Учимся анализировать художественный текст. Учебно-методическое пособие

В стихотворениях Ф. И. Тютчева и Н. М. Рубцова – иные принципы создания образа природы и иное его семантическое наполнение.

С первых же строк тютчевского стихотворения мы видим, что здесь нет разделения мира небесного и мира земного: облака отражаются в воде (река – зеркало). И облака, и река, и дубровы, и поля – это единый образ природы, в неизменном виде существующий в двух временных планах: сейчас (1—2 строфы) и через века (3 строфа). Идея вечности, нетленности природного мира акцентирована на морфологическом уровне: во всех немногочисленных глаголах деактуализирована сема активного действия. Динамичность строки «В искрах катится река» нейтрализует сравнение «словно зеркало стальное». Глаголы «тают», «веет», «ушла» передают в данном контексте не действие, а состояние природы, точнее, ощущение этого состояния лирическим героем. (Не случайно и упоминание зноя, самого неподвижного, неактивного периода природной жизни.) Ощущение остановившегося времени поддерживается и фонетически: аллитерации на [л], [м], [н], ассонансы на [а], [е], [о] (а также звуковая «легкость», обусловленная обилием пиррихиев) создают образ нетронутой, неподвижной красоты.

В стихотворении Н. М. Рубцова «Душа хранит» тот же статичный образ природы: в тексте всего четыре глагола-действия, при этом интенсивность действия пронзает нивелируется метафорой водное стекло, действия протечет – наречием неслышно; глагол не свергнуть дан с отрицанием. Единственное активное действие – в глаголе хранит, но в самом значении слова уже содержится сема временной протяженности или даже вечности. Идея стихотворения Рубцова «Душа хранит» та же, что и у Тютчева, однако в ином временном ракурсе: прекрасная природа, которая богата не только нетронутой красотой, но и духовным содержанием, уходящим в глубь русской истории, природа, от которой неотделим Божий храм, существует сейчас, однако в будущем только душа сохранит «всю красоту былых времен». Пейзаж Рубцова – это некая историческая память о наших национальных духовных ценностях, т.е. образ сферы душевного мира, поэтому и вечная красота природы существует именно в душе.

Другой вид задания на сопоставление – сравнительный анализ стихотворений, в которых использован один и тот же образ, при этом стихотворения написаны одним поэтом. Так, например, интересно проанализировать смысловое наполнение и функции образа листьев в стихотворениях Ф. И. Тютчева «Листья» и «Первый лист».

Ф. И. Тютчев. Листья

Пусть сосны и ели
Всю зиму торчат,
В снега и метели
Закутавшись, спят.
Их тощая зелень,
Как иглы ежа,
Хоть ввек не желтеет,
Но ввек не свежа.

Мы ж, легкое племя,
Цветем и блестим
И краткое время
На сучьях гостим.
Все красное лето
Мы были в красе,
Играли с лучами,
Купались в росе!..

Но птички отпели,
Цветы отцвели,
Лучи побледнели,
Зефиры ушли.
Так что же нам даром
Висеть и желтеть?
Не лучше ль за ними
И нам улететь!

О буйные ветры,
Скорее, скорей!
Скорей нас сорвите
С докучных ветвей!
Сорвите, умчите,
Мы ждать не хотим,
Летите, летите!
Мы с вами летим! 1830 г.

Комментарии

Содержательно стихотворение – в контексте поэтического настроения Тютчева этого периода (к.20-х-н.30-х гг.), которое Н. В. Королева определяет как «умиротворенное или восхищенное созерцание мира с его всеобщей гармонией». Перед нами поэт-философ, размышляющий о мире.

Образная система стихотворения построена антитезно. При этом антитеза основана не только на устойчивом, общепринятом смысле явлений (хвойные (сосны и ели), которые не сбрасывают иглы осенью, – лиственные, с которых осенью опадают листья), но и на контекстуальных смыслах, образующих философский подтекст.

Зелень «сосен и елей»

Хоть ввек не желтеет,

Но ввек не свежа.

Здесь (в отличие от общепринятых представлений) зеленый цвет, имплицитно обозначенный, оказывается цветом «несвежим». Хвойные «спят», и сон в контексте стихотворения обретает смысл «отсутствие жизни»; о них говорится как о неживых: тощая зелень, торчат. Они не знают поры цветения, увядания… и снова возрождения, цветения… они не вовлечены в постоянный природный круговорот всеобщего обновления; хвойные – за рамками живого мира. Именно в таком смысловом ракурсе иглы противопоставлены листьям. «Жизненность» листьев подчеркнута, в первую очередь, тем, что лирический рассказ ведется от их лица (вторая строфа начинается местоимением первого лица «мы»). Листья рассказывают о своей жизни, гармонизирующей с природным циклом, а потому постоянно меняющейся: они – легкое племя, на сучьях лишь гостят, однако очень ценят время, когда можно было цвести и блестеть, когда

………были в красе,
Играли с лучами,
Купались в росе!..

Но время прошло, наступила другая пора, пора, когда вся природа погружается в сон (вспомним первую строфу), однако в конце стихотворения происходит поэтическая подмена: сон как «отсутствие жизни» заменяется осенним полетом.

Мы ждать не хотим,
Летите, летите!
Мы с вами летим!

Полет не как исчезновение и смерть, а как новая жизнь, надежда на новую весну, как вечное движение, вечное обновление жизни.

В стихотворении «Первый лист» (см. ниже) листья – молодые, первые, здесь – последние, но в обоих случаях в художественном пространстве стихотворения они утверждают жизнь, точнее философское отношение поэта Тютчева к жизненному природному круговороту.

Однако в стихотворении есть и другой подтекст, ставящий перед читателем вопрос. В вечный природный круговорот вовлечены листья, монотонно, из года в год сменяющие друг друга; нет сожаления о том, что умирают одни, потому что родятся другие; листья безличностны. Человек рождается и умирает однажды, но он – личность, индивидуальность. Что лучше: безличностно возникать и исчезать, и так бесконечно долго, или жить один раз, но своей неповторимой, индивидуальной жизнью?

Ф. И. Тютчев. Первый лист

Лист зеленеет молодой.
Смотри, как листьем молодым
Стоят обвеяны березы,
Воздушной зеленью сквозной,
Полупрозрачною, как дым:

Давно им грезилось весной,
Весной и летом золотым, —
И вот живые эти грезы
Под первым небом голубым
Пробились вдруг на свет дневной.

О, первых листьев красота,
Омытых в солнечных лучах,
С новорожденною их тенью!
И слышно нам по их движенью,
Что в этих тысячах и тьмах
Не встретишь мертвого листа. 1851 г.

Комментарии