Ювелир. Тень Серафима

– Тебя не проведёшь, мой сиятельный лорд, – пренебрежительно откликнулся он. – За столько-то лет пора бы и научиться разбираться в человеческих душах, не так ли? Но я тоже поднаторел в этом. И если я лгу тебе, как ты уверяешь, задумайся, кому лжёшь ты сам? Не самому ли себе?

– О чём ты болтаешь, Шарло? – не понял правитель.

– Я нужен тебе не меньше – а может, и больше, – чем ты мне. Твоя вершина недосягаемо высока – и одинока, ты умещаешься там только один. Стандартная плата за власть, стремящуюся к абсолюту. Но знаешь ли… ограниченность обречена бесконечно стремиться к абсолюту. Ты окружён людьми, но с кем из них ты можешь говорить? Не приказать, не унизить, не обругать, не напугать до полусмерти? Не услышать в ответ одно лишь раболепное, давно набившее оскомину «Слушаюсь, милорд», «Будет исполнено, милорд»?

Последние слова Карл произнёс нарочно заискивающе, передразнивая угодливую, приторную подобострастность придворных. Лорд Эдвард поморщился, словно съел что-то кислое, но в этот раз промолчал.

– Ты изнурён их дотошным поклонением, – со смешком продолжал мужчина. – Они все тебе хуже горькой полыни осточертели… не так ли? Только со мною ты позволяешь себе откровенность. И ты приходишь сюда, приходишь, потому что тебе больше некуда идти. Ты дал им все возможные свободы, легализовал все пороки, но они всё равно остались рабами. Впрочем, на то и был расчёт: вседозволенность всегда ограничивает больше, чем манящие, будоражащие запреты, которые так хочется нарушить. Ты прав, наверняка я буду горько сожалеть, если однажды ты не явишься сюда. Но это потом. А сначала – сначала я буду ликовать: упиваться мыслями о твоей смерти и представлять в красках, как именно это было сделано. В этот день я буду самым счастливым человеком в Бреонии…

– Ты хотел сказать, оборотнем? – колко уточнил лорд, одним лаконичным ударом прерывая этот поток мечтаний. Несбыточных мечтаний.

– Именно, – помрачнел мужчина, тяжело возвращаясь на грешную землю. – Однако, благодаря твоим стараниям, я уже и забыл о своей второй ипостаси.

Лорд Эдвард тем временем придирчиво обвёл взглядом помещение, проверяя работоспособность наложенных магических заклятий, поправил кое-где ослабевшие. По всему периметру камеры, так, чтобы до них невозможно было добраться, были зафиксированы драгоценные камни, которые удерживали сущность заключённого в неизменном состоянии.

– Если ты недоволен, я могу закрепить тебя в ней. Скучаешь по когтям и шерсти, Шарло? Ну, посидишь на цепи год-другой, глядишь, снова захочется быть человеком.

– Делай что хочешь, пока я в твоем распоряжении, – равнодушно пожал плечами узник. – Кто знает, как всё обернётся. А пока развлекайся.

Лорд Эдвард беззлобно рассмеялся. Однако твёрдости характера пленника нельзя было не признать. Немалая душевная сила оставила зримые следы на его лице – следы размышлений, тревог и сомнений… следы принятых с кровью решений. Слишком резкие черты, слишком жёсткие характерные складки.

– Когда же ты потеряешь свой оптимизм, Шарло? – Правитель рассматривал пленника с каким-то естественнонаучным интересом, как лабораторную крыску. – Как наполовину зверь ты должен был давно утратить нерациональное человеческое чувство – надежду. Но её из тебя ничем не получается выбить.

– Ты прекрасно знаешь, что во мне доминирует человеческая природа, а не звериная.

– И тем не менее ты не человек. Или лучше сказать – недочеловек. – Лорд Эдвард желчно усмехнулся, отбрасывая маску доброжелательности. – Ты предал человеческий род за возможность пробуждения иррационального, за возможность уходить в обратный мир, мир с обратной организацией пространства и времени. Для людей ты навеки стал чудовищем. Кстати, если забыл, могу напомнить, когда ты последний раз примерял свою хвостатую ипостась. Тридцать четыре года назад, в тот самый день, когда я вынужден был собственноручно казнить своего сына. Я казнил его из-за тебя, а ты в это время пытался трусливо удрать из города, смекнув, что переворот не удался.

– Нет, Эдвард, – насмешливо возразил оборотень, ощерив клыки, которые даже в нынешней ипостаси очевидно превышали размер и остроту человеческих, – ты казнил своего сына вовсе не из-за меня. А из-за того, что тот был законченным мерзавцем и властолюбцем и захотел прикончить тебя, грезя о титуле лорда. Он заслуживал смерти.

– Но ты же не станешь отрицать, по крайней мере, что именно ты надоумил его и любезно взял на себя все хлопоты по организации заговора? – На сей раз правитель пропустил мимо ушей панибратское обращение, хотя, безусловно, заметил, как его попытались слабо куснуть.

Глупый ручной оборотень всё никак не отвыкнет кусаться.

– Не стану, – охотно согласился Карл. – В какой-то мере я даже горжусь, что участвовал в той давней авантюре, пусть она и не удалась. Славные были деньки, славные люди. Ты ведь и сам наверняка вспоминаешь те времена? Когда вокруг еще были люди, которые позволяли себе мыслить.

– Мыслители зашли слишком далеко и превратились в преступников и заговорщиков, – отрезал маг. – Но довольно об этом. Предадимся ностальгии в следующий раз. Благо времени у нас будет предостаточно.

– Да… я вижу, сегодня ты пришёл не только поиздеваться и отточить свой язык, вспоминая о прошлом. Волны твоей ауры расходятся еще холоднее, еще невыносимее, чем обычно. Ещё немного, и они начнут ранить даже моё физическое тело. Ментально я уже чувствую боль. Что случилось?

– Ты всё такой же блестящий интуит, как и прежде, Шарло, – вынужден был признать лорд Эдвард. – На это я и рассчитывал. Не буду томить тебя – посмотри сам.

Получив позволение, мужчина медленно поднял голову, устремив на лорда жёсткий застывший взгляд. Глаза его оказались мраморными: жёлтый, зелёный и коричневый цвета расползались кляксами в радужках, проникая друг в друга, чуть расплываясь на витиеватых, неровных границах. Подобное крапчатое распределение цвета считалось для человеческой расы пороком, признаком дурной крови, хотя после долгих лет практики встречалось у некоторых магов и было известно в их среде как «глаза цвета драгоценных камней». Несмотря на слабое, практически отсутствующее освещение, зрачки мужчины были стянуты в тонкие, едва видимые вертикальные чёрточки.

Нехорошие, опасные глаза.

Узник жадно вгляделся в стоявшего перед ним правителя. Волевые, хищно заострённые черты лица расправились и осветились удивлением. Он будто бы смотрел внутрь: не на человека, а на вибрации его энергетики, на окраски его силы, по которым многое можно было понять.

Удовлетворившись, Карл обратил внимание и на очевидные внешние признаки – непривычно короткие белые волосы; необыкновенно простые, удобные одежды траурных цветов; защелкнутые на предплечьях боевые алмазные наручи с выгравированными на них трёхлепестными лилиями, помимо стандартного набора перстней. Не привлекающий излишнего внимания тёмный дорожный плащ и высокие сапоги со штиблетами. За пояс заткнут массивный дисциплинарный кнут, которым при желании и должном мастерстве можно убить с одного удара. У левого бедра на богато украшенной перевязи – лёгкий, чуть изогнутый меч.

Карл хорошо знал этот великолепный клинок со сложной узорчатой гравировкой на лезвии – легендарный меч-призрак. Он пришёл из тех давних времён, когда не было ещё изобретено огнестрельное оружие и умение фехтовать требовалось каждому, чтобы выжить. Из тех давних, растворившихся в человеческой памяти времен, что и сам лорд Ледума. Конечно, сейчас меч представлял собой скорее элемент декора, нежели подлинное оружие. Хотя, чем чёрт не шутит, иногда и его приходилось пускать в ход.

Иными словами, облик лорда-защитника Ледума сегодня являл собой вид опытного боевого мага в состоянии полной готовности. Давненько же такого не доводилось видеть.

– Тебя пытались убить, Алмазный лорд. Но, похоже, первоклассные защитные камни отвели от тебя беду – за тебя умер другой человек… одной с тобой крови. Твой младший сын. Но и старший, судя по всему, готовится пополнить главную достопримечательность Ледума – фамильное кладбище инфантов. Подозреваешь его?

Лорд Эдвард отрицательно покачал головой, пропустив шутку на грани фола.

– Не думаю, – поджал губы правитель. – Эдмунд слишком труслив для того, чтобы предать меня. Слишком слаб, слишком бездарен – и понимает это. Он не самоубийца.

– Несомненно. Но Эдмунд и не глупец. Он знает, что обладает преимущественным правом на престол, но вряд ли когда-то дождётся его. И я вижу, что совесть его нечиста. Он боится, боится наказания.

– Всё так. Это потому, что инфант скрыл от следствия некоторые важные факты… Утаил то, что обязан был сказать. Скажи лучше, как было совершено покушение? И кто стоит за ним?

Карл ещё ненадолго задумался, не отрывая от лорда Ледума своих неподвижных глаз. Янтарные оттенки в радужках оборотня стали совсем яркими, пятнисто светясь в полумраке, что выглядело, мягко говоря, жутковато. Любого нормального человека мороз бы продрал по коже, потому как сразу становилось понятно: перед ним – нелюдь.

– Не вижу, – сказал наконец узник, устало прикрыв веки. Призрачное сияние радужек померкло. – Это было что-то особенное. То, чего нельзя ожидать. То, что не оставляет следов.

– Как если бы для убийства использовали шерл? – нетерпеливо подсказал лорд Эдвард.

– Шерл? Не может быть! Вот оно как обернулось… – с большой долей скепсиса протянул оборотень, что-то прикидывая. – Трудно, но, в принципе, возможно.

– Это всё, что ты можешь сказать? – В тоне лорда появились тяжёлые, дурные нотки. – Если не понял, Карл, я интересуюсь не из пустого любопытства.

– Я догадался. – Узник ощутимо напрягся, услышав, что его назвали полным именем, хоть и постарался это скрыть. Лишь в голосе чуть-чуть отдалось раскатистое утробное рычание – как отзвук далёкой нестрашной грозы.

– Мне нужны ответы на мои вопросы.

– Прости меня, лорд. Все отпечатки, все следы тщательно затёрты. Работал мастер высокого класса.

Оборотень был прекрасно осведомлен, почему до сих пор оставлен в живых. Конечно, не из-за желания лорда таким прихотливым образом отомстить за смерть сына или организацию давнего заговора. Карл обладал не только редкими знаниями, которые потихоньку и с большим трудом, но всё же удавалось вытянуть из него, но и редчайшими, поистине уникальными навыками, которые нельзя было отобрать, но зато можно использовать. Правитель Ледума привык уважительно относиться к такому набору ума и способностей, а потому высоко ценил своего пленника, который отнюдь не всегда был таким своеобразным.

Родился Карл человеком, с обыкновенными, ничем не примечательными карими глазами, но с живым умом и талантом работать с минералами.

Талант мага сродни таланту музыканта. В принципе, любой человек может хранить дома скрипку и время от времени любоваться инструментом, гордясь его историей и стоимостью, и даже демонстрировать друзьям. Некоторые с разной степенью успеха пытаются научиться извлекать из музыкального инструмента всевозможные звуки и даже составлять из них композиции различной сложности и красоты. При должном терпении и постоянной практике отдельные ученики в конце концов становятся профессионалами своего дела. Но это всё же не вершина. Только единицы способны сочинить или сыграть поистине гениальные, уникальные вещи, повторить которые невозможно. И тут сухой академизм становится бессилен: разжечь такое пламя может только искра изначального таланта, которая либо есть, либо нет.

Карлу повезло – ему выпал этот счастливый случай. Но предприимчивому магу оказалось мало дарований природы. У всех магов имелось одно, но очень существенное слабое место: без доступа к камням они превращались в самых обычных людей, полностью теряя свои преимущества.

Карла это не устраивало. Он вознамерился овладеть силой, которая не зависела бы от внешних условий. Силой, которая крылась бы в нём самом.

И, как ни странно, магу это удалось.

Вообще, чтобы обрести возможности оборотня, нужно родиться оборотнем. Это самый простой и надёжный способ, изобретённый самой жизнью. Такие назывались истинными оборотнями. Но особо любопытные и страждущие выяснили, что имеются и другие пути заполучить заветную способность к трансформации, быстрым реакциям, нечеловеческой силе и связям с обратным миром.

Одним из них и воспользовался Карл, а именно: требовалось съесть собственноручно вырезанное из груди ещё бьющееся сердце оборотня, вошедшего в полную силу. Не очень-то эстетичный обряд, но овчинка, несомненно, стоила выделки.

Карл выбрал представителя самой древней и сильной семьи – оборотней, принимающих обличье волков. Конечно, это была рискованная операция, чреватая самыми разными негативными последствиями: от неконтролируемых обращений до невозможности вновь принять человеческий облик. Всего этого, к счастью, удалось избежать, однако без побочных эффектов не обошлось. Прежде всего, это была невозвратность преобразования и невозможность оставлять потомство из-за серьёзного генетического сбоя. Но на это Карл оказался готов пойти.