Роковая Шанель. Опасные тайны Великой Мадемуазель

Без этого человека не было бы той Шанель, которую мы знаем.

Артур Кейпел, прозванный приятелями Боем, одновременно и хорошо известен, и загадочен. Никто не знал его родителей, о происхождении Кейпела ходили легенды. Однако он имел отменные манеры, был прекрасно образован, умен, красив и богат. Причем богатство не просто получил от отца (таковым называли французского банкира), но и смог приумножить сам. В Бое Кейпеле удивительно сочетались записной плейбой, расчетливый делец, умный политик и романтик. Он с равным успехом делал деньги, писал книги и статьи, играл в поло и ухаживал за женщинами. Деньги текли рекой, написанное принималось критиками с восторгом, а женщины были от Боя без ума.

Шанель тоже.

Возник своеобразный любовный треугольник, потому что Бальсан вдруг осознал, что пригласил Габриэль в свое имение не просто так, а по зову сердца. Но ее сердце уже безраздельно занял Бой.

Правда, это совершенно не мешало Коко опираться на финансовую и моральную поддержку Бальсана в своей деятельности. Вот в отношении этого у Бальсана и Кейпела категорически расходились взгляды.

Когда Шанель вдруг решила, что сидеть на шее Этьена не может и должна зарабатывать сама, она принялась сначала переделывать, а потом и сама изготовлять шляпки. Приятельницы-актрисы из «банды» стали ее первыми заказчицами, за ними последовали и дамы полусвета, а потом аристократки. Но заниматься этим в Руайо просто невозможно, Шанель уговорила Бальсана позволить ей организовать маленькую мастерскую на его крошечной холостяцкой квартирке в Париже. Бальсан махнул рукой, мол, организовывай.

Но когда квартирка стала слишком мала для того, чтобы там посадить нескольких работниц и устроить мало-мальски приемлемый салон, давать деньги на расширение мастерской приятель из Руайо отказался. Нет, он не был скупердяем, здесь дело в подходе к проблеме работы женщины. Иметь любовницу, даже такую странную, какой тогда была Шанель, и содержать ее, позволяя на своей квартире творить черт-те что, – это одно, это забава, развлечение, над которым в компании приятелей за стаканчиком вина можно и посмеяться. Но дать деньги женщине, чтобы та работала… ни один уважающий себя мужчина такого не позволит!

Бальсан плохо знал Коко: если та что-то решила, свернуть ее с пути избранного не под силу даже бывшему егерю. Деньги дал Кейпел, тот оказался хитрее. Бою было плевать на осуждение приятелей по игре в поло, он просто поручился в банке и открыл Шанель счет.

Нет никаких сомнений, что Шанель по-настоящему любила Боя, похоже, она вообще только раз и любила, все остальное было жалким подобием. Кейпел стал для нее всем – любовником (очень умелым и опытным), старшим братом, наставником, отцом… Для девочки, которая всю жизнь до этого мечтала об отце-защитнике, страшно переживала, что Альберт Шанель забыл о них с сестрами, получить заботливого красавца вообще равносильно выигрышу у судьбы.

Без сомнения, и Бой любил Коко, только чуть иначе. У него было немало женщин, о которых Шанель знала, но старательно делала вид, что не ревнует, словно искупая этим дар судьбы. Бой возвращался к ней, всегда возвращался. Он отказывался бросать эту женщину, словно найдя в ней нечто такое, чего не смог найти никто другой.

В некоторой степени Кейпел, словно Пигмалион свою Галатею, лепил Шанель, помогая ей стать не просто строптивой девчонкой, а женщиной, диктующей свою волю и свой вкус многим. Уже за одно это Коко могла любить Боя. А ведь он еще был и красив, и опытен.

Похоже, именно с ним она стала настоящей женщиной. Сама Шанель вскользь рассказывала о какой-то небольшой гинекологической операции: «Чик, и все!», после которой проблем больше не стало. Но это ее личное дело.

Кейпел воспитывал:

– Ты не права…

– Ты солгала…

– То, что ты сделала, плохо…

– Не смей так выражаться…

– Ты невоспитанная девчонка…

Попробовал бы кто-то другой сказать подобное! Даже Бальсану не позволялось. Видно, у Боя Коко почувствовала искреннюю заинтересованность.

Они явно никогда не разговаривали о своих семьях и своем прошлом, чувствуя, что делать этого не следует. У обоих было что скрывать, чтобы не ставить в неловкое положение другого, молчали и о себе. Хотя Кейпел наверняка от Бальсана знал, где тот нашел Шанель.

И все же Бой заметно стеснялся ее. Они почти нигде не появлялись вместе, если и посещали рестораны, то приходили и уходили врозь. Бой оправдывал это необходимостью соблюдать правила приличия, хотя любому было ясно, что он просто придумывает повод, чтобы не демонстрировать Коко рядом с собой. Можно представить горечь, которую испытывала Шанель, наверняка ее независимая натура с трудом сдерживалась, чтобы не порвать с Кейпелом окончательно.

Но были две причины, по которым она не могла этого сделать: Бой финансировал ее текущие расходы, но, главное, Коко любила его! Любила и прекрасно понимала, что Кейпел может в любой день просто исчезнуть из ее жизни. Уйти, уехать, как когда-то отец, и больше не вернуться. Он не был ей чем-то обязан, а любил ли настолько, чтобы не суметь уйти, неизвестно.

Любила ли она его, если сцен ревности никогда не было? Любила, именно потому и не устраивала. Шанель знала: Кейпел мучается, он не может ее просто бросить, но стоит дать повод, закатив хотя бы одну сцену, и мужество для такого поступка у Боя появится. Сколько же нужно было сил, какое терпение, чтобы знать о его изменах, о том, что может бросить, и молчать! Она любила. Даже через много лет Шанель оправдывала своего неверного возлюбленного и за измены, и за пренебрежение к себе, чего не делала в отношении кого-то другого.

Этьену Бальсану надоел роман втроем, он предложил Коко замужество. Но время уже было потеряно, Коко уже почувствовала вкус свободы и первых собственных денег. К тому же для Бальсана была неприемлема работа Коко, мужчина не должен позволять ни жене, ни даже любовнице работать, это недостойно настоящего мужчины. Бальсан даже презирал Кейпела за то, что тот поощрял занятия Шанель.

К этому времени Коко начала уже шить не только шляпки, но и одежду. Она отказала Бальсану, и тот уехал залечивать душевные раны в Аргентину в надежде, что немного погодя Кейпел просто бросит Шанель и она, оставшись одна, вспомнит о своем друге из Руайо. Бальсан точно знал, что Бой никогда не женится на Коко.

Все произошло несколько не так, как ждал Бальсан. Коко занялась модой всерьез, добавив к шляпкам одежду. Что подтолкнуло к этому? Возможно, отчаяние. Кажется, в глубине души она не хуже Бальсана понимала, что никогда не станет мадам Кейпел. Желание доказать себе самой и ему, что чего-то стоит, отчаяние, стремление выбиться в люди, а еще простое желание обеспечить саму себя заставило Шанель развивать дело.

Бой не брал ее с собой никуда, лишь однажды ей удалось буквально вынудить любовника пригласить в казино. Это произвело эффект разорвавшейся бомбы, на следующий день клиентки валом повалили в ее мастерскую, смотреть, что же такое продает забавная протеже Кейпела. Заказов прибавилось, а вот радости едва ли. Чувствовать себя под перекрестными отнюдь не дружескими взорами не слишком приятно, особенно если у тебя за плечами всего лишь приют в Обазине и жизнь в Мулене. Шанель выдержала.

Подружки из Руайо были более снисходительны, они порой хорошо помогали. У Шанель уже были деньги, но, чтобы открылись двери парижских салонов, деньги были нужны во много раз большие. Это произошло позже, пока ее еще не вводили в круг богемы Парижа, но хотя бы приглашали в театр, ведь подруги из «банды» играли сами и имели достаточно состоятельных любовников.

Так Шанель попала на скандально знаменитую премьеру «Весны Священной» Стравинского в 1913 году. Просто одна из подружек-актрис Кариатис была приглашена своим немецким любовником на спектакль, которого Париж очень ждал, но пожелала взять с собой и французского любовника Шарля Дюллена, денег на такой поход не имевшего. Чтобы ситуация не сложилась слишком уж нелепая, требовалась еще одна свободная женщина. Подвернулась Коко.

Так, сама того не ожидая, она оказалась в гуще театральных событий. Кейпел водил Шанель на «Шехерезаду» в исполнении «Русского балета» Дягилева (до «Весны…» или после неизвестно), тогда на молодую женщину произвели неизгладимое впечатление декорации Бакста. Но в «Весне Священной» потрясающим было все: непонятный, непостижимый танец, декорации, но главное – музыка. Будь Коко воспитана в лучших традициях классического балета, она, возможно, и осталась бы недовольна, но у Шанель не было никакого опыта восприятия современной музыки, потому она поверила Кариатис и собственному вкусу и с удовольствием аплодировала, поражаясь тому, что весь партер свистит и вопит.

Публика действительно сходила с ума, такого не было никогда, достопочтенные зрители партера и лож буквально кидались друг на дружку с кулаками, а шум от топота ног, свиста и выкриков стоял такой, что музыки не было слышно вовсе. Сергею Дягилеву пришлось несколько раз выключать свет, пытаясь успокоить беснующихся парижских эстетов, а композитору просто спасаться бегством из зала.

Глядя вслед этому щуплому очкарику, думала ли Шанель, что через семь лет будет помогать Стравинскому выжить и ей даже станут приписывать роман с Игорем Федоровичем? А тогда она даже во время скандала, вернее до начала спектакля, заметила еще одно: на Кариатис явно оглядывались дамы, причем не осуждающе, а с любопытством, пытаясь запомнить фасон ее платья и то, как уложены и заколоты большим красивым гребнем ее волосы. Коко воочию увидела, что значит диктовать моду, но не в салоне, куда ходят только клиентки, а в театре.

Запомнилось.

Но Кейпел все чаще оставлял ее одну, правда, подбросив идею открыть свой бутик в курортном Довиле. Он арендовал для Коко помещение прямо на главной улице, чтобы модницы, прогуливающиеся вдоль пляжа под зонтиками, могли заглядывать и в бутик. К ней приехали младшая сестра Антуанетта и верная тетя Адриенна, у которой все продолжался многолетний роман с бароном из Мулена. Неизвестно, что говорили Коко Адриенна и Антуанетта, но даже их присутствие не спасло Шанель от тоски и одиночества. Кейпел отдалялся…

Спасала работа: только когда она вставала с ножницами в руках либо перед манекенщицей, либо перед рулоном ткани, она забывала о бедах и тоске. Работа будет спасать ее всегда, только в военное и послевоенное время, когда работы не будет, на Шанель навалится настоящая тоска.

Кроме того, работа давала деньги, а Коко прекрасно знала, что без них никуда. Рассказывая о тех годах биографам, Шанель все время подчеркивала, что была еще несовершеннолетней, маленькой девочкой, даже не имеющей права подписи, мол, поэтому Бой и опекал ее так строго. Это глупость, потому что в 1913 году, когда она всерьез взялась за производство одежды, Коко исполнилось тридцать лет. По любым меркам на ребенка не похоже!

И право подписи у нее давно было, и даже своя чековая книжка, из-за чего они едва не поссорились с Кейпелом. Бальсан отказался дать деньги на организацию ателье и бутика, только предоставил квартиру и предложил выйти замуж. Бой деньги дал, а потом сделал вид, что у нее есть свои, для чего просто открыл Шанель кредит в банке, положив туда в качестве залога собственные бумаги. Получив в распоряжение чековую книжку, Коко принялась тратить, не слишком задумываясь над суммами, нет, она не покупала все подряд, все же сказывалась крестьянская жилка, но кредит превысила. Сообщили об этом, конечно, Кейпелу как залогодателю. Он не стал выговаривать любовнице, просто мягко напомнил, что если та намерена купить что-то очень крупное или дорогое (а Шанель приобрела лаковые ширмы Кормонделя, оставшиеся с ней до конца ее дней), то нужно сначала предупредить его, чтобы лимит был повышен.

Наверное, в ту минуту над Коко разверзлось небо, а под ногами бездна, и грянул неслышный остальным гром. Она-то думала, что обрела свободу и покупает все на собственные деньги, потому тратила, не считая, а оказалось, что это любовник пополняет счет! Для Шанель это было абсолютно неприемлемо, она никогда не желала становиться содержанкой, всеми способами избегала этого с Бальсаном, начав изготавливать шляпки, чтобы иметь свои деньги и ничего не просить у любовника. И вдруг обнаружить, что живешь за счет другого…

Потрясение оказалось сильным, она даже швырнула в лицо Кейпелу сумочку и убежала из квартиры, в которой жила. Оставаться в оплаченной любовником квартире и на его деньги… Бой сумел вернуть ее и убедить принять эти средства. Тогда у Коко родилось твердое решение встать на ноги самой и все вернуть Кейпелу, причем с процентами!

Со следующего утра с рассветом она была уже в ателье, чем привела в неописуемое изумление персонал, не привыкший видеть владелицу так рано. Началась работа. Если Кейпел и сделал Шанель, то не только поддержкой в первые месяцы, а скорее именно в тот день. Работа принесла свои плоды, уже через год Шанель смогла не только выплатить Кейпелу вложенные в дело средства, но и «накинуть» проценты. Она встала на ноги.

Бой очень… расстроился, вздохнув:

– Я думал, что даю тебе игрушку, а дал свободу.

Свободы не вышло, она все равно осталась привязана сердцем, а эта связь куда крепче любой другой….

По совету Кейпела Шанель с началом Первой мировой войны не закрыла свой бутик в Довиле и оказалась единственной из торгующих одеждой. Бежавшие при наступлении немцев из восточных имений в Довиль дамы нуждались в новых платьях, причем лучше таких, в которых было бы удобно работать в госпиталях и которые можно надеть без помощи горничной. Именно поэтому модели Шанель стали столь популярны. В то время, когда Франция едва не рухнула, она сама оказалась на высоте. В трудностях Франции вины Коко не было ни малейшей, а не заработать, когда есть возможность, просто грех. И женщинам очень понравились удобные, недорогие платья без жестких корсетов, множества рюш и оборок, без турнюров, такие, в которых можно не только свободно ходить или сидеть, но и бегать. Даже после войны женщины не пожелали отказываться от приобретенных у странной портнихи удобных нарядов. Впервые Шанель победила, она ввела кроме моды на шляпки моду на удобные платья.

Артур Кейпел тоже побывал на войне, правда, занимался больше поставками угля со своих угольных шахт в Англии, но пороха понюхал. И даже во время военных действий он сумел выбраться к любовнице и свозить Коко в Биарриц – курорт на границе с Испанией. В Биаррице было тихо, спокойно, много аристократической публики и никаких кутюрье! Через месяц аристократки уже стояли в очереди, желая заказать наряд у Шанель. Биарриц стал Клондайком для Шанель не только в военные годы, но и на долгий срок.

Количество открытых бутиков росло, благосостояние новой кутюрье тоже. Ее соперник – Поль Пуаре, в последние годы диктовавший моду и предложивший стиль «Шехерезада» с настолько узким внизу платьем, что дамам приходилось стягивать колени резинкой, потому что при слишком широком шаге подол просто рвался, в военное время занялся изготовлением формы для армии, остальные забились по щелям. Шанель вполне воспользовалась моментом. Вернувшись на подиумы после войны, Поль Пуаре и остальные с изумлением обнаружили, что там царит вчера еще никому не известная портниха из Мулена.

Коко никому не говорила, что она из Мулена, но это мало что меняло. Место диктатора моды заняла практически самозванка! Это было неприятным открытием, но Поля Пуаре нимало не обеспокоило. Глупышка свернет себе шею за пару лет окончательно, что она может предложить? Какое-то убожество, разве такой должна быть женщина? Даму нужно холить и лелеять, водить, поддерживая под локоток, чтобы не упала, помогать одеваться и раздеваться (лучше второе)… Шанель предлагала все иное – самостоятельную женщину, одевающую платье без помощи горничных и двигающуюся широким шагом (и никаких резинок на коленях!).

Надо ли говорить, что женщинам понравилось предложение Шанель, они не желали возвращаться к тюрбанам и нарядам Шехерезады. Побеждала Шанель!

А где все это время был Бой? Он воевал, зарабатывал деньги, периодически ездил отдыхать с Коко, временами ночевал на квартире, которую снял для них. Но предложения выйти замуж не делал.

Почему? Коко уже не была той глупышкой из Руайо, которую нужно учить есть устрицы или объяснять, что подпись в чековой книжке чего-то стоит только тогда, когда на счету есть средства. Это была стройная красавица, диктующая моду, по ее примеру женщины окончательно отказались от корсетов, оголили икры ног, перестали бояться загара, а потом и вовсе постриглись. Своим примером она заставила женщин Парижа, а за ними и почти всей Европы раскрепоститься, почувствовать себя самостоятельными и свободными. Одежда для женщин всегда очень много значила, сознание самой себя в корсете или без него разительно отличается, а возможность носить то, что хочется, а не то, что придумали мужчины, мало заботившиеся об удобстве прекрасного пола, добавляет уверенности.