». Он не признавал над собой никакого физического насилия: ранних подъемов, выполнения в срок каких-либо обязательств, регулярных тренировок, соревнований, холода и дождей. Ледяную прорубь Пита он воспринимал с содроганием. Зато Кир был ходок. В юности он исходил пешком весь город, каждую лицу, каждый переулок, проверяя по карте, куда же еще не ступала «нога человека». У него были свои излюбленные маршруты, неведомые самым ушлым экскурсоводам. По лесу за грибами он мог носиться часами, когда Пит уже валился с ног от усталости и засыпал под какой—нибудь елкой.

Пит мчался по городу в машине, при необходимости стоял часами или даже сутками в подъезде полуразрушенного дома, бежал под дождем… Кир сидел за компьютером – и постепенно пол устилался бесконечными листами принтерных распечаток. Пит утром бежал к озеру, Кир, потягиваясь после бессонной ночи, направлялся в постель. Кир пропалывал и собирал огурцы в теплице, Пит объезжал магазины и закупал продовольствие. Таков был их образ жизни, довольно прочно устоявшийся за последние четыре года.

Пит с разбегу бросился в озеро и поплыл к дальнему берегу, где стояли на воде круглые кувшинки. Вода уже была по-осеннему холодной. Пит нырнул глубоко и выскочил из воды свечой, словно заново родившись на белый свет.