
Шильонский замок. Нити времени
Роды начались ночью. Люди, ранее ей незнакомые, вошли в комнату, как только услышали её первый стон. Обезумев от боли, она не могла понять, что с ней происходит. В перерывах между приступами яростной боли она искала глазами нож, которым ей должны были разрезать живот, чтобы извлечь оттуда младенца, но нигде его не видела. Она подумала, что с ней решили покончить и поэтому не делают ничего, что могло бы облегчить боль. Вместо того чтобы разрезать живот и достать ребёнка, её подвергают мукам адовым. Теряя последние силы, она молила о помощи и прощалась с жизнью.
– Мальчик, – услышала Джоанна чей-то голос. Она решила, что всё-таки умерла и теперь очнулась в раю, потому что боли больше не было.
– Мальчик? – она повторила и увидела добродушное лицо старушки, которая была с ней рядом во время чудовищных мук. Взгляд Джоанны переместился на маленькое синее существо в руках старушки и она ужаснулась. Она вжалась в подушку головой насколько смогла и зажмурила глаза. Она попала не в рай, где у неё родился мальчик, а в ад, где ей вместо мальчика показывают какого-то синего уродца. У него из живота торчит кровавая верёвка, а те кто стоит рядом с ней, вместо того, чтобы ужасаться, улыбаются и поздравляют её.
Постепенно, Джоанна стала приходить в себя и поняла, что она вовсе не умерла, она всё ещё здесь, в замке. И в момент осознания того, что она жива, с ней что-то произошло. Она вдруг поняла, что она стала матерью возможного наследника. Она открыла глаза и услышала мягкий голос старушки, которая наклонилась прямо над ней:
– Ещё немного, – мило прошептала старушка, и надавила Джоанне на живот так, что та от боли потеряла сознание.
В следующий раз, когда она открыла глаза, в комнате была только кормилица со свёртком на руках. Джоанна медленно встала, голова её кружилась, всё тело болело, и не сделав ни единого шага, она бессильно опустилась на кровать. Кормилица поспешила подойти, молча, протянула Джоанне свёрток и отошла в сторону. Внимательно глядя на маленькое личико внутри свёртка, Джоанна спросила: «Мальчик?». Кормилица ничего не ответила, но с улыбкой кивнула. Джоанна велела ей выйти и оставшись один на один, со своим сыном она долго смотрела на его милое, уже не синее, а розовое, кукольное личико. Насмотревшись на то, что было видно, она развернула свёрток и увидела всего младенца, это было первый раз в её жизни. Это был действительно мальчик, между его ног было совсем не то, что у неё, там было нечто похожее на то, что она видела единственный раз в жизни, в её первую ночь в замке, у отца своего ребёнка.
С этого дня её жизнь была наполнена только сыном. Все свои дни, каждую свою минуту, она проводила с ним. Она отказалась от нянек, помня своё ужасное и молчаливое детство. Впервые она ощутила потребность говорить и улыбаться. Впервые она стала узнавать, какие радости может дарить жизнь. Впервые она могла не спать ночами, только потому что не могла даже взглядом расстаться с сыном, он стал её смыслом. Она назвала его Беро.
Вскоре после того, как сыну исполнился год, в замок приехали её кузены и сообщили, что Агнесс умерла. Она так и не увидела своего внука. Джоанна не задала ни одного вопроса, не испытала ни тени расстройства или сожаления. Скорей наоборот была рада, что теперь она стала единственной женщиной, которая может и носит звание матери, и никто больше не будет напоминать ей о её никчёмности. Кузен Джоанны, Филиппо пригласил её с сыном к себе, в Бриансон, и она не особо сопротивляясь, распорядилась немедленно собрать вещи и отбыла в тот же день.
Следующие шестнадцать лет мало чем отличались друг от друга. Размеренная, выверенная до мелочей жизнь съедала долгие дни, переваривая их в короткие годы.
Однажды зимой, к ней приехали с письмом из Шильона, в нём было требование незамедлительно прибыть в замок с Беро. Оказалось, что ему нашли невесту, и нужно было готовиться к свадьбе. С тех пор, она ни на один день не покинула стены замка.
Здесь прошло празднование свадьбы её сына. Здесь, Джоанна впервые испытала ревность и узнала, что это чувство съедает заживо. Джоанна возненавидела свою невестку с первого дня, как только увидела, с каким интересом смотрит на неё Беро. Здесь же, наступил тот день, когда небо избавило её от ненавистной невестки, подарив внучку Иоланду, которая во всем напоминало свою мать, и ничем совершенно, не была похожа на ёё сына.
1330 год, декабрь, Замок Шильон, Графство Савойское
Зима 1330 года, во всей Европе свирепствовала вопреки предсказаниям. Жестокие морозы проникали сквозь могучие стены внутрь, наполняя замок холодом. Каменные стены словно бумажные, пропускали внешнюю стужу внутрь, но несмотря на жуткий холод, Джоанна запрещала разводить огонь в камине. Она не любила огонь, солнце, как и многое другое, что дарило тепло и свет. В эту зиму Мария, жена Беро, должна была родить мальчика, которого Джоанна видела правой рукой своего сводного брата.
Мария, была полной противоположностью Джоанны: весёлой, лёгкой в общении и очень подвижной. Родом она была из солнечной Италии, и энергия солнца впитанная с рождения, выплёскивалась жизнерадостным смехом, задором в глазах, громким, звонким голосом и любовью которой от неё буквально веяло. Прожив в замке чуть больше года, она так и не смогла привыкнуть к холоду, который её окружал повсюду: снаружи, падая хлопьями снега на камни, внутри, где было запрещено разводить огонь, и в отношениях, в которых презирали улыбки, разговоры и добрый нрав. Вскоре после замужества Мария потеряла всех своих родных, в течение несколько месяцев, их одного за другим унесла чума. С детской наивностью она рассчитывала на поддержку своей новой родни, но вместо сочувствия встречала осуждение и презрение. Джоанна, видя растущее увлечение сына Марией и их сближение, старалась как можно чаще отправлять Беро дальше от замка, и его поездки занимали по нескольку месяцев. Мария же оставаясь одна, угасала с каждым днём. Когда начались роды, Беро был в очередном отъезде, а рядом с Марией находилась старая нянька и Джоанна, которая запрещала издавать даже малейший звук. Она вставила между зубов Марии палку и держала её до тех пор, пока ребёнок не появился на свет. Мария не узнала, кто у неё родился. Потеряв сознание, она так и не пришла в себя, умерев от кровопотери.
Появление на свет внучки было для Джоанны событием, ровным счётом ничего не значащим. Она хотела рождения внука, но в душе злорадно ожидала девочку. Внука ей могла родить другая невестка, а вот рождённая девочка станет поводом вечных укоров невестки. В своём неприятии невестки, ей был важен любой повод, чтобы унизить и оскорбить ту, что покорила сердце её единственного, горячо любимого сына.
Джоанна ждала внука, как надежду на продолжение Анжуйской династии, но получив девочку вместо мальчика, быстро переиграла свои планы и решила воспитать девочку так, чтобы в нужное время, её можно было использовать как инструмент для открывания нужных дверей. Воспитание внучки её не интересовало, как и сама внучка.
Годы шли, и за бесконечными интригами и стремлением укрепить своё положение, Джоанна не заметила, как единственный родной и близкий ей человек, маленькая девочка Иоланда, выросла. Не заметила она и того, что внучка стыдилась её поступков и мыслей, которыми та щедро делилась с Иоландой. Джоанна была абсолютно уверена, что власть над девочкой принадлежит только ей, и чувствуя как Иоланда боится её гнева упивалась своей властью над ребёнком. Она даже не сомневалась в том, что Иоланда будет гибким инструментом в её цепких руках. Джоанна не замечала, как с каждым днём Иоланда всё более отдаляется от неё. Они могли не встречаться и не разговаривать по нескольку дней, и это было нормой для Джоанны, но именно это дало возможность юной Иоланде узнавать жизнь самостоятельно, общаясь с жителями замка и слугами. Она научилась прятать свой игривый и задорный нрав так, что Джоанна даже не догадывалась, какой веселой и озорной может быть её внучка. Время шло, и когда расстояние между ними стало непреодолимым, у Иоланды исчез страх перед бабкой. И уже не имело значения, что с нею станется в случае гнева Джоанны, она её не боялась. Иоланда стала от неё свободна – слишком большая пропасть пролегла между ними, и никому из них было не по силам её преодолеть.
1348 год, 07 сентября, Замок Шильон, Графство Савойское
Шум волн не давал Иоланде уснуть. С каждым ударом волны Иоланде казалось, что вскоре волны разобьют эти проклятые стены. Огромная, каменная глыба, выпирающая из стены, служила подушкой для Марии и Иоланды. Пока Мария спала, Иоланда слушала волны, и чтобы чем-то занять себя, искала смысл в их шуме. Волны одна за другой обрушивались к подножию замка и на мгновение затихали, в этот миг тишины Иоланда могла слышать звук падающих от куда-то сверху капель. «Одна, две, три» – успевала сосчитать Иоланда, прежде чем, очередная волна разбивалась о стены замка. «А ведь волны это те же капли!» – неожиданно для себя самой воскликнула Иоланда. «Всю силу и мощь этих волн, несут в себе обычные капли. Капли соединившись с друг с другом обретают огромную силу, способную перевернуть лодку», это открытие так удивило Иоланду, что она встала и подошла близко к стене, которая отделяла ее от воды. «Здесь, в подземелье, у капли одна цена и значение, а там, где вольная стихия управляет тысячами капель как одним организмом, роль и ценность каждой, совсем иная». Очередная волна разбиралась о стены, и Иоланда начала считать: «Одна, две, три. Удар. Похоже на медленную музыку для такого огромного великана, что паузы для него незаметны». Впервые, за последние дни Иоланда улыбнулась, ей стало весело от услышанной музыки воды. «Капли таят в себе силу того простора, из которого они выходят и каждая капля знает, что вернётся туда, на свободу, а её возвращение, это лишь вопрос времени… одна, две, три, удар!», – Иоланда улыбнулась. «Капля обретает одну ценность, когда отрывается от других, а стоит ей слиться с сотнями, таких как она, и ценность эта меняется, становится другой, будто и не капельной вовсе». Одна, две, три, удар! «Только в слившись с другими, обретает она силу и только став единственной проявляется её суть». Иоланда стояла между стенами замка расставленными широко друг от друга, и высоко подняв голову, смотрела на слабый свет в отверстиях, что служили окнами. «Уже вечер», – проговорила она и услышала нежный голос Марии:
– Почему ты встала?
– Я не могла заснуть, – тихо ответила Иоланда и подошла к девочке.
– Полежи со мной, с тобой теплее, – Мария улыбнулась Иоланде и совсем слабо потянула её за руку. – Ты улыбаешься? – Мария заметила на лице Иоланды улыбку.
– Я слушала капли и волны, они бушуют там, – Иоланда показала рукой на противоположную стену.
– И что? – с интересом спросила Мария.
– И услышала музыку. И узнала про капли, что они … – Иоланда остановилась.
– Что они?
– Что они не умирают когда разбиваются об этот каменный пол.
– Конечно капли не умирают! – твёрдо сказала Мария и сильнее потянула Иоланду за руку. – Ты говоришь смешно, как мой дедушка. Как капля может умереть! – Мария тихонько засмеялась, и от этого тихого смеха Иоланде тоже захотелось смеяться.
– Давай мы будем об этом помнить, – радостно и задорно, словно не было вокруг каменных стен, сказала Мария.
– Давай мы будем об этом помнить, – в тон ей ответила Иоланда.
Они прижались друг к другу и заснули. Когда было уже темно, Иоланда проснулась вновь, ей захотелось повернуться на другой бок, но еда она приподняла тело, как ледяной воздух мгновенно заполнил освободившееся пространство. Не в силах переносить этот холод она вернулась в прежнее положение. За время, проведённое на своем каменном ложе, она научилась экономить своё тепло. Лучше оставаться некоторое время неподвижной, и свернувшись в комочек, трястись от холода, тогда тепло сохранится дольше. «Если бы только тело, не затекало!».
Сколько себя помнит, Иоланда не могла долго переносить холод, который могла совершенно не замечать её бабка. Несмотря на запреты Джоанны, Иоланде нравилось проводить время на кухне, рядом с горячими печками. Там она оттаивала, согревалась, могла говорить со слугами и смеяться.
Несмотря на свою усталость, она никак не могла заснуть из-за сковавшего холода. Обессилившая, голодная, промёрзшая до самых кончиков волос, она перебирала в голове фрагменты её последних дней в замке.
1348 год, 01 августа, Замок Шильон, Графство Савойское
В честь приезда своего брата, барона Луи, граф Амедей устроил большой прием, и по этому случаю в замок съехались гости. В центральном зале накрыли длинные столы, которые сплошь уставили едой и напитками. Приглашенные музыканты сменяли одни других, шум веселья нарастал постепенно. Еда и напитки не кончались, веселье затянулось далеко за полночь, вину и музыке тоже не было конца. Многие уже спали, положив голову прямо на стол. Джоанна сидела справа от графа Амедея и следила своими цепкими глазами за всем, что происходило в зале. Давно уже в замке не устраивали большие приёмы, и Джоанна привыкшая ложиться спать прежде, чем звезды начинали озарять небо, сейчас уставшая, поддерживая голову руками, силилась не уснуть. Иоланда, наоборот, полная сил, разрумяненная от быстрых танцев, не уходила из середины зала. Она танцевала, принимала участие во всех играх, пела, хлопала в ладоши и веселилась, как может веселиться беззаботная молодость. В зале разместилось два разных мира: за столами один – хмурый и мрачный, второй молодой, веселый и резвый в центре. Музыканты начали новую мелодию, и Иоланда с кузинами взявшись за руки закружились в резвом танце. Музыка еще лилась, когда Иоланда услышала хлопки в ладоши. Музыканты смолкли, девушки остановились, и Иоланда увидела дядю, возвышающегося над столом
– Всем спать, – крикнул он своим громовым голосом. Иоланда не заметила, что произошло, но от взгляда Джоанны не укрылось, когда слуга принес графу записку, после которой тот внезапно прервал веселье. Гости спешили покинуть зал, охранники выносили из зала тех, кто уже уснул, привычно поднимая их на руки. Иоланда тоже направилась к выходу, но ее поймала за руку Джоанна и прошипела в ухо: «Стой здесь!». Иоланда посмотрела на дядю: в глазах его была решимость, противостоять которой совершенно не хотелось, она попыталась вырваться из рук бабки, но та до боли сжала её руку и Иоланда подчинилась. Пристально наблюдая за этой сценой, граф Амедей дождался встречного взгляда Джоанны и буквально впился в неё своими глазами. Джоанна даже бровью не повела, и ни один мускул не выдал ее страха или сомнения остаться здесь.
– Думаю, нам лучше остаться, – наконец тихо, твёрдым тоном сказала Джоанна. Граф ничего не ответил и махнул рукой кому-то в темноту зала. Кроме Джоанны, Иоланды и её дяди, в зале был еще бессменный Филипп служивший кастеляном в замке последние пятнадцать лет и два покрытых дорогими одеждами мужчины, граф Амедей называл каждого из них «герцог». Они прибыли на праздник в замок вместе со всеми, но только сейчас вошли в зал и граф не представлял их никому.
В зале повисла тишина, которую кроме треска поленьев в печи ничего не нарушало. Иоланда смотрела по сторонам стараясь понять, зачем они все здесь собрались, и она первой увидела, как открылась маленькая, потайная дверь, рядом с большим окном, напротив камина. Когда то давно она обнаружила ее случайно, но никогда не видела, чтобы ей кто-либо пользовался. В зал зашли двое мужчин, всмотревшись в лица, ей показалось, что она прежде уже видела их, но пляшущие блики огня не давали рассмотреть лица вошедших. Один из мужчин подошёл к графу и взглядом показал на Джоанну и Иоланду.
– Иоланда, моя племянница, – коротко ответил ему дядя и показал на Иоланду взглядом. – Джоанна мать её отца, – сухо закончил он, кивнул он в сторону Джоанны, но не посмотрел на неё.
– Граф де Гин! Рауль де Бриенн! – неожиданно для всех бодрым голосом, почти прокричала Джоанна. Этого не ожидал никто и все повернулись в ее сторону. Джоанна смелой походкой направилась к Раулю.
– Вот уж кого не ожидала встретить сегодня. Я слышала…
– Не стоит верить слухам, – резко прервал ее граф Амедей. – Я думаю вам пора спать, веселье закончилось.
И граф Амедей, не дав опомниться Джоанне, взял её под локоть и вывел против ее воли из зала, Иоланда последовала за ними, успев заметить удивление и мимолётную растерянность на лице Рауля де Бриенн, как назвала его бабка. Дверь за ними с грохотом закрылась и Джоанна крепко взяв Иоланду за руку сказала:
– Проводи меня, а я пока расскажу тебе историю.
– Синьора, – произнесла Иоланда, это обращение она использовала, когда хотела хоть как то защитить себя от вовлечения в бабкины интриги.
– Молчи и слушай, – не дав закончить Иоланде, начала Джоанна, – этот Рауль не спроста здесь сейчас появился. Его ищут во Франции, ему будут рады в Англии, но никто пока не знает, что с ним делать. Его обвиняют в оскорблении короля Филиппа, и я слышала висельницу для него уже готовят, а он приехал в Шильон, – Джоанна остановилась и начала часто притопывать правой ногой. Она делала так каждый раз, когда затевала свои интриги, что-то просчитывая в своей голове.
– Я не хочу этого знать, – шепотом сказала Иоланда, – Если дядя скрывает кого-то, значит это не касается ни меня, ни тебя, и я думаю, это опасно так откровенно вмешиваться в дела дяди, он не любит этого.
– Плевать я хотела, на твои думы и на твоего дядю. Рауль де Бриенн граф де Гин и д’Э, вот что действительно интересно, вот о чем нужно подумать.
– Думай, сколько хочешь, – с шепота Иоланда перешла на громкий голос, – не втягивай в это меня.
Иоланда вырвала свою руку и побежала по тёмной лестнице ведущей вниз к кухне, куда бабка не ходила даже днем.
– Вернись!, – грозно повторила Джоанна, но Иоланда была уже далеко.
«Ну что, ж граф, значит граф!», – самой себе не то начала, не то продолжила какую-то мысль Джоанна.
Утром следующего дня, Иоланда за завтраком узнала, что барон Луи, юные кузены Иоланды и все гости отправились в Сант-Морис, и теперь в замке оставались только тайные ночные гости дяди и он сам. Предчувствуя неладное, Иоланда пошла наверх к бабке ждать пока та проснётся. Джоанна просыпалась ближе к полудню в обычные дни, а сегодня она легла спать только несколько часов назад, и сколько придется ждать Иоланда не знала, поэтому попросила служанку принести ей книгу с рисунками. Но едва Иоланда расположилась на стуле перед дверью спальни Джоанны, как услышала быстрые шаги бабки по комнате. Иоланда вопреки своим принципам прислонила ухо к двери, чтобы убедиться, что действительно шаги доносятся из спальни Джоанны. Она не ошиблась, по комнате действительно быстро ходила бабка, ее шаги Иоланда с детства могла узнавать и отличать. Иоланда долго не решалась постучать, она так и стояла в нескольких дюймах от двери, в нерешительности опустив голову. В таком положении ее и увидела Джоанна, резко открыв дверь. Джоанна обладала фантастическим чутьем, на всё тайное и скрываемое от неё.
– Что ты здесь делаешь, – почти прорычала она, увидев Иоланду.
Иоланда испуганно хлопала ресницами, по шагам отступая к стене, пока не уперлась в нее спиной.
– Ну! —приказала Джоанна, – быстро говори, что ты здесь делаешь, – из её глаз буквально лилась злоба и ненависть.
– Я пришла поговорить с тобой, – как можно спокойней проговорила Иоланда прерывающимся голосом.
– Говори, – чуть смягчившись сказала Джоанна, и потянула Иоланду за руку в комнату.
Джоанна почти неслышно закрыла дверь своей спальни.
– Я слушаю тебя. Зачем ты стояла и подслушивала под дверью? Что ты хотела здесь услышать? Почему пришла рано? Ты же знаешь, я еще сплю в это время. Ты хотела разбудить меня? Интересно, что тебя заставило, или кто тебя заставил придти ко мне в это время?
Джоанна обладала даром подолгу говорить с собеседником не дожидаясь от него ответов, она горстями бросала вопросы, но ответить на них не давала никакого шанса и возможности. Сама задавала вопросы, сама на них отвечала, делала выводы, заключения, и только когда в своём монологе она выговаривала всё, что считала нужным сказать, только когда выговаривала порцию оскорблений и обвинений Иоланде, только тогда она наконец-то прерывалась, делала короткую паузу, и уже с восстановленными силами принималась за обвинения вновь. Иоланда привыкла к этому стилю Джоанны и обращала на него внимание с одной лишь целью, чтобы поймать тот момент, когда бабка выговориться.
– Ну что ты молчишь, как всегда, – Джоанна впилась своими глазами буравчиками в Иоланду.
– Жду когда ты закончишь.
– Если будешь молчать, то закончу я очень скоро, при чем вместе с тобой, – речь Джоанны с новой силой полилась на Иоланду.
– Ты же убежала, тебя же не касается, что происходит в замке, ты же думаешь, что это я лезу не в свои дела, чистенькой хочешь быть! А не получится уже! Если у нас гостит Рауль, значит это Бог послал нам такой шанс, чтобы…, – Джоанна замолчала, подбирая слова. – Чтобы…, – она не решалась сказать дальше, и Иоланда понимая эту нерешительность, предположила самое страшное.
– Ты хочешь его выдать?
– Что?! С ума сошла?! Совсем ничего не понимаешь глупая девчонка!
Джоанна подошла к окну и глядя на Иоланду как на нерадивого ребёнка, тихо, вкрадчивым голосом начала.
– Он приехал сюда неспроста, и неспроста Амедей собрал так много гостей именно в то время, когда прячет у себя того, за кого могут дать как золото, так и висельницу. Этот лис что-то задумал.
Внезапно голос Джоанны стал жестким.
– И в его замысле, я уверена есть место тебе. И не последнее.
Иоланда пока ничего не понимала и сморщив лоб смотрела на бабку пытаясь угадать. К чему же все таки она клонит.
– Ты должна помнить девочка, кому ты обязана своей сытой жизнью здесь. Это я тебя оставила здесь, вместо того чтобы отправить тебя голодать к твоим родственникам в Ломбардию или и вовсе подохнуть там черной смертью как твоя, – Джоанна зло засмеялась, – как твоя итальянская родня.
Иоланда часто слышала подобные упрёки бабки, и если прежде она не понимала, зачем же действительно бабка оставила ее в замке после смерти матери и отца, то теперь вдруг до нее смутно стали доходить догадки о причинах ее пребывания в замке.
– Так ты меня специально здесь оставила, чтобы использовать, когда придет время? – еще сама не понимая, что она говорит, медленно произнесла Иоланда.
– Молчи и слушай! – Джоанна совсем не растерялась, и продолжила. – Сегодня они отправили всех из замка, значит им не нужны лишние глаза. Зная барона, я думаю он вернется дня через два – три, и тогда захочет познакомиться со всеми гостями замка. Поэтому Раулю придётся либо покинуть замок, что маловероятно, либо куда-то спрятаться. Думай, думай, – приободряя себя Джоанна слегка постукивала пальцами по своему высокому лбу.
– Барон терпеть не может охоту, поэтому туда скорей всего Амедей всех увезёт до возвращения Луи.
Джоанна замолчала, и не глядя на Иоланду начала ходить вокруг неё неровными кругами, то приближаясь, то отдаляясь от неё.
– Они отправятся на охоту, чтобы оставить замок пустым к возвращению нашего любопытного барона. Охота. Они поедут на охоту. Ты поедешь с ними.
Иоланда слушала её, и стараясь стряхнуть с себя всё, что только что услышала от бабки сейчас, качала головой.
– Что ты такое говоришь? Какая охота? Почему я? – Иоланда подошла так близко, что могла видеть как пульсируют зрачки в маленьких глазах Джоанны.
– Потому что так нужно, – вдруг ласковым голосом почти пропела Джоанна.
– Ты многого пока не понимаешь, да и не нужно тебе многое понимать, – усмехнулась Джоанна, – Ты просто поезжай на охоту. Развлекись. Отдохни. Уезжай из замка, пока я не пойму, что задумал наш драгоценный граф Савойский.
Джоанна обняла за плечи Иоланду и направила внучку к двери слегка подталкивая её к выходу и следуя за ней.
– Ты сегодня мало спала, иди отдохни немного, я пошлю за тобой, когда нужно будет собираться, – они остановились перед дверью, Джоанна повернула ключ, приоткрыла дверь и слегка толкнула растерянную Иоланду к выходу. – Поспи, пока за тобой не придут, и ничего больше не говори, потом, – и Джоанна прямо перед лицом Иоланды закрыла дверь.
Джоанна осторожно постучала в дверь к Иоланде.
– Просыпайся, пора!
Всё то время, которое прошло после возвращения Иоланды из спальни бабки она провела у окна, глядя на бурные волны озера. Они накатывали с такой силой, что казалось могут разрушить стены. В детстве Иоланда боялась, что однажды стены не выдержат и от очередного удара обрушаться вместе с волной в холодное озеро. Время шло, и наблюдая за волнами, Иоланда узнала, что стены останутся неприступными, несмотря на самые грозные волны. Как бы устрашающе не выглядели, и не звучали волны, они бессильны перед стенами замка и способны разве, что напугать его обитателей. Это наблюдение, возможно и помогало ей справляться с угрозами и упрёками Джоанны: много шума, который не несет никакой угрозы.