Определенно, она надо мной издевается.
– Давно не виделись. Ну пусть приходит, гаденыш.
– Спасибо.
Кина соизволила наконец заметить, что мы с ней не одни. Она мило поулыбалась солдатам. Помахала ручкой моим исманам. Потом взглянула на эльфа…
Взглянула еще раз.
А он – на нее.
«Ладно, – решила я, – пусть поживет пока этот длинный. Мне ни он, ни коротышка, похоже, не опасны. Эльф с менестрельки моей глаз не сводит. Гоббер в миску уткнулся, если бы мог – целиком бы туда залез. А вот Кина альбиносом заинтересовалась, и это славненько – все девочке веселее…»
Стоп! А как же я-Эльрик?!
Это, кажется, ровным счетом никого не волновало.
– Слышь, красотка… – кряжистый солдатик, как его бишь… да, Дорли, кинул на меня осторожный взгляд и поправился: – Простите, сударыня, вы, я вижу, музыкант.
Обращался он, понятное дело, к Кине, а не ко мне. А на меня косился, потому как понял чутьем своим солдатским, что если тут за неучтивость от кого и можно получить, так как раз от благородной леди Трессы.
Эльфиечка окинула Дорли безразличным взглядом, сняла с плеча лютню, расчехлила ее эдак неспешно. И даже подстраивать не стала – только что, видать, в замке распевала для благодарной публики, – сразу пальцами по струнам. Лютня аж вскрикнула. То ли заговорила, то ли заплакала, то ли смехом рассыпалась. Одна музыка. Без слов. Зачем такой музыке еще слова какие-то?
Эльфийская музыка мало кого оставит равнодушным. Этого у ушастых не отнимешь – умеют. В казарме не то что говорить – есть перестали. Все как один на Кину уставились… Не на Кину даже. На музыку. Если можно музыку увидеть. Эту можно было. И увидеть. И почувствовать.
Только маленький, тот, который гоббер, спрыгнул со скамьи и отправился на улицу. Судя по всему, к музыке он равнодушен. Поколебавшись между желанием послушать Кину и любопытством, я выбрала второе. И, оставив менестрельку под сомнительной охраной длинного, пошла вслед за гоббером. Воздухом подышать. В казарме, знаете ли, душно.
Малыш дотопал до ворот. Уселся там на скамеечку. Для чего в воротах скамеечка? Чтобы страже спать удобней было? И достал из кошелька на поясе трубку и кисет с табаком.
Ага. Вот и повод познакомиться.
Я подошла к гобберу, села рядом, набила трубку, поискала огниво. Разумеется, не нашла и, как любой на моем месте, попросила огонька у соседа.
А тот, услышав мой голос, подскочил, выронил трубку и… рухнул на колени перед скамейкой (мне в голову не пришло, что он преклонил колени передо мной).
– Кто вы, прекрасная дама?
– Что?!
Флайфет! Шефанго с эльфийским голосом. Прекрасная дама… Нет, я не спорю, с точки зрения соотечественников я очень даже ничего. Но гоббер…
Меня разобрал смех.
Гоббер поднялся с земли, изумленно на меня таращась. Трубка его валялась шагах в трех от нас, но он не смог бы ее разглядеть. Темно. И меня разглядеть он не мог. Даже то, что я в маске.
– Чем вызван ваш смех, миледи?
Я попыталась ответить. И меня снова согнуло.
В конце концов, отсмеявшись и отдышавшись, я таки прикурила от его огнива. Подняла и вручила гобберу его трубку. А потом, затянувшись, дала ему разглядеть мои глаза.
– Вы не эльфийка?
– Вы на диво сообразительны. А вы кто?
– Сим, – церемонно поклонился гоббер. – Монах Ордена Белого Креста.
– Гоббер-Опаленный? Забавно.
– Я сумел преодолеть заблуждения предков и нашел дорогу к Господу, который является истинным Богом и карает тех, кто примет дары Его.
– Бредово звучит, извините, конечно.
– Да я и сам иногда сомневаюсь. Это все и вправду на бред похоже. – Гоббер пожал плечами. – Но попробуйте растолковать что-нибудь отцу-настоятелю.
Слово за слово, разговор пошел… пошел даже лучше, чем я ожидала. Оказалось, что собеседник мой весьма словоохотлив, меру он знал, но угрожающе балансировал на самом краю. Он рассказал, что они с Элидором, этим самым эльфом, красноглазым длинным уродом, выполняли задание своего ордена. А теперь возвращаются.
Один из монастырей Белого Креста располагался в часе езды от замка.
Я эти места недолюбливала. Орденские монахи – штука такая, если они кого за рилдиранина примут – только успевай сматываться. А я этого делать сроду не умела. И вообще, Белый Крест обладал в западной части Мессера немалым влиянием. Вот почему монахов наших так шустро в замок впустили. И капитан на раз-два, построившись колоннами и шеренгами, побежал докладывать об их прибытии.
– Послушайте, Сим, а эльф, он что, тоже верующий?
– А как же. Такой же, как я.
– Понятно.
– Элидор у нас – ух! – неопределенно заметил гоббер. – Видали, какой он мрачный? У него эта… как ее… амнезия!
– Что-то венерическое?
– И это тоже. Но чуть позже.
– Ничего не понимаю.
– Амнезия, – важно объяснил мне Сим, – это потеря памяти. Он ее потерял. Совсем. Ничегошеньки не помнит. А потом еще женщина. А у него целибат. Но он женщину все равно… того. По заданию ордена. А орден его за нарушение целибата тоже… того.
– Что? И он позволил?
– А куда от отца-настоятеля денешься? Да вы не подумайте чего! В монастыре на него, по воле Божьей, просто епитимью наложили. Сур-ровую. Стр-расть!
– Сим, а вы в монастырь надолго вернулись?
– Нет. Нас теперь обоих накажут, – сообщил гоббер с ноткой гордости. – Накажут и пошлют.
Определенно, наш разговор так и норовил свернуть в области, более подходящие мне-Эльрику, а не воспитанной даме Трессе. А в Картале усилен гарнизон. И монахи вернулись, выполнив задание Белого Креста. Назовите меня мнительной идиоткой, но я могу косу дать на отрезание, что вернулись они с Востока.
Интересно.