В сердце тьмы

– Кисуля? – не выдержала я.

– Вообще, Крис. Кисуля – для друзей.

Она забрала у меня из руки сигарету, и воздух снова наполнился едким дымом, что разъедал глаза.

– Матео, открой окно, спалят же.

Со скрипом повернулась ручка. Оконная рама некоторое время сопротивлялась и, наконец, с дребезжанием открылась. Внутрь ворвался свежий запах сирени. Неужели весна?

– Черт, Грош, уже третья. У тебя и так одно легкое осталось.

– Да и этого уже нет, – безразлично ответил он и щелчком отстрелил окурок в окно. – А так хоть посмолю напоследок, – усмехнулся он.

Каждый день мы торчали в туалете или в небольшом заброшенном дворике позади хозблока. Нам было хорошо. Никто не лез в душу. Мы дурачились, курили, а еще воровали булки из столовой. Я, как самая глазастая, стояла на шухере. Мне было смешно и страшно. Мой слух обострился, как у летучей мыши. Казалось, я слышу, как со старой черемухи у главного входа облетают, подхваченные порывом ветра, лепестки.

По ночам Матео забирал меня в Забвению, и наша четверка продолжала поиски колдуньи, что знает то самое слово. Я долго думала о нем. Что это было за слово, что могло прогнать тьму?

Вязкая черная топь закончилась. Мы вышли на место, куда еще не добралась тьма. Здесь было много света и цвета. Я в жизни своей не видела столько цвета: такая сочная трава, такие белые цветы, такое голубое небо.

– Там, на опушке, – Матео указал пальцем на окутанную зеленовато-белой дымкой липовую рощу.

И правда, спрятанный за густыми зарослями вьюнка показался небольшой дом. Весело смеясь, мы бросились наперегонки в долину. Разящий, осыпая нас звездной пылью, несся впереди.

Вдруг поднялся ветер. Он опалял жаром наши спины, цеплял за волосы и одежду.

– Тьма, – крикнул Матео, обернувшись на остальных.

Ее безобразная черная морда смотрела на нас налитыми кровью глазами. Из оскаленной пасти тягучими сгустками стекал огонь, только что утоливший голод сухим деревом.

Первым упал Грош. Когда остальные поняли, что произошло – Тьма уже поглотила его. Кисуля, резко развернувшись, бросилась ему на помощь, но Тьма схватила и ее. Нам чудом удалось вырвать Кисулю из ее цепких лап, и мы бросились к дому.

– Он зачарован! – закричал Матео, крепко сжав мою руку. – Скорее.

Кисуля курила молча. Нервно затягиваясь так, что огонек на конце ее сигареты ярко вспыхивал, с шипением пожирая табак и бумагу. Я чувствовала, как она дрожит, как тушь слезами стекает по ее щекам.

– Хочу танцевать, – глухо выдохнула она и, бросив окурок на пол, поднялась на ноги.

На следующий день Матео стащил с дежурного поста старенький магнитофон, и мы всю ночь танцевали.

– Можно?

Продолжая медленно двигаться под музыку, я положила пальцы на лицо Матео. Подбородок с ямочкой, прямой нос, пушистые ресницы, красивый высокий лоб. Он вдруг обхватил мое запястье рукой и через пару мгновений поцеловал тыльную сторону моей ладони.

– Что ты видишь?

– Тебя – мой Король.

Я положила голову ему на плечо, и лицо мое щекотали легкие зеленовато-белые лепестки, сорванные порывом ветра с лип.

Колдуньи в доме не оказалось. Почти всю долину поглотила тьма, оставив лишь несколько метров перед домом. Матео усадил раненную Кисулю на Разящего, и мы двинулись в путь. Все молчали. Без Гроша, нас осталось только трое.

Как бы быстро мы ни двигались, тьма лизала нам пятки. Проклятие, которым она наградила Кисулю, распространилось с руки на грудь и поползло выше. Но Кисуля молчала, она – боец, но то, что я. Копыта Разящего снова вязли в вязком тумане, а краски дня маячили где-то вдалеке, маня нас к себе, как призрачный мираж посреди пустыни.

– Ты же знаешь, где еще может быть колдунья? – спросила я Матео, стараясь не выдать своего волнения.

Он вдруг остановился и, взяв меня за плечи, посмотрел в глаза.

– А что говорит тебе сердце?

Я хмурила брови, не понимая, о чем он. Что я могу знать? Даже имени своего не помню. Он приложил руку к моей груди. Изнутри начала подниматься горячая волна, словно восторг, что не умещался внутри, он выступал на глазах слезами, размывая мир вокруг. Перед глазами мелькали картинки: мама кладет меня в кроватку, она улыбается мне. Папа учит кататься на велосипеде, первый поцелуй, вода с напором выдавливает лобовое стекло маленького Шевроле…

– Нет, —закричала я, отталкивая Матео. – Я не могу. Я не хочу…

– Ты можешь, – спокойно ответил он. – Внутри тебя есть то, что поможет прогнать тьму. Не бойся этого. Это богатство, которым одарила тебя жизнь. Люди, что коснулись твоей судьбы, они обогатили ее своими страданиями и своей любовью. Не бойся, – прошептал мне на ухо. Лишь ты видишь сердцем. Ты знаешь путь.

– Знаешь, я полюбила звук постукивания ногтя об ампулу, – усмехнулась Кисуля.

Я дождалась, когда медсестра сделает ей укол морфия и выйдет.

– Можно? – я осторожно нащупала край ее кровати и села.

– Помнишь, ты сказала, что единственное, по чему действительно скучаешь – волосы?

– Очуметь, – протянула Кисуля, забирая у меня из рук парик.

– Его передал для тебя Матео.

– Как тебе? – с восторгом спросила она.

– Ты очень, очень красивая. Можно?

Я дотронулась кончиками пальцев до ее лица, как несколько дней назад до лица Матео.

– Знаешь, все, что осталось от меня прежней, это – глаза, – с какой-то щемящей грустью в голосе сказала Кисуля.

– Какие они? Нет, не отвечай. Зеленые, как у кошки.

– Ты точно видишь сердцем. Знаешь, как называл меня Грош, когда мы ссорились? Бешенный сфинкс. – усмехнулась она. – Скоро увидимся, придурок.

Уже несколько дней мы шли по серым, окутанным туманом землям. Иссохшие в нестерпимом зное деревца и редкие каменные насыпи – вот все, что мы видели на своем пути. Я все больше волновалась, правильно ли выбрала дорогу, что Матео ошибся насчет меня. Но ни одним словом мои спутники не выказывали своего недоверия. Все, понурив голову, брели вперед. Кисуля едва держалась в седле – нужен привал.

Мы расположились за небольшой каменной насыпью и едва нашли дрова для костра. Кисуля почти все время спала. Вот и сейчас она лежала в спальнике Гроша и тихо бредила во сне. Разящий, переминаясь в ноги на ногу, стоял неподалеку. Он то и дело вскидывал голову во сне, и сбруя его, украшенная самоцветными камнями, звенела в тишине.

– Как ты стал королем этих земель? – я дотронулась до руки Матео, пытаясь привлечь его внимание.

Он долго смотрел на еле тлевший костер, а потом вдруг развернулся ко мне.

– Это место прекрасно. Когда-нибудь ты поймешь это. Я хочу сохранить его. Для всех тех, кого люблю, кого помню, в кого верю. Ведь каждый человек – это целый мир, с континентами, городами и странами. Мир без условностей, где в тишине сердца ты можешь найти дорогих тебе людей. Стоит только захотеть.