Мечта каждой женщины

Бабуся уже начала терять терпение:

– Солнце встало выше ели. Время…

– Евдокия Тимофеевна! – вовремя остановил ее внук. – Вы эти свои деревенские замашки бросите или нет?

– Вовсе и не деревенские, – обиделась старушка.

К своему деревенскому прошлому Бабуся относилась весьма трепетно. Как и к прошлому вообще. Дело в том, что далекие предки Евдокии Тимофеевны были сосланы подальше от столицы во времена какой-то смуты еще при Иване Грозном. И знаменитую тогда фамилию Глинских царь повелел заменить на какой-то номер в списке. Вот так и стали они Десятовыми.

Но даже в деревне Вражино, в которой старушка прожила большую часть своей жизни, очень уважали бабу Дусю. А уж когда она после смерти сестры перебралась в Тарасов к своему двоюродному внуку, да еще и заняла в его детективном агентстве пост «сыскаря», односельчане и нарадоваться не могли на свою землячку.

И сама Евдокия Тимофеевна о них не забывала, периодически присылала письма и справлялась о здоровье родственников и соседей. Которых, кстати сказать, вовсе не считала глупыми и отсталыми. Именно поэтому надменный тон внука и задел ее до глубины души:

– Чем это тебе деревенские-то не угодили? Это я по радио совсем недавно слыхала. Там умные люди сидят, а я только за ними повторяю… Ты меня перебил, а там, между прочим, диктор прям стихтворению рассказывал! Раз тебе не нравится, я тебе по-нашему, по-простому, сказать могу…

Игорь недовольно нахмурился, приготовившись к самому худшему. Но Бабуся неожиданно сменила гнев на милость и продолжила совершенно дружелюбно:

– Вот я и говорю, что время для туалета уж подошло, а мы не ели.

Ирина предпочитала в родственные споры не вмешиваться, поэтому наблюдала за внуком и бабушкой со стороны. Впрочем, потеря времени на всякие пустяки в ее планы не входила. Но так как в ее отсутствие Евдокия Тимофеевна уже успела расставить на столе всевозможные розеточки с медом и вареньем, чайные чашки и блюдца, а блюдо с блинчиками уже давно дожидалось своего звездного часа, Ирина решила принести из шкафа новые льняные салфетки.

Она их хотела достать уже давно, но для этого как-то не было подходящего повода. Сегодня девушка решила просто начать утро с хорошего настроения. На душе было особенно радостно от того, что все вчерашние распри по поводу Ирининого умения водить машину были забыты. Ну, по-крайней мере, о них никто не вспоминал.

Когда девушка хотела уже незаметно прошмыгнуть обратно на кухню со стопкой зеленоватых крахмальных салфеток, в прихожей раздался звонок. Оба спорщика, которые даже не заметили поначалу Ирининого отсутствия, в недоумении уставились на девушку, застывшую на полпути между прихожей и кухней. Так как привелегией поднимать телефонную трубку и раньше других узнавать все новости в доме обладала только Евдокия Тимофеевна, как раз на нее девушка и смотрела:

– Взять? – спросила она, готовясь пропустить старушку к телефону.

– Ктой-то к нам в такую рань? – удивилась Бабуся. – Возьми уж ты, Иришка.

Девушка в свою очередь тоже удивилась такой покладистости, но все-таки передала кипу салфеток Игорю и вернулась к телефону.

– Алло. Да, – бодро ответила она, подняв трубку.

Но через секунду она помрачнела и жестом подозвала мужа. Тот удивился, передал салфетки Бабусе и сменил Ирину у аппарата. Через секунду на его лице появилось то же самое выражение, а от хорошего настроения не осталось и следа.

– И чего ему с самого утра-то понадобилось? – заворчала баба Дуся, как попало раскладывая салфетки под тарелки.

У нее не осталось сомнений – звонил Малышев. Только он мог испортить хороший день в самом начале.

ГЛАВА 2

ГРЯДУЩИЕ ПЕРЕМЕНЫ

Марина Аркадьевна нервно перетирала фужеры, потом бросалась в ванную к недостиранному белью, потом снова бралась за фужеры…

Чемоданы были почти собраны, и последние вещи надо было упаковать в коробки. Во всех комнатах царила какая-то нежилая пустота: голые полы, на стенах – следы от снятых картин, одинокая мебель по углам. Во всем чувствовались грозящие начаться перемены и изменения.

Чтобы сын не задавал лишних вопросов, пришлось рассказать ему байку о кардинальной смене мебели и переезде в другую квартиру. Отчасти это было правдой, потому что в скором времени Андреевым действительно предстояло переселение.

Только в комнате Аркашки все было по-прежнему: любимые плакаты над диваном, куча CD-дисков на столе, мятые джинсы на спинке стула… Именно оттуда доносились ужасные звуки музыки, которые доводили до истерик не только соседей, но и родителей шестнадцатилетнего мальчугана.

Эффектным жестом поправив прическу, Марина Аркадьевна направилась в источнику возмущения спокойствия.

– Сын, когда прекратиться это безобразие? Ты уже вполне взрослый человек, и должен обладать хотя бы каплей уважения, – наставительно произнесла она, открывая дверь в этот оазис беспорядка.

«Вполне взрослый человек» совершенно не прореагировал на эти проникновенные слова. И вовсе не потому, что у него напрочь отсутствовало уважение ко взрослым в целом или к родной матери в частности. Просто за ревом музыки, которая буквально лилась из всех динамиков, он не слышал даже сам себя, не то что еще кого-нибудь. Кроме того, он был занят – среди всего этого хаоса он умудрялся писать стихи даме сердца.

Увидев полное пренебрежение к своей персоне, Марина Аркадьевна молча вышла и прикрыла за собой дверь. Она снова остановилась возле зеркала и с грустью отметила, что в уголках рта появились маленькие, едва заметные морщинки. Она схватилась за банку с кремом и жестом профессионального визажиста нанесла несколько капель на лицо.

«С этим переездом я постарею лет на сто, – подумала женщина, отчаянно маскируя признаки усталости. – Как только все это закончится, сделаю пластическую операцию или, на худой конец, хотя бы подтяжку. Или нет, просто отдохну недели две на море…» Женщина улетела в мечтах к теплому Средиземному морю и улыбнулась. Но перехватив в зеркале этот нечаянный взрыв оптимизма, она снова нахмурилась: впереди пока были только проблемы, много проблем.

Через несколько дней они всей семьей уезжали за границу. Навсегда. Только Аркашка об этом пока не знал, и родители предпочитали как можно дольше скрывать от него этот факт. И не только потому, что он, по обыкновению всех влюбленных подростков, взбунтовался бы – со всем максимализмом юности его угораздило влюбиться в одноклассницу.

Но любящим родителям было далеко не безразлично эмоциональное состояние своего отпрыска перед отъездом в чужую страну. Поэтому они и решили до поры до времени его не травмировать.

«Подумаешь, обыкновенная детская влюбленность! – фыркнула Марина Аркадьевна, снова принимаясь за фужеры. – И что он в ней вообще вообще нашел?… Я, конечно, понимаю, она очень милая девочка, но чтобы ради этого отказаться от будущего? От учебы в престижном колледже Америки? Этого я понять не могу. И никогда не допущу, чтобы мой сын прозябал здесь в такой же нищете и серости, как и его отец!»

Кстати говоря, Арсений Сергеевич Андреев уже давно приобрел в Тарасове репутацию опытного дантиста, поэтому зарабатывал очень неплохо. Но недалеким и ограниченным человеком его никто не мог назвать, поэтому он тоже желал для сына большей удачи и возможностей для реализации заложенного в нем от природы потенциала. И вообще, любимому детищу для полного счастья заботливые родители припасли в подарок к началу самостоятельного жизненного пути другую страну.

Конечно, особой роскошью квартира Андреевых не отличалась, но про нищету и серость Марина Аркадьевна все же зря загнула. Дело в том, что четыре комнаты на четвертом этаже нового дома в самом центре Тарасова нельзя было назвать «хижиной дяди Тома» даже с большой натяжкой. Скорее всего, они походили на дворец (рядовой такой, среднестатистический, но все-таки довольно комфортабельный).

Вот только самой Марине Аркадьевне он с каждым днем становился все ненавистнее. Душа ее уже давно рвалась за границу этого скучного серого территориального пространства, называемого в простонародье Россией.

Телефонный звонок отвлек ее от грустных мыслей. Впрочем, навевая еще более мрачные предположения: она очень боялась, что в самый последний момент произойдет что-то ужасное и эмиграция сорвется. Хотя она делала все возможное (и даже почти невозможное!), чтобы этого не произошло.

– Здравствуйте. Вы дозвонились в квартиру Андреевых. К сожалению, нас сейчас нет дома. Но Вы можете оставить свое сообщение и номер телефона после короткого гудка. Большое спасибо… – вещал автоответчик голосом самой Марины Аркадьевны.

– … Хм, – явно засомневались на другом конце провода. – Как появитесь, перезвоните, пожалуйста, майору Малышеву по телефону тринадцать-тринадцать-семьдесят пять. Это важно.

Мужчина резко положил трубку, не дав Марине Аркадьевне даже опомниться. Она в недоумении уставилась на автоответчик, как-будто он мог угадать, зачем понадобилась его хозяйка неизвестному майору милиции. Женщина хотела было сразу набрать указанный номер, но в последний момент отдернула руку от телефона. «Лучше Арсения подожду, – решила она. – Пусть сам разбирается».

Все домашние дела резко перестали ее интересовать и Марина Аркадьевна думала только об одном: кому еще забыл «дать на лапу» ее очень прогматичный и дальновидный супруг Арсений Сергеевич, который временно отсутствовал дома по причине ухода в ближайший магазин.

– Дорогая, я вернулся, – раздался с порога голос хозяина дома. – Что-нибудь случилось? – озабоченно спросил он, увидев расстроенное лицо жены.

– Сеня, кто такой майор Малышев? – в свою очередь устало спросила Марина Аркадьевна, предвкушая новые непредвиденные расходы.

– Понятия не имею, – пожал плечами Андреев. – А в чем, собственно говоря, дело? К нам кто-то приходил?

– Никто к нам не приходил. Он только что звонил, но я не успела взять трубку, – объяснила Марина Аркадьевна. – Позвонить ему?

– Я сам, – сказал Арсений Сергеевич и начал давить на клавиши телефона.

Жена молча ушла на кухню в полной уверенности, что, как человек творческий и очень рассеянный, муж все-таки что-нибудь забыл принести из магазина.

– … Так и есть – забыл петрушку, – грустно покачала она головой. – Придется рагу без зелени готовить.

Но не успела она еще по-настоящему загрустить по поводу неприготовленного блюда, как на пороге возник почти двухметровый подросток.