Заратустрица

Дьявол. Она была права. В телекинез с одной полки на другую никто не поверит. Вот если бы чёрная и белая половины – вход и выход из портала – стояли на разных концах сцены…

– Распилить? – засомневалась Иветти. – А ты его не сломаешь?

– Без этого магия шкафа ничего не стоит. Номер провалится! Рискнём.

К ночи мы аккуратно разделили шкаф на две части, заменив одну из перемычек куском шпона. После мы заново пропустили через ящики едва ли не весь вагончик. Всё, что смогли туда уместить. Даже проклятая гагатовая шпилька вернулась к Иветти. Портал работал, как часы. Разве что петли скрипели, но это придало номеру антураж.

– Не хватает главного, – осенило меня. – В конце мы должны переправить тебя, Иветти.

– Меня?..

– Ну, как же! Величайшие маги пилят, топят и жгут красивых помощниц. Только ради этого папаши и ведут детей на шоу.

Её это подкупило. Вздохнув, Иветти скукожилась в белом ящике и поджала ноги. Я закрыл дверцу. Тотчас распахнул – и живот свело. Чрево шкафа пустовало, как никогда прежде. Казалось, Иветти пропала насовсем. Не умерла, не спряталась – будто и не существовала, только чудилась. Безе скулила, а я вспотел. Спотыкаясь, шагнул к чёрному шкафу. Дёрнул ручку…

– Получилось! У нас всё получилось! Вот это будет номер, – верещал я, кружа Иветти по вагончику. – Что там внутри? Пустота? Полёт?

Она задумалась:

– Ничего. Щёлкнул замок, стало темно – и вуаля, опять ты.

– Я придумал: надо сперва пооткрывать мелкие чёрные ящички. Будто ты можешь оказаться там, ха-ха! Для эффекта.

– Тогда давай ещё.

Мы начали заново. На этот раз Иветти сама вызвалась усадить пуделя в белый ящик. Я изображал магические пассы, когда в дверь вагончика постучали. «Полиция», – струсил я, отпирая. Но пришел мсье Жако:

– Ох ты ж!.. Ваша псина? – буркнул он. – Крутится тут под ногами.

Я узнал Безе. Тварь сбежала из шкафа на улицу, пока мы отвлеклись. Иветти подхватила её и унесла внутрь. Без грима, в свете луны директор был похож на собственный труп:

– Леон, я пришёл… сказать: левый По скончался. Лимпопо мёртв.

– Это ужасно, – соврал я. – Он так и не пришел в себя? Говорил что-нибудь ещё?

– Нет. Так и стонал: «…устрица, …устрица». Боже мой! Какая потеря для варьете. Леон, не подведи завтра, уж ладно? Готов номер-то?

– Почти.

После его ухода Иветти расплакалась по Лимпопо, и мы решили, что на сегодня лучше закончить.

А ночью я проснулся от страха. Чёрный шкаф скрипел. Спросонья мне пришло в голову, что он голоден и просит есть, хлопая губами-дверцами. Но спустя минуту тишины я понял, в чём дело. Мы мало репетировали. В прошлый раз беспечность привела к фиаско. Теперь я не мог уснуть, не перепроверив всё заново.

В клетке под потолком спали голуби – из тех, которых достают из шляпы. Я взял одного. Сердечко билось мне в ладонь. Через минуту, совершив обычные ужимки фокусника, я закрыл его в белом ящике.

– Дамы и господа, это не чудо, – я демонстрировал воображаемой публике пустой шкаф. – Чудо ещё впереди! Проверим, куда магия занесла нашу птичку. Может, она… вот тут?

Я подлетел к чёрному шкафу и открыл крошечный ящичек. Меня шатнуло.

Голубь.

Но птица была велика, а вещи не появлялись в ящиках не по размеру. Той ночью что-то пошло не так: внутри лежало пернатое тельце. Без головы. Шкаф выдал мне столько голубя… сколько вместил в первый открытый ящик. Такого не случалось, пока мы не распилили шкаф. Повезло, что я не успел вытворить эдакое с пуделем. Или – господи боже – с Иветти!

Мучимый фантазиями о неслучившемся, я залпом вылакал бутылку пино, недопитую близнецами, и упал в постель.

* * *

Наутро мы репетировали, и я соврал, что не хочу кривляться, открывая не те ящики. И что в последнее время дал публике лишку поводов для смеха. Леон Заратустра вернется в ином амплуа.

Всё опять шло замечательно. К вечернему выступлению Буль перетащил шкафы на сцену. Иветти и Безе разогревали публику, а я ждал за кулисами.

– За-рат-устрица…

А?.. Далеко в зале старая бонна тащила к проходу тройняшек лет пяти. Меня передёрнуло. Бонна показала два билета и усадила мальчишек втроем в одно кресло. Они начали щипаться и корчить рожи. Я едва не пропустил свой выход.

– Эй, Леон, – директор сцапай мой рукав. – Без Лимпопо программа выйдет короче обычного. Ты не мог бы как-нибудь, ну… растянуть номер? Покажи им кой-чего из старого. Что-нибудь простенькое.

– Да, мсье Жако.

Номер катился, как по маслу. Голуби, диадема, трость господина из первого ряда. Всё исчезало тут, а появлялось – там. Кульминацией стало перемещение Безе. Как и я, зрители обрадовались пропаже визгливой собаки. С галёрки умоляли «не возвращать докучливую шавку», но дети завыли, и по велению мага пудель вернулся.

Я помнил о просьбе директора. Пообещав зрителям невероятный финал, я устроил Иветти в белом ящике и показал, как он в одно мгновение опустел. Но в этот раз Заратустра не спешил. Смакуя интригу, я взял цилиндр и вышел к самому краю сцены. Мне захотелось выдержать паузу вульгарным фокусом. Голубь из шляпы. Я помахал ею перед публикой и откинул невидимый клапан внутри тульи.

Шляпа потяжелела. Я едва не уронил её, но зал решил, что это часть номера.

– Улыбнись, Леон! – Люди впервые звали меня по имени. – Сейчас вылетит птичка!

* * *

И вот – я опускаю руку в цилиндр и понимаю, как на самом деле пудель оказался за дверью вчера. Дверь вагончика черна от копоти. Магия свихнулась сильнее, чем я думал. Шкаф выдаёт столько, сколько уместится в первый открытый ящик. Но это ещё не всё. Порталом становится любая – открытая мною – чёрная дверь! Шкаф принял клапан в цилиндре за дверцу… маленького чёрного ящика.

Не перьев касаются мои пальцы. Я трогаю локоны на тёплой макушке. И лепестки гагатовой лилии.

А мои новые брюки шьют в Бельвиле, варят в щёлоке и красят кампешевым соком. Мне выдадут их завтра в Les Carmes на рю Вожирар. Совершенно бесплатно. Теперь я знаю их цвет. Полосатые. Чёрно-белые.